Жизнь без конца и начала
Шрифт:
Что правда то правда, к этому Арон не имел никакого отношения.
Бабушка Рая продолжала по-хозяйски оглядывать гостей, чтобы никого не оставить без внимания.
Две женщины в дальнем конце стола кого-то смутно и мучительно напоминали ей. Одна-то наверняка Зинуша в теплых носках из собачьей шерсти на обмороженных в войну ножках, но та, к которой Зинуша жмется плечом, как отрезанная сиамская половинка, все норовит отодвинуться и не глядит на Зинушу, неужто Майечка? В шляпке какой-то странной белой, поля причудливо изогнуты, в сахарном сиропе вымочены, и волосы короткие цвета спелого банана, а рядом совсем незнакомый мужчина с усами под Буденного, абсолютно лысый, со значком ГТО на груди и медалью «За отвагу», держит ее за руку, и у обоих обручальные
И Евгений, бывший Женюра, бывший Лизин жених, не очень понравился ей, как всегда, не в своей тарелке, прыгает перед Сонечкой, какие-то бумажки ей в нос тычет и кричит, слюна изо рта брызжет, совсем обезумел, не понимает: у девочки сегодня свадьба.
Слава Богу, Армик здесь, все видит, и вот выпроводил бывшего Женюру взашей, и правда ему здесь сегодня не место, да и вообще давно не место, она виновата, что не отвадила его от дома, все жалела мальчика, который уже успел состариться. Сердце чувствовало ведь, что станет донимать Сонечку своими необоснованными претензиями. Он всем готов был счет предъявить по любому поводу, ничего не давая взамен. Сама виновата, бывший жених — это не должность, не кровное родство, в большинстве случаев и не повод для продолжения знакомства. Всё бывшее, как правило, уходит в прошлое. А прошлое уходит в небытие.
Как правило. Но вот собрались же все, и очень многие из прошлого, в том числе и она сама. И бывшие, кроме бывшего жениха Женюры, тоже есть.
Вот появился Лизочкин бывший муж Мих-Мих, не отец Сонечкин и не отчим, с огромным букетом белых роз и корзиной шампанского. Молодец, Мих-Мих, не зря она его в зятьях оставила после развода с Лизочкой, не ошиблась, значит. Мих-Мих радостно взволнован, торжествен, Сонечке букет преподнес, церемонно раскланявшись, а после нежно в лоб поцеловал, Виконту руку долго тряс двумя руками, поставив корзину с шампанским на землю, расточает доброжелательность, совсем на брюзгу не похож стал, выправился, хоть с этим промашки не вышло.
Гостей становится все больше. Рая поднялась из-за стола, вышла навстречу. Со всеми поздороваться надо и место за столом указать.
Восточный люд толпится возле калитки, все черноволосые, черноглазые, смуглые, красавцы как на подбор, мужчины, женщины, дети — армянские родственники, со стороны Сурена и Армика. Все гурьбой и громко говорят наперебой, а Сурен один стоит в стороне, бледный, ссутулился, голову в плечи втянул, шагу сделать не может.
— Иди, Суренчик, иди, сынок, у твоей дочери свадьба, она ждет тебя и будет рада. Без родного отца и свадьба не свадьба. — Лицо Натэллы светилось тихой радостью, и она легонько подталкивала его в спину.
— Иди, сынок, отец поможет. — И окликнула мужа: — Армик, Суренчик пришел, помоги нашему мальчику.
Армик давно уже ждал Натэллу и Сурена, для него они главные гости на этой свадьбе — отец и бабушка невесты. Только так судьба распорядилась, что их-то как раз в райском саду не знают, Сурена — Лизонька и Рая, а Натэллу — вообще никто. Настал час познакомить их с Сонечкой, его, Армика, звездный час, после этого он может спокойно уйти с Натэллой и Суреном, Сонечка теперь не одна, Виконт ее беречь будет пуще, чем жизнь.
Старый Армик чувствует — это настоящая любовь, как у Сурена с Лизонькой, и полный бездонный рог счастья Виконту в руки вложил. Береги, сказал, как зеницу ока, не расплескаешь — на веки хватит, горе родители за вас испили сполна, сказал, и разбил вдребезги оземь другой рог. Обнялись все разом, Сонечка к Сурену прижалась, затихла, наконец-то я тебя нашла, шепчет, наконец.
