Жить

— Когда люди придут нам помочь дом построить, о них нужно будет позаботиться. Кормить, поить… — проговорила старшая. — С собой еды у нас не так много осталось, поэтому я завтра пойду в город на том берегу Последней, куплю, что смогу. Пока меня не будет повторяй, чему тебя всю зиму учили, может и пригодится. Да и чтобы мы тут смогли свои корни пустить и землю под свою руку взять, нам надо купцов зазвать. А ради чего им сюда караваны вести? Деревни дальше почти нищие, им бы себя прокормить, лишнего на продажу и обмен нет ничего. А мы? Мы не богаче. Будут силы — походи кругом, посмотри, есть ли что полезное собрать для лекарского дела. Если есть — заготавливай. Коль что-то надо ещё, скажи до утра, поищу в городе.

Мала бросила взгляд, наполненный тоской, в сторону входа в пещеру и замолчала, а потом и вовсе задремала, только подумала напоследок, что надо бы живицей кусты у входа подкормить, чтобы тайну поглубже спрятать.

Ясна же долго держала тарелку тёплой каши в руках и молча глядела на воткнутую в разварившуюся крупу ложку. Простая еда на воде с голоду казалась вкусной, но… никогда до побега из дома, она не ела столь мало и грустно. Последний год они часто берегли соль, и сдабривали кушанье только тайком пролитые слёзы. Вкус мяса, молока и яиц уже подзабылся, только рыба порой появлялась на столе, если у Малы было время порыбачить или лишняя монетка купить улов у рыбаков.

— Ещё немного, я подожду ещё немного. И мы придумаем, как всё наладить, — наконец прошептала в сумерках Ясна и принялась за еду.

Утром Мала ушла не сразу. Она почти час учила сестру, как оставить дома половинку путеводного огонька, а потом пересаживала подлесок и подкармливала корни живикой, чтобы скрыть и пещеру, и шалаш. И лишь на три раза всё проверив, ушла.

В этот раз Мала взяла с собой немного монет из подаренного кошеля и вернулась через пять дней с навьюченной крепкой маленькой лошадкой. С собой она привезла несколько котомок зерна, репы и лука. И несколько пряников порадовать сестру.

Пока разгрузились, пока кобылку заволховали и отпустили кормиться, пока отдохнули, пришла и пора на назначенную встречу выдвигаться. Девушка взяла приготовленные заранее мешочки и начала спускаться к дороге, заодно ещё раз оглядывая всё кругом, присматривая место для будущего дома.

В деревню Мала пришла уже к полудню и удивилась встречающей толпе. На дороге стояли две гружёные доверху телеги, запряжённые грустными лошадями, а вокруг них смеялись дюжины три молодых кметов и кметок. Чуть поодаль чинно вели беседу несколько мужчин постарше и дородных женщин, и у самых ворот ожидали принарядившиеся трое старост.

— Заждались уже, заопасались не придёшь, — после обмена приветствиями начал ворчать и щуриться один из них. — Мы с вечера уж всё подготовили, с рассвета поджидаем!

— Не сердитесь, — улыбнулась Мала и протянула живику. — Я не с пустыми руками. Перемешайте с золой, чтобы равномерно на все поля хватило, и рассыпьте на землю. Этого должно хватить, чтоб на несколько недель раньше урожай поспел и ни какого жука не побоялся. В огороды раза в два больше кладите. Хорош задаток?

— Хорош, — ответил второй, незнакомый ещё староста, полноватый и в яркой нарядной рубахе, подпоясанной расшитым кушаком. — А полная плата сколько будет?

— В три раза больше. Дороже мы с сестрой не потянем.

— Тогда по рукам! Мы на стройку молодёжи собрали, пусть поучатся. Да и дома должно оставить достаточно, присмотреть, обиходить.

— Давайте уже в путь идти, там же ещё устроиться надо.

Вот и отправились со смехом и шутками по дороге, будто не тяжело работать шли, а к празднику на поляне костёр разжигать. И Мала, невольно, заулыбалась вслед за ними.

Глава 3

Сердце и монеты не стоит.

