Живые и взрослые (сборник)

Майк вертит его в руках, открывает крышку, рассматривает штекер наушников.

– Это для кассет, да? – спрашивает он. – Говорят, в дальних областях такие есть. В нашем городе только в музее, наверное, можно найти. Но здесь, наверное, это такой крутой гаджет, что дайте две.

Они говорят на всеобщем языке, но Майк то и дело вставляет в речь неизвестные мертвые слова. Впрочем, и без этого его речь иногда кажется Марине неудачным переводом с мертвого языка – все эти бесконечные «прикинь?», «отжигать», «дайте две» или вот «гаджет».

Ника надевает наушники айпо и нажимает кнопку.

– Что это за группа? – громко спрашивает она.

Марина забирает у подруги айпо и нажимает «паузу».

– Подожди, – говорит она Майку, – я сама переведу. Это вот тут написано, верно? – Майк кивает. – Ну, значит, группа называется «Живые могут танцевать». Правильно?

– Ага, – говорит Майк, – только это еще и игра слов. Потому что по-нашему это звучит почти так же, как «в ожидании конца времен»

– Здоровско, – говорит Лёва.

Свою шапку он отдал Майку, и теперь его рыжие волосы ярким пятном выделяются в полумраке. Марина прячет замерзающие ладони в карманы куртки и смотрит на зябнущего Майка. В разноцветном мертвом свитере, Марининых варежках, Никином шарфе и Лёвиной шапке он напоминал бы пленных мертвых из старых фильмов о войне – если б не широкая улыбка.

Раньше Марина считала, что мертвые должны быть мрачными и печальными. Так их описывают во всех книгах и изображают во всех фильмах – и не только в тех, что снимают здесь, но и в мертвых фильмах, которые два-три раза в год показывают в кино: безработные, несчастные, живущие в вечном сумраке. Первый раз, когда Майк появился в этой комнате, он был точно такой же: напуганный, потный, дрожащий. Когда Лёва выдернул его из круга, он отскочил в угол и несколько мгновений затравлено озирался по сторонам.

– Где я? – спросил он.

– В мире живых, – ответил Лёва на мертвом языке.

– Закройте окно, – попросил мертвый, и Марина сначала удивилась: все окна в комнате и так были заколочены. Но потом Лёва сообразил: Майк говорит про дыру в Границе, которую они проделали. Он поднял погасшую магнитную свечу и показал: мол, всё, закрыли, можешь не нервничать.

И тогда мальчик впервые улыбнулся – широко, во весь рот, показав ровные белые зубы, схваченные сверкающей металлической скобкой.

– Меня зовут Майк, – сказал он на всеобщем языке и добавил: – А здесь у вас холодно.

Так они познакомились – и с тех пор несколько раз в неделю приходят в заколоченный дом и вызывают Майка. Теперь они научились это делать без грохота и шума: надо зажигать магнитную свечу несколько раз через равные промежутки времени. Тогда Майк, где бы он ни находился, чувствует, что его зовут, и может выбрать удобное место для перехода.

Жалко только, он никак не привыкнет, что здесь холодно.

– А что у вас вместо кассет? – спрашивает Лёва. – Я слышал про специальные диски. Куда их здесь вставляют?

– Диски это отстой, – отвечает Майк, – мы берем музыку из компьютера. Подсоединяем к нему айпо и синхронизируем треклист.

– Это правда, что у мертвых компьютеры в каждом доме? – спрашивает Марина.

– Что значит – в каждом доме? – удивляется Майк. – У каждого свой компьютер, ну, если денег хватает.

Майк часто говорит о деньгах – Марина это сразу заметила. У нее дома не говорят о деньгах и в школе, разумеется, тоже. Марина, конечно, понимает: у нее довольно богатая семья, например, богаче Лёвиной – хотя бы потому, что она никогда не видела у Лёвы ни одной мертвой вещи, – но это ведь совершенно неважно! Главное – они друзья, а у кого сегодня есть деньги на мороженое – никакой разницы.