Рая издали наблюдает за ними, не хочет мешать, больше такой встречи не будет никогда, знает, день сегодня особенный — свадьба. Только Лизоньку никак не отыщет глазами, должна быть здесь, рядом с ними. А вот — из-за спины Сурена выглянула, смущенная, испуганная, счастливая, тоже знает, что Суренчика своего ненаглядного не увидит больше, но она с ним при жизни как перед смертной казнью простилась, теперь не так страшно. И Сонечка с ними. Нет больше страшной тайны, нет стыда, и вины их ни
перед кем больше нет. Полное облегчение наступило, дыхание сделалось свободным и глаза не отводят в сторону, глядят спокойно и открыто.Подошла к ним Рая поближе, и отец Виктор подошел — вся семья впервые вместе собралась, две бабушки, два дедушки, мама, папа, дочка. И ее жених новобрачный Виконт.
Со стороны отца невесты много родственников съехалось на свадьбу, как полагается по традиции — все, кто мог: трое сыновей Сурена, один старший, Сонечкин погодок, другие — помладше, вырасти, мужчинами стать не успели мальчики, в Степанакерте остались навсегда юношами. И говорят только по-армянски, по-русски совсем плохо. «Сонечка, сестренка, поздравляем, желаем счастья до небес и выше». Сурен научил, хотел, чтобы сводные братья красивые слова сказали дочери в день ее свадьбы. А сам только прижимал к себе худенькие плечики дочки и целовал в коротко стриженную макушку, волосы кололи губы: «Ёжик мой, все будет хорошо, ты будешь счастлива за всех — за Армика и Натэллу, за маму и за меня, за бабушку Раю с ее несостоявшейся любовью, за братьев твоих, у которых никогда не будет детей. За всех! Ты просто обречена на счастье».
Сусанна подвела к ним семерых сыновей с женами, детьми, внуками, родителями и родственниками жен, большая получилась процессия, все с цветами, подарками, осыпали молодых белыми розовыми лепестками, запуржило в воздухе, будто уже опадает яблоневый цвет в райском саду.
Натэлла обняла Сусанну: «Спасибо за Суренчика», — сказала. Та расплакалась в ответ: «Не уберегла я мальчика нашего, прости». Армик подошел, утешить хотел, растерялся, слова вымолвить не может, горечь душит, и кто перед кем сильней виноват — не решить. Только негоже на свадьбе внучки горевать и плакать, раз собрались все вместе — танцевать и петь будем.
Раздался фрейлехс, свадебный мотив, армянские мужчины затянули свою песню, а Гриша пытался подыграть на своем аккордеоне и тем и другим. «Эх, давно не брал я в руки гармонь», — прокричал и запел приятным баритоном: «Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала…» И глаз не сводит с Лизы, которая как завороженная глядит на Сурена, обо всем позабыла. А Клава, бедная ревнивица, все подмечает и украдкой слезу смахивает, видит — не нужен Лизе ее Гриша, не нужен, она на него внимания не обратила, хоть поет хорошо и громче всех, для нее свет клином на Сурене сошелся. Зря развелась с ним, гордость заела, а в результате — при своем интересе осталась — ни с чем.
Она, Клавдия, вообще никому не нужна. Даже дочкам своим. Ольга, конечно, на свадьбу не прилетела, да она и родителей хоронить не будет, подумала Клава и зачем-то показала бабушке Рае телеграмму от старшей дочери: «У вас о’кей, и у нас о’кей, бай». А на телеграмме — фотография: Ольга и ее чернокожий муж адвокат, почти миллионер стоят полуголые в одних шортах на фоне зеленого газона английского парка, держатся за руки, улыбаются голливудской ни про что улыбкой, а на шее у каждого — питон. Такая жизнь в штате Алабама.
Клавдия и Инче хотела показать фотографию, но та демонстративно отвернулась, фыркнула и пошла прочь от матери и Игошу за собой тащит, а он упирается и оглядывается на Сонечку. У Инчи глаза заплаканы, тушь течет по щекам, она всхлипывает и шепчет сама себе какие-то жалостливые слова, потому что в этой толпе нет ни одного человека, кому бы душу излить, всю боль, все переживания — просто поделиться, ничего не требуя взамен. Чтобы выслушали. Ни одного.
Ни мать, ни отец, ни сестрица со своим негром, ни подруга детства Сонька, из-за которой, собственно, и плачет так безутешно. Сначала огорошила своей мозговой опухолью, попрощалась практически, наговорила всяческих несправедливых упреков и как колобок покатилась дальше прощаться с миром. А Инча чуть не отравилась с горя, Бог миловал, не получилось, и она, сломя голову, помчалась на ускоренные курсы медсестер, чтобы за умирающей подругой профессионально ухаживать. Диплом с отличием получила и полетела к Соньке, чтобы заступить на пост безотлагательно. Но Соня на нее, оказывается, уже не рассчитывала, и на Игошу тоже, столкнула их лбами на пороге и дверь за спиной захлопнула, а из-за двери снег валил и ветер завывал как в таежном лесу. Вечные у нее фокусы.