Жили старик со старухой. Сборник
Шрифт:
Влад начал догадываться о происходящем. Хозяйка давно подбивала клинья, но не к Генке, а к нему, но сейчас, видно, ей было абсолютно всё равно, кто является её женихом в эту минуту.
Генка пришёл быстро.
– Всё, спит, – доложил он.
– Быстро же ты её усыпил!
– А я сразу понял, чего она добивается. Теперь мешать нам не будет.
Только сели за сопромат, раздался звонок в дверь. Пришёл Юра.
– А я думал вы отмечаете сдачу экзамена с вином и девочками.
– Мы и в самом деле отмечаем вином, а девочки нам надоели, – ответил Влад.
– А что, разве они есть?
Влад почему-то
– Конечно, есть! В другой комнате.
– Так чего же вы теряетесь?!
– Я тебе уже сказал: нам с Генкой девочка, которая лежит на кровати в соседней комнате, уже надоела.
– А мне-то не надоела! Можно, я с ней поговорю?
– Можно, но сначала сядь, выпей с нами.
Влад налил всем вина. Юрка выпил и сразу же вскочил.
– Так можно, я схожу?
– Теперь или.
Его сдуло, как ветром. Ребята едва сдерживали смех, зная, что сейчас Юрка увидит вместо девочки страшную пожилую женщину с квадратной фигурой.
Юрка обратно не выскочил. Слышались опять шуршание, ёрзанье и скрип кровати. Хозяйка оказалась довольна сегодня вдвойне. Юрка через некоторое время пришёл.
– Ребята, без обид, вы разрешили.
Влад продолжил розыгрыш:
Мы-то разрешили, но ты так быстро ушёл, что я не успел сказать – эта женщина серьёзно больна, поэтому мы её не трогаем. Да-да, ты понял правильно, больна этой самой болезнью.
То, что произошло, надо было видеть! У Юрки исчезло лицо. Оно мгновенно стало каким-то зелёным и до невозможности испуганным.
– Но, вы же сказали…
– Мы сказали всё правильно – она нам надоела. Дальше ты и слушать не стал. Мы и подумали, что ты специалист, сам всё знаешь. Разве она тебе ничего не сказала?
– Она меня обняла, но, молча и, похоже, просыпаться не захотела.
– Теперь у тебя есть повод для раздумья.
– Налейте мне вина.
– Генка налил ему почти полный стакан. Юра молча выпил, но сидел всё с таким же каменным лицом и не пьянел. Он смотрел куда-то сквозь пространство, занятый глубокой думой и ничего не замечал. Он не видел даже того, что друзья едва сдерживали смех, отворачивая лица. У них наконец-то поднялось настроение. Товарища было жалко, но они тянули время, не говоря ему правду и смотря на его страдания, втайне веселясь, довольные своей шуткой.
– Юра, тебе бы радоваться, свалил экзамен, перешёл на второй курс, а ты сидишь мрачный, как налим под корягой, – сказал Влад.
– Чему мне радоваться? Экзамен я бы всё равно додолбил, а сейчас вы меня совсем расстроили.
– Юра, а ты знаешь, что зараза к заразе не пристаёт? Если у тебя была какая-нибудь болезнь, другой болезнью ты заболеть не должен. Успокойся, может, это не смертельно. Никто не думал, что ты так сильно соскучился по девочкам.
– Могли бы меня и остановить!
– Ну, уж нет, экзамен тебе помогли свалить, вина налили, слишком много ты хочешь, чтобы за тебя всё делали! Ты сильно не переживай, болезнь сразу не проявляется, успеешь сдать сессию, а уедешь к жене, там и будешь лечиться, как примерный семьянин, не спеша и обстоятельно, в кругу семьи, можно сказать, с комфортом.
– Вам хорошо издеваться. Хороший будет комфорт!
– Семейный комфорт и уют.
В
дверь позвонили. Пришли соседи, такие же студенты, жившие в смежной квартире. Стало шумно и тесно. Всех усадили за кухонный стол продолжать праздник.– А у вас тут весело, только Юра какой-то грустный, – сказал Вася, шутник и балагур.
– Юра заболел, – сразу ответил Влад.
– Что-нибудь серьёзное?
– Очень серьёзно – это редкая болезнь. Вот у него и нет настроения.
От шума проснулась хозяйка и тоже пришла на кухню, растрёпанная и всклокоченная.
– Мальчики, вы шумно готовитесь, меня разбудили.
– Матвеевна, кто же днём спит? – спросил Генка, – Днём надо петь песни, – он попытался напомнить о недавнем её эстрадном выступлении, но она, похоже, уже ничего не помнила.
– Мальчики, у меня что-то во рту сухо, нет ли чего-нибудь запить?
Незамысловатый намёк был понятен без лишних слов. Генка плеснул ей немного вина в стакан.
– Ой, спасибо, а то у меня что-то аппетит разыгрался!
– Накормить мы тебя не можем, вари сама.
Она обвела взглядом всех и ушла в комнату.
– Мне приснилось, Владик, что ты спал со мной, – на ходу сообщила она.
Никто уточнять не стал. Просто всем стало весело, а Юра был всё такой же грустный.
– Юра, а ведь ты не болеешь! – сообщил Влад.
– Как это не болею? – Дятел не мог осмыслить произнесённую фразу.
– А так – не болеешь, мы пошутили.
– Ничего себе шуточки, вы меня чуть рассудка не лишили.
Матвеевна услышала последнюю фразу:
– А вас пора в Кащинку! – она опять пыталась петь и плясать.
– Весело тут у вас, – сказал Саня, – Нас в квартире трое, но тишина и покой.
Юра изрёк свою коронную фразу:
– Мы долбим сопромат, поэтому у нас весело. Сегодня додолбим, а завтра опять свалим, – он постепенно отходил от пережитого ужаса и доже пытался шутить, – Пожалуй я пойду в магазин, моя очередь, да и за помощь на экзамене надо рассчитаться.
Юра ушёл, а Влад рассказал Василию и Саньке, как они пошутили над Дятлом. Все долго смеялись.
– Влад, пойдём, потанцуем, – Матвеевна опять нарисовалась в дверном проёме, – А за этими сейчас приедут, их давно пора в Кащинку.
– Я, Матвеевна, не танцую. Ты бы шла, погуляла. У нас тут мужские разговоры и нам надо готовиться к экзамену.
– Я пойду к соседке, – было удивительно, но Инна Матвеевна безропотно подчинилась и пошла к выходу.
– Куда это вы хозяйку спровадили? – на пороге стоял Юра с пакетом в руках. Он не присутствовал и десяти минут, – Там какие-то тёмные личности раздают листовки, я одну взял, сейчас почитаем.
Листовка возвещала о великом застое, приведшем к кризису власти и о новом дуновении времени в лице какого-то Ельцина, берущегося переустроить жизнь в Советском Союзе на западный манер со сверхизобилием и свободой личности, далее была его биография со списком передвижений по партийной лестнице на руководящих постах.
Ни о каком Ельцине студенты до сего времени не слышали, но смутные разговоры о переустройстве в стране упорно ходили. Возможно они были вызваны вот такими листовками.
– Ну, Юрка, ты всегда куда-нибудь встрянешь! – сказал Генка, – То болезни тебя преследуют, то политическое переустройство тоже без тебя не обходится.