Конечно, Марина знает, что в мире мертвых все связано с деньгами, они заменяют им время, которого в Заграничье нет, и поэтому мертвые должны много говорить о деньгах – но одно дело знать, а другое – слышать, как мальчишка, твой сверстник, то и дело говорит «если денег хватит», «у кого денег больше» и так далее.

– А еще, – продолжает Майк, – бывают записные компьютеры, чтобы с собой носить, и даже движки с компьютером, хотя, конечно, там компьютер слабенький совсем.

Лёва уточняет, что такое записной компьютер и движок, а Ника спрашивает:

– Если у вас есть движки, то вы всегда можете связаться с другими мертвыми? Ну, узнать в справочной номер и позвонить, правильно?

– Ну, не совсем, – отвечает Майк, – многие не любят, чтобы им незнакомые звонили. Да и не у всех есть движок. Это от области зависит, я же говорил уже.

Действительно, им еще в школе говорили, что Заграничье разбито на множество областей и в каждой из них свой язык и свои обычаи. Вероятно, предположила Марина, в какую область попадает мертвый, зависит от того, где и когда он был живым. Люди, жившие давным-давно, попадали в отдаленные области, где технологии толком не развиты и куда мертвые из области Майка забредают только как туристы или чтобы снимать кино.

В каждой из областей почти не происходит изменений: люди не старятся, дети не взрослеют. Как известно, у мертвых нет времени – но теперь стало ясно, что у них есть много областей пространства, удерживаемых вместе движением денег, которое регулируется сложными и непонятными законами.

Наверное, папа мог бы рассказать об этом подробней, но Марина не представляет, как начать с ним разговор. И все же надо бы воспользоваться моментом и сделать это, пока не кончились каникулы: обычно, когда папа встает, Марина уже в школе, а сейчас можно дождаться, пока он проснется, и поговорить за завтраком (хотя для Марины, конечно, это будет скорее обед). Но все никак не получается: вечно находятся какие-то дела – то на каток с Лёвой и Никой, то в кино, то в заколоченный дом.

Как все-таки Марина мало знала о мертвых до встречи с Майком! Ладно там всякие технологии, но только сейчас она выяснила: как правило, мертвые не помнят, кем были при жизни и как они ушли. Конечно, существуют особые архивы, где хранятся персональные истории, но, как правило, доступ туда имеют только сотрудники специальных учреждений, по описанию похожие на коллег дяди Коли.

Поэтому Майк не знает, что было с ним до смерти. Не знает, например, кто была его мать.

Отец же Майка живет с ним. Он – невозвращенец, работает в какой-то секретной лаборатории и целыми днями пропадает на работе. В тот день, когда Майк познакомился с ребятами, он залез в отцовский кабинет и случайно запустил в компьютерной системе какую-то программу. Система повела себя как-то странно – Майку явно не хватало слов живого языка, чтобы описать как именно, – и он немного испугался, но когда неведомая сила протащила его через окно, распахнувшееся в полу заброшенного дома, испуг перешел в панический ужас. Он был уверен, что отец телепортирует его в свою лабораторию, чтобы наказать за вторжение – и поэтому сразу успокоился, когда понял, что всего-навсего попал в мир живых.

– Я всегда мечтал к вам попасть, – признался Майк. – Я раньше считал себя живчиком – ну, так у нас называют тех, кто хочет быть как живой. Одевался особым образом: вот, футболку носил специальную, там спереди написано: «Быть живым, живым – и только», а сзади: «Живым – и только. До конца». Я даже ваш язык начал учить, ну, всеобщий язык, как вы его называете. По дядиному самоучителю. А потом его у меня отец отобрал и выкинул.

– Почему? – спросила Марина.

– Они в ссоре, дядя с отцом, – объяснил он. – Давно уже, еще до моего появления. Отец на него очень зол, – добавил Майк и поежился.