Живые и взрослые (сборник)

– Покупаем? – спрашивает Марина.

Папа смеется:

– Покупаем тоже. Но, конечно, не только покупаем. Часть приходится вывозить тайком – в особенности, если речь идет о последних технологических разработках. Но тут надо иметь в виду одну вещь, – и он затушил сигарету в массивной пепельнице, – все, что мы получаем от мертвых, – потенциально опасно.

– Даже джинсы? – улыбается Марина.

– На самом деле – да, – отвечает папа, – джинсы тоже. Откуда мы знаем, что у них внутри нет специальных устройств, которые передают секретную информацию в Заграничье? Почему я так уверен, что эти сигареты не отравлены? Готов ли я поручиться, что плеер работает только в одну сторону – то есть воспроизводит звук, а не записывает его? Если честно – нет. Но мы вынуждены идти на этот риск, потому что технологически все еще сильно уступаем мертвым.

Папа говорит очень серьезно: как всегда, в такой момент между бровей у него залегает глубокая морщина. Марина смотрит на нее и думает: папа совсем не изменился. Точно так же когда-то он объяснял ей, как переходить улицу.

– Так вот, прибор для разговоров с мертвыми – это неоправданный риск. Не следует говорить с мертвыми – они всегда врут, всегда сообщают недостоверную информацию. Вступив с ними в переговоры, ты сразу оказываешься на чужой территории: в том, что касается слова и его ловушек, им нет равных. Недаром у них не один язык, как у нас, а множество.

Люси слабо урчит под Марининой рукой, девочка смотрит на кошку, потом – на отца, сидящего за столом.

– Почему, кстати, у них много языков?

– Это нормальное следствие распада. Точно так же, как человеческое тело после смерти начинает разлагаться, по ту сторону Границы начинает разлагаться язык. Он распадается на множество языков, чем-то похожих друг на друга, но чем дальше от Границы находятся области мира мертвых, тем дальше разъезжаются в разные стороны языки, на которых там говорят.

– Разве у всех мертвых тела разлагаются? – снова спрашивает Марина.

– Нет, – отвечает папа, – тела разлагаются у тех мертвых, которые покидают свой мир, пересекают Границу в обратную сторону. Впрочем, обычному мертвому это так же нелегко сделать, как обычному живому человеку – не шаману и не орфею – попасть живым в Заграничье. Иногда мертвые появляются в нашем мире как призраки, то есть души, лишенные плоти. Иногда – как зомби, фульчи или ромерос, то есть тела, лишенные сознания, фактически – движущееся оружие, пушечное мясо. Некоторые мертвые становятся упырями – довольно неприятная разновидность, обычно они служат низшими чинами в армии и слепо подчиняются своему создателю-командиру, который и сделал из них упырей. Но я, как правило, имею дело с другими мертвыми, с мертвыми экстра-класса, которые могут спокойно перемещаться через Границу в обе стороны. Именно они и становятся торговцами, дипломатами или шпионами. Их почти нельзя отличить от живых – и они-то опасней всех.

– Если они как живые, почему же ты встречаешься с ними только ночью? – спрашивает Марина.

– Ну, они же ходят с охраной – а у охраны известные проблемы с дневным светом, – улыбается папа. – Я, правда, думаю, проблемы с дневным светом у очень многих, но это не принято обсуждать. Вот они и ездят всюду с охраной, так что не разберешь – из-за кого мы вечно встречаемся по ночам.

Люси устало спрыгивает на пол. Марина вспоминает, как они играли когда-то второем: папа, Люси и маленькая Марина. Папа привязывал катушку к нитке, Люси ловила ее лапами, а Марина хлопала в ладоши и смеялась. Сейчас она вспомнила это так отчетливо, словно увидела в кино.

– Ну вот, – говорит папа, закуривая следующую сигарету, – а теперь я скажу тебе, почему ты спрашиваешь меня обо всем этом, и дам тебе тот совет, которого ты обещала послушаться.

Марине кажется, она обещала не послушаться, а послушать, но сейчас не время спорить.

– Давай, – говорит она.

– Ты спрашиваешь меня про мертвых, потому что у твоего друга Гоши исчезла на Белом море мама, – говорит папа. – Если тебе интересно, я знаю об этом уже неделю.

– Откуда? – спрашивает Марина.

И если знал – то почему не сказал? Почему ждал, пока она сама придет с разговором?

– Коля рассказал, – улыбается папа. На мгновение его лицо скрывает голубоватый дым, потом он продоложает: – В Министерстве заинтересовались этим делом. Это ведь не просто исчезновение… Выяснилось, что в лаборатории практической этнографии они занимались прелюбопытными вещами. И вовсе не такими уж невинными, как может показаться на первый взгляд.

– Разве Гошина мама – этнограф? – удивляется Марина. – Он мне никогда не говорил.

– Ну, формально они были геологи. Но лет семь назад им удалось убедить руководство Академии наук, что важная геологическая информация скрыта в древних преданиях. Для извлечения этой информации как раз и была создана эта лаборатория. Надо ли говорить, Марина, что занимались они чем угодно, только не поиском полезных ископаемых.

Теперь папа сидит, облокотившись на стол и глядя на Марину почти что в упор.

– Чем занимались родители твоего друга Гоши, становится ясно только теперь. Они, как и многие этнографы, изучали древние предания и обычаи, возникшие еще до Мая. Но только те предания, что интересовали их, были предания о путешествиях в миры мертвых. О героях-трикстерах. О мужьях, спасающих из царства мертвых своих жен. О великих шаманах – я не имею в виду ученых шаманов, я говорю о древних шаманах, которые действовали не по науке, а по наитию. Ты понимаешь, что все это значит, Марина?

Она качает головой. Папа сидит перед ней, в облаке голубоватого дыма, крупный, массивный. Он смотрит Марине прямо в глаза – и ей становится страшно.

– Они искали способ нелегально пересечь Границу. Они хотели уйти туда. Судя по всему, маме твоего приятеля это в конце концов удалось. Единственное, что непонятно: почему она сделала это одна?

– Я не верю, что она бросила Гошу, – твердо говорит Марина. – Вот ты бы смог бросить меня и маму?

Папа улыбается сквозь сигаретный дым:

– Я бы не смог. Но множество мужчин бросают своих жен и детей. И, не забудь, я бы никогда не стал искать способ нелегально перейти Границу. Поэтому вот тебе мой обещанный совет: тебе не нужны такие друзья, как Гоша. Он, конечно, хороший мальчик, спортивный и все такое – но ты понимаешь, что значит быть сыном невозвращенки? И у него, и у его отца могут быть серьезные проблемы – мне бы не хотелось, чтобы они затронули тебя, пусть даже косвенно.

Марина замирает. Ей кажется – она ослышалась. Папа советует бросить друга? Бросить, когда у него дома беда?

Не может быть.

Всю жизнь, и в школе, и дома, ее учили: дружба – самое главное, что есть у человека. Друзей не предают. Друзей не бросают в беде. От друзей не отказываются.

– Я понимаю, – продолжает папа, – это будет нелегкое решение. Но, поверь мне, оно единственно правильное. Гоше самому будет легче, если он будет отвечать только за себя, а не за всех, кто в этот момент случайно оказался рядом.

Это не мой папа, говорит себе Марина. Мой папа никогда бы так не сказал. Мой папа читал мне книжки о смелых людях, рассказывал сказки о бесстаршных героях, учил не бояться и не отступать – он не может советовать бросить Гошу.