Жить
Шрифт:
— Благодарим за приглашение, — Кулик, отец Вереи, чуть поклонился под удивлённым взглядом жены, и по дорожке пошел от ворот к крыльцу. Женщина, оглядываясь на волховицу, поспешила следом.
Мала незаметно выпустила два огонька, один из которых влетел через окно в дом, предупреждая Ясну встретить гостей, а второй шмыгнул в пристрой, чтобы позвать Верею, но попросить Яра пока не приходить. Сама же ускорилась, чтобы побыстрей закончить.
Родители Вереи в доме уже здоровались с Ясной и робко осматривались. Особенно внимательна была вереена мать. Женщина много слышала о доме для двух волховиц от соседей, что он пуст и нищ, и сейчас одновременно удивлялась и их правоте, и преображению необжитой избы к нынешнему виду. На окнах висели занавески, расшитые по низу листьями
Пока суть да дело и их дочь прибежала и бросилась обнимать мать и отца. Она была рада и слёзы выступили в уголках глаз у всех троих. Ясна стояла в нескольких шагах от них и молча смотрела с лёгкой улыбкой и чуть дрожащими пальцами рук. Внезапно вместо радости за девушку, она почувствовала тяжесть в груди. Хозяйка не мешала им, а просто ждала, когда её, наконец, заметят.
Через какое-то время гости вытерли слёзы и уже честь по чести поприветствовали Ясну. Младшая волховица кивнула, звякнув медными колтами и ряснами, поправила браслеты на запястьях и всё же пригласила пройти дальше в дом и угоститься с дороги. И пока Ясна выставляла на стол миски и горшочек каши, с улицы вернулась Мала и, наскоро умывшись, присоединилась.
Кушали в тишине. Супругам было неловко, да и есть совсем не хотелось — переживания последних дней заглушили голод. Верея в своих мыслях разрывалась между семьёй и женихом и не чувствуя вкуса ложку за ложкой отправляла в рот. Ясна посматривала на сестру, мысленно спрашивая что ей делать. А сама Мала едва заметно прикоснулась силой к мыслям и сердцам гостей и насторожилась — не такими она помнила этих людей по последним встречам, особенно Кулика. Кмет, всегда спокойный и чуть жалеющий, трепетал от страха и почтения.
— Ясна, отнесите еду нашему оставшемуся гостю, там и будет вам что обсудить и посмотреть, и почаёвничать, — предложила старшая, когда миски опустели. — А я тут останусь Кулика угощать.
Мала, дожидаясь пока они с кметом останутся одни, убрала грязную посуду, достала кружки и разлила по ним травяной взвар, передала одну из них Кулику, взявшему её двумя руками. Дождалась, пока стихнут голоса за дверью и улыбнулась.
— Мне действительно не едва ли двадцать, как думают старосты деревень за Последней, но я и не настолько старше, чтобы передо мной держать себя как перед бабушкой. Всё ж мне и тридцати нет! — волховица бережно наполняла теплом и покоем сердце собеседника, по пути побуждая его говорить. — Что тебя беспокоит? Высказывай, я пока никого из вас не обидела, и тебя не трону.
— Хм, не тронула, а могла и силой заставить дом этот строить. Мы б не пикнули, правда? — Кулик выпрямился и теперь смотрел на севшую напротив как на ровню, но всё равно немного боялся своей дерзости. Девушка перед ним улыбалась. — Воин, насколько вы с сестрой сильны?
— Яснушка хоть и лекарь, да дитя почти, какая тут сила, — в голосе звучала нежность, сменившаяся серьёзной собранностью. — Я же легко могу убить каждого второго в любой из деревень, хоть все разом соберитесь, мне вы не противники. Если в кланы пойду, у любого княжа гриднем в дружину возьмут.
— Прямо таки любого?
— Любого. И за год в старшей дружиине буду. Но вы ведь не за этим пришли, о Верее говорить хотели.
— И то правда. Мы семьями тут порешили, что Верею домой воротить надо, а Яр пусть в город пойдёт и там приживается. Его изгнали, обратно принять не можем. А коль опять сбежит, то и сама в городе не пропадёт.
