Живые и взрослые (сборник)

Марина уже заметила: каждый раз при упоминании отца Майк испугано сжимается. Наверное, у мертвых родители воспитывают своих детей как в старые времена, думает она. Колотят, бьют, порют по пятницам – короче, все, как в кино.

Но Марина не решается спросить об этом Майка – а то однажды Лёва спросил, мол, правда, что в Заграничье всюду преступность, гангстеры, мафия и все такое, а Майк ответил, что это все ерунда, они стреляют только друг дружку, просто надо свой город хорошо знать, куда можно ходить, куда нет – и все будет нормально.

Марина так и не поняла: что значит – знать свой город? Что, в городе есть целые районы, куда лучше не заходить? А кто же там живет? И что делают все остальные – обходят их, что ли, как они обходили «пятнашку», пока они не наваляли Вадику и его дружкам?

Непонятно, как это можно так жить.

Хотя чему удивляться: мертвые они и есть мертвые, это и по кино видно.

– А кино какое-нибудь ты можешь принести? – спрашивает Лёва. – Я только несколько мертвых фильмов видел.

– Так вы, наверное, кино тоже на кассетах смотрите, – говорит Майк. – У меня на кассетах нет ничего.

– Не, мы его не смотрим на кассетах, – отвечает Лёва, – для этого специальный магнитофон нужен, а у нас таких нет. Я думал, может, у вас какой-нибудь прибор особый есть.

Марина улыбается: она-то помнит, что осторожный Лёва был единственным, кто после первой встречи предостерегал друзей:

– Вы только представьте, что будет, если про это кто-нибудь узнает: тайные встречи с мертвым! Это же чистый шпионаж – вы что, книжек не читаете?

– Так то книжки, – ответила Ника. – Ты же сам видишь: он нормальный, наверняка из хороших мертвых.

– Мой папа тоже с мертвыми общается, – сказала Марина, – и никто его ни в чем не обвиняет.

– Твой папа – другое дело, – ответил Лёва, – он на работе общается, а не абы где неизвестно с кем!

– Да никто не узнает, – сказал Гоша, – мы ведь можем сюда другой дорогой ходить. Пару досок оторвать вон там и заходить не с улицы, а со двора. Майка отсюда выпускать не будем, так что никто ни нас, ни его не увидит.

Кстати, Марина не видела Гошу уже дней десять. Звонила ему после Нового года, но никто не подходил к телефону.

Она позвонила еще пару раз, а потом решила, что, наверное, Гоша, как в прошлом году, ушел с родителями в какой-нибудь зимний поход. Странно только, что не позвонил предупредить, удивляется Марина. Ну, ничего, думает она: вернется – позвонит.

Но до конца каникул Гоша так и не появился.

3

Новый год был ужасен.

Накануне к тете Свете приехала тетя Галя, Галина Семеновна, Галка. Юркая, низенькая и черноволосая, она в самом деле напоминала птицу – а скрипучий голос довершал сходство.

Им обеим было уже за шестьдесят, и они дружили большую часть жизни – начиная с того времени как еще молодыми оказались в одном партизанском отряде. Сейчас они жили в разных городах и виделись редко, только когда Галя приезжала в столицу. Прошлый раз это было два года назад, и Ника помнит, как папа шутил про «дым коромыслом» и «не будем мешать тетушке отдыхать».

Теперь Ника поняла, что папа имел в виду: в новогоднюю ночь тетя Света выставила на стол запотевшую бутылку, и подруги начали отмечать праздник, не дожидаясь полуночи. К тому моменту, когда в других домах открывают шаманское и ждут боя часов на главной башне, Ника сидела, забившись в угол, с ужасом слушая, как боевые подруги вспоминают войну: рейды в тыл мертвых, убийства офицеров, допросы пленных, почти всегда, правда, безрезультатные – мертвые куда больше боялись своего «черного отряда», армейской контрразведки, чем живых партизан, пусть даже и вооруженных серебряными ножами.

Вспоминала все больше Галина Семеновна, а тетя Света только наливала, поддакивала да время от времени вставляла что-то вроде:

– А помнишь, Галка, тогда в Шапетовке…

– Конечно, помню! – откликалась Галка. – Нам тогда с Большой Земли привезли два ящика разрывных ртутных – вот пошла потеха! Мы втроем тогда целую зомби-команду положили: у них головы лопались, как воздушные шарики, только кровь во все стороны летела.

Тут тетя Света наконец заметила Нику.

– Иди спать, – махнула она рукой и поглядела с усмешкой на подругу: – Ты, Галка, мне совсем ребенка застращала.

Не пугай девочку почем зря, у нее еще все впереди.

При словах «еще все впереди» Ника вздрогнула. У себя в комнате она легла и накрыла голову подушкой, но все равно из кухни доносился резкий голос Галины Семеновны:

– …Вся кожа слезла, только кости торчат. И я по этим костям – топором, топором! А оно орет таким тонким голосом, словно котенок плачет…

Ника думала, что на самом деле прошедший год был очень хорошим: ушла из ненавистной «пятнашки», появились новые друзья – Марина, Лёва и, главное, Гоша, – и вспоминала, как стояла на утоптанной площадке посреди гаражей, а Гоша спрыгнул будто с неба, толкнул ее в снег – и тут на Вадика и его подручных обрушился град льдышек и снежков.

Да, хороший был год… Но скрипучий голос все равно пробивался сквозь стену, сквозь подушку, в самый мозг:

– …А Нинка видит – ниже колена ноги нет уже, только клочья свисают, ну и просит: девчата, серебряные пули есть у кого? Пристрелите меня, а? Не хочу завтра к вам с той стороны прийти…

У нас тоже была война, подумала Ника. Маленькая, детская, но война. С засадами, обстрелами, ловушками. С настоящим страхом, настоящей болью, настоящей дружбой. Мне даже казалось – с настоящим предательством. И неважно, что в этой войне не было мертвых, что мы воевали живые против живых, все равно: живые бывают разные, и мертвые тоже бывают разные, теперь-то я это точно знаю. Жалко только, что они ничего не помнят – и вряд ли вспомнят, даже если Майк встретит их однажды, узнав по Никиным фотографиям, и расскажет, кто они и что у них есть дочь. Или – была.

А потом Ника снова подумала про Гошу: ничего, мол, страшного, что Новый год получился такой дурацкий, все равно впереди – десять дней каникул, они будут кататься на коньках, гулять, ходить в заброшенный дом разговаривать с Майком, она сходит к Гоше в гости – Гоша обещал, его мама расскажет про экспедицию, когда вернется… И Ника засыпает и улыбается во сне, а на кухне тетя Света задумчиво говорит:

– Красивый был такой офицер… Прям как сейчас вижу, какое у него лицо изумленное было, когда я ему нож в сердце с первого удара загнала…

– Ну, поехали! – Ника разбегается и, расставив руки, скользит по ледяной дорожке. Тетя Света всегда ругается на нее – мол, раскатывают вот так, раскатывают, а потом старые люди падают, ноги ломают. Но тети Светы рядом нет, некому Нику одернуть – и она доезжает до конца и со смехом бежит дальше, оборачиваясь через плечо на Лёву.

Тот скользит вслед за ней, но вот лед кончается, Лёва пытается затормозить, не может удержать равновесие и падает. У него такой растерянный вид, что Ника смеется. Лёва густо краснеет и поспешно встает.