— Тут колодца не вырыть, высоко слишком и камень под землёй сплошной. Не хорошее место для дома. Ладно пока, весна, тепло, несколько недель воду от ручья потаскаем. Но вы ж, сироты, тут жить будете, как без колодца. Да и хоромы с горницей и подволоком вам на двоих-то зачем. Курную поставить, а потом, коль мужей приведёте, мужья и расстроят, — спорил, размахивая руками, Уветич.

Уветич, Добровит и Прозор — это те трое, которых отрядили за старших молодых наставлять и постройкой управлять. А с ними и их жёны, женской рукой дела улаживать Сурица, Держена и Ерга. Ещё вечером, когда лагерь на поляне обустроили, они наохались, глядя на несмышлёных сироток Малу и Ясну, особенно на младшую, и взяли их под своё крыло. Деревенским с первого взгляда было видно — городские девки, от земли далёкие, а что волховицы, так и вовсе от мира оторваны. Таких учить и учить, что детей малых, но дети хоть слушаются.

— Да и печь, я, конечно, сложу как просите, глины с берега привезём, а камней и тут хватит. Но дров она за зиму больше сожжет, чем курная, да на такие хоромы. Вас же жалеем, — поддерживал Добровит. — да и выбрали бы место поближе к любой деревне, выбирай что люба. Тут, на горе, и волки водятся.

— Нет, у нас свои разумения это место выбрать. Что волки — не страшно, отгоним, отобьёмся, да и воду принесу, сил хватит. Сестру мне жалко, пусть хоть немного дом на родной будет похож, может ей поспокойней станет, — серьёзно ответила Мала. — Да и гора эта… лучше выше вон тех трёх берёз никому не подниматься.

— Эх, девки… — махнул рукой Уветич. Он ещё раз посмотрел на нарисованный веточкой по земле план и смирился, вспомнив тяжелые пухлые мешочки живики, оставшиеся у старост. Они не сомневались, что их старшие проследят, чтобы задаток поделили по справедливости.

Утро прошло в спорах, но к полудню, отобедав, люди взялись за работу. Кто за топоры, кто за лопаты. Но сперва вбили колышки с привязанными к верху лоскутами, обозначив будущий двор и углы построек. А затем деревянной лапой с настоящими медвежьими когтями, вклеенными еловой смолой, с поклонами очертили широким кругом будущий дом.

Дни потянулись, заполненные стуком топоров и запахом сырой древесины. Дел хватало всем — надо было участок расчистить, камнями и плахами выложить, что-то выкопать, где-то присыпать, моха набрать и просушить. Да и делать всё по уму и по совести, а не как придётся. Работа спорилась, утомляла тело, веселила душу — сруб рос и уже вровень плеч стал.

И вот в одно утро Милен с самого рассвета ходит угрюм и не кушавши, только воду пил. Но дело делал, да где с голоду сил набраться? Вот и пошла в разлад вся работа, и больше не весело стало. Начали доискиваться что ж случилась, может где в укроме повздорил с кем, так отмалчивается. Так бы и осталось всё, но мимо Ясна проходила и часть допроса услышала. Остановилась, пригляделась:

— А что за щёку хватаешься? Болит? — спросила она.

— Откуда знаешь? — удивился Милен, повернувшись к волховице.

— Догадалась. Рассказывай, давно ли и сильно ли болит? — она подошла ближе и, сосредоточив немного силы на концах пальцев, прикоснулась к его щеке, прислушалась.

— Да утром как в зуб ударило и теперь не задеть. Он там и раньше, бывало, ныл, но что же с ним сделаешь, — попытался отговориться Милен.

— Подожди здесь, вернусь.

Ясна быстрыми шагами направилась к кострам, где была согретая вода и припасы. Она высыпала шепотку соли в чашку и плеснула на неё большую ложку кипятка, размешала и как могла остудила на обратном пути. Там уже вручила получившееся лекарство Милену и велела набрать в рот солёной воды и держать вокруг больного зуба. А сама приложила ладонь к щеке больного и закрыла глаза — так ей было легче отрешиться.