Жирандоль

Старшая Шевелева не больно верила в счастливое музыкальное будущее, ее больше беспокоило сестрино затянувшееся одиночество. Взрослые и умные понимали, что со скрипкой в изнеженных руках найти жениха не легче, а труднее, мужчины хотели, чтобы любили их самих и ухаживали только за ними, а музыка такого не терпела, она требовала безоговорочного поклонения. Даже без скрипичных грез с женихами наблюдался некомплект, пригодный для брака фонд после войны совсем поредел и измельчал. Фронт выгрыз невосполнимые плеши в мужском населении. Остались инвалиды и контуженные, и даже они шли нарасхват, поэтому робкие и неуклюжие атаки Айбара Инесса воспринимала с воодушевлением, а Агнесса – с опаской.

Он наведывался к Авербухам с гостинцами от навечно благодарной Антонины. Иногда угощенья приобретались на базаре, реже – в соседнем гастрономе. Лев Абрамович радовался визитам: во-первых, можно неформально поболтать про завод с рядовым станка, во-вторых, он все время надеялся на известие о пропавших сестрах. Кто-нибудь на бесконечных перекрестках войны непременно должен был повстречать если не Берту или Лию, то соседей по местечку, по гетто, по концлагерю. Хоть какая-то ниточка рано или поздно высунет хвостик, покажет, в какую сторону копать. Но пока из приятностей обнаруживались только варенье и сушеная слива.

В неспешных чаепитиях под музыку малинового абажура Айбар полюбил скрипку, выучил несколько громких имен и даже начал отличать Баха от Бетховена. Он много читал, книги ему сначала подсовывал пятиклассник Герман – те, что поинтереснее, про индейцев, пиратов и искателей сокровищ, потом выпускница Бронислава – те, что ей рекомендовала мать, в основном классику. Он вполне обтесался, правильно держал приборы и употреблял в речи имена романных персонажей. Во время третьего визита попробовал на вкус домашнее имя Ася, оно прокатилось земляничкой по языку и уютно заворковало внутри, в следующий раз он хотел пригласить ее в кино, но напоролся на скрипичное занятие. Не повезло! Что ж, он мог встречать и провожать, носить инструмент, говорить про умное и важное, хоть этого топлива пока не доставало, чтобы поджечь костерок и в ее груди. Утро начиналось с мысли, сколько дней еще можно обождать, прежде чем заявиться к Авербухам, сон приходил под придумывание предлогов. Главное, чтобы из-за угла не выскочил кто-нибудь пошустрее и не выхватил добычу, не увел замуж. Как же тогда он, куда станет ходить и о ком думать?

Влюбленная в одну лишь музыку, Агнесса хитрила: не давала приказа встречать ее у подъезда Арсения Михайловича, но и не запрещала. Высокую сутулую фигуру она замечала как будто случайно, никогда не брала под руку, просто кивала вдоль темной мостовой, мол, пошли вместе, раз нам все равно по пути. Получалось, что он осаждал немой бастион. Разговоры сводились к общественно-значимому, не заползая на личную территорию, но плотина все равно подмывалась, начинала шататься. К ее увлечению музыкой он относился без понимания, но с сочувствием, считал, что еще не дорос, что все впереди, надо только учиться. Пока же хватало и ее запальчивых рассуждений про ноты и фуги.

Айбар еще не развелся, только съездил разок навестить сына и между делом буркнул про свои планы. На Ак-Ерке ему смотреть не хотелось, не из злобы, а просто так, неинтересно. Она попробовала что-то сказать, но беззубая реплика не зацепила, и большеглазая умолкла, прикрыв лоб праздничным платком, который долго берегла для встречи с ним, надеялась снова пленить. Он забыл о ее неумелой попытке обратить на себя внимание, едва за спиной чавкнула калитка. Бегом до станции, на поезд, на завод, к себе, вернее к Агнессе.