— Хм, — покачала головой Мала. — Не выживут они в городе, помотаются нищими пока силы не кончатся, а там уж как судьба решит. Это лишь издалека кажется, что в городе все друг другу чужие и кто угодно приживётся. Гильдии чужаков не берут, разве что в подмастерья за плату, но сколько бы родители
не дали, жизнь ребёнка не будет простой. Даже дом без поручительства ещё пойди найди. Старики по улицам приглядываются и новости быстро разлетаются. Изгнанникам проще уж к княжему поместью прибиться попытаться, но не для этого вы за Последнюю уходили. Так что пусть с нами останутся, я вам покойней, и нам подспорье.— Эх, ничего от волхва не скроешь! — с досадой махнул рукой Кулик. — Может жена, всё ж уговорит, а там и другого жениха подыщем.
— А не получится, то тут и поженим. Под рукой Ясны жить будут. И хорош в этом году урожай?
— О, всё уродилось! Старики не помнят такого хорошего года. Если бы десять лет так земля родила, так мы бы в эту землю и вросли, — оживился Кулик. — А весной может и на торг поедем излишки подпродать, да разного прикупить.
— Поговори со старостами. Нам с сестрой одним жить не долго, разными путями люди притянутся, надо будет куда-то селить. Там же и Яру с Вереей свой дом захочется.
Кулик кивнул и одним глотком допил остатки из кружки. Встал, поколебался и всё же поклонился Мале не как гость хозяюшке, а как поднятые в ополчение кметы княжу. Волховица медленно кивнула, но рясна всё равно звякнула о колт. Двое людей друг друга поняли.
Три дня спустя Кулик вновь наведался к сёстрам и передал решение семьи — поженить молодых не дожидаясь весны и пусть живут как знают. Ещё неделю спустя привезли оставленное дома приданное Вереи, а отец Яра принёс скопленное сыном и повинился за обиду и изгнание. А там, как родня и хотела, поскорей обряды справили и так всё и оставили.
Глава 6
Пыль от дорог взымается до неба,
Где облака, и свет, и нега.
Но те пути сто вдохов, сто ударов —
И сто шагов с тобою запоздалых.
И поманят, и обманутся, и снова
Пыль с башмаков дороже крова.
(из плача странников)
Осень окончательно ушла и её место тихо заняла зима. Холодало, но во дворе сестёр этого почти не замечали. Хлопоты по дому поделили на двоих Мала и Верея, Яр устроил себе коник у входа в пристрое и мастерил и чинил всё для хозяйства, если выдавался часок другой без работы — украшал узорами до чего дотягивался от коромысла до крышки кадушки. Дом и двор становились краше и удобнее его стараниями.
Едва ли не каждую неделю приводили и привозили заболевших. Кого-то Ясна отпускала в тот же день, кто-то оставался на время в пристрое под общей заботой. Кметы, послушавшие рассказы Кулика и его жены, опасались обидеть волховиц и за помощь платили зерном и другой снедью, благо в этот год урожай не велел скупиться. На излом на попечение лекарки даже привезли молодку и оставили со старухой-матерью, мол, на нашей веси за три года как обживаться стали, первый родится. И как бы ни получилось, знаком примем. Вот и у Ясны хлопот хватало.
Несколько раз Мала выбиралась в город, пытаясь повстречаться с купцами и забрать ответы на отправленные с ними письма. Каждый раз обратно она привозила кипы бумаги, чернила, травники и лечебники, пряники, да что у кузнеца сторгует. После, как день поворотился, волховица взяла лошадку с собой и отправилась в другую сторону — прошла по всем деревенькам, выискивая тех, кто с даром — не нашла таких, а потом и дальше в глухие земли.
От неё не было вестей шесть недель, дома Ясна уже извелась от беспокойства. По вечерам в их горнице она подолгу смотрела туда, где на широкой лавке обычно сидела сестра и рукодельничала при свете огоньков. Когда, вздрогнув, Ясна возвращалась из своих мыслей, она нащупывала спрятанные в плетёнку чёрствые пряники, отколупывала от них крошечку, разжевывала и, морщась, убирала плетёнку обратно. Эти пряники были другими на вкус, не теми, которые она ела два года назад. И хоть и сладкие, девочке от них было горько, а попросить Малу их больше не покупать — страшно.