Осень прошелестела желтым покрывалом и скукожилась в ожидании лихих метелей. В декабре Арсений Михайлович заболел, потом Асю закружили предновогодние хлопоты, встречи-проводы отодвинулись. Январь 1947-го выдался, как назло, морозным, подолгу гулять не получалось, скрипучая пробежка по сугробам и короткое «до свидания» перед ледяной броней подъездной двери. Айбар заготавливал умные суждения и с нетерпением ждал каждого профессорского урока, как будто это он собирался поразить слушателей виртуозной игрой, как будто ему выступать и срывать аплодисменты. Поглощенная скрипкой, Агнесса даже не всегда помнила, что ее встречали после занятия.

В марте город затопило отступавшими снегами, лужи нападали на калоши и безжалостно повергали их вместе с валенками. С мокрыми ногами не разгуляться. Народу на улицах прибывало: угрюмые инвалиды вылезали из зимних берлог, рахитичные дети мастерили первые рогатки, неутомимые хозяйки отчаянно колотили во дворах перины и половики. Большая часть эвакуированных после победы не тронулась с мест, наоборот, обживалась и пускала корни. Город зажужжал стройками и загудел новыми дорогами. Айбар заканчивал школу рабочей молодежи, в начале лета намечался выпускной, на который он планировал пригласить Асю и объясниться. Их часто видели вместе. Девушки-казашки из самодеятельности, как и положено между подругами, обсуждали после репетиций ухажеров и, не стесняясь, прохаживались любопытными язычками по Айбару:

– Мой Нуржас летом сватов зашлет, скорее бы! – хвасталась кудрявая золотоглазая Зауреш.

– Поздравляю! Как здорово! – Агнесса обняла подругу изо всех сил и чмокнула в тугую щеку. – Совет да любовь!

– А этот высокий казах твой жених, да? – В словах смешливой Баян сквозила не зависть, а обычное девичье любопытство.

– Нет, просто знакомый.

– Ой, да ладно, мы ж не смеемся над тобой! – Зауреш игриво дернула за свисавший с Асиного воротника шнурок. – Симпатичный парень, бери его.

– Да, очень красивый. – Смуглая Баян сняла очки, протерла и водрузила на место, на плоский носик, чудом удерживавший массивную дужку. – Такой высокий… Почему не хочешь?

– Я… просто не люблю его… кажется. А что, он правда красивый?

– Конечно! – Обе подружки мечтательно заулыбались. – Ты посмотри, какие глаза: зеленые, как трава, прохладные, аж напиться можно. Лоб высокий, мне бы такой. – Зауреш с досадой потерла свой вполне симпатичный лобик под ровной челкой.

– Да вы шутите, – догадалась Агнесса.

– Правда красивый, глупая. И ходит за тобой который месяц. Не упускай!

– Слушайте, девчонки, а вы моего зятя видели? Жезде?

– Бастык-ага? [140] Конечно, видели. Мой отец работает на заводе. – У Баян задвигались черные косички, возможно, оттого, что навострились ушки.

– А он красивый? – Ася заранее подготовила коварный выпад, ее интересовало альтернативное мнение. Как так получалось, что все видели одно и то же, а оценивали по-разному? Неужели действительно красота в глазах смотрящего?

140

Бастык – начальник (каз.).

– Ну… Ты прости, – Зауреш замялась, – если честно, то он старый.

– Да-да, старенький, – пришла на помощь Баян. – И еще у него нос большой и мешки под глазами.

– Вообще голова очень большая, не по размеру. И мешки, да, просто мешки для картохи. – Девчонки прыснули и убежали.

Получалось, что Лев не для всех античный красавец, а Айбар, наоборот, не всем казался неказистым. Хм… Ася засунула поглубже глупые рассуждения и пошла на репетицию, но вечером разглядывала своего провожатого с особенной тщательностью, примерялась по росту, по длине шага, даже отстала немножко, чтобы убедиться, что у кавалера не кривые ноги. Нет, в сердце ничего не екало, рука не тянулась взять его под локоть, роковые мурашки спали крепким сном, вместо того чтобы вприпрыжку бежать по спине. Может быть, все-таки сказать «нет», не рисковать попусту своим и его счастьем?