Жизнь среди слонов

Довольно скоро стало ясно, что угрожающие атаки были на самом деле не столь страшны, как казались. Боадицея принимала самые воинственные позы, но иногда, перед тем как пуститься наутек, я чувствовал ее колебания. После четырех месяцев пребывания в Маньяре я решил принять вызов и не отступать перед атакой Боадицеи. И не ошибся: она как вкопанная остановилась в десяти шагах от «лендровера», подняв при торможении тучу пыли. После этого все ее ухищрения лишь слегка мешали моей работе, а вскоре я вообще перестал обращать на нее внимание. Будучи самой раздражительной из всех сородичей, она часто сердилась и возмущалась моим присутствием. Леонора же, напротив, сохраняла олимпийское спокойствие, косясь на едущую машину. Так как Боадицея была агрессивнее других знакомых мне слонов, я сделал неверный вывод о том, что более спокойное животное менее опасно.

К середине 1966 года я практически знал «в лицо» всех толстокожих, облюбовавших открытую северную часть парка, и не предполагал, что могу встретиться с новой группой. А потому однажды утром, завидев незнакомых слонов, спокойно пасшихся в высокой траве, тут же решил занести их в свою картотеку. Сильный ветер заглушал шум двигателя, и я довольно близко подъехал к животным. Но стоило мне выключить двигатель и усесться на крыше, как вся четверка развернулась, насторожив уши, словно радары ракетной установки. Одна из самок тряхнула головой, и без всякого рева или другого знака угрозы они ринулись па меня.

Такое поведение нормально для слонов, и я преспокойно сидел на крыше и ждал, когда они остановятся. Но они не останавливались! Когда первая оказалась метрах в десяти от машины и продолжала нестись, но снижая скорости, я камнем рухнул через люк в крыше на пол машины и вжался в самую дальнюю стенку. В последнюю секунду они все же остановились. Одна из слоних бивнями разнесла в куски сухую ветвь и, возвышаясь надо мной, издала во всю мощь легких душераздирающий, пронзительный рев, вложив в него все обуревавшие ее чувства.

Свои ощущения я, пожалуй, не стану описывать. Эти слоны резко отличались от встреченных мною до сих пор, они были враждебно настроены к человеку. Почему они остановились в тот раз, я не знаю. Потом я встречал их неоднократно, и всегда их атака имела завершение.

После нападения вся четверка довольно долго паслась поблизости, и я смог их сфотографировать. Они были примерно одного роста и имели длинные изогнутые бивни. У одной из них на ухе виднелся большой круглый нарост. Я нарек их сестрами Торон — по имени воинственной королевы, героини греческой мифологии.

С июня начался сухой сезон, речка поменяла свой красный цвет на зеленый, а затем стала совершенно прозрачной. Улитки, крохотные плоские спиральки, спускались по водопаду. Я купался каждый день, ныряя со скалы из розового гнейса. Спокойные воды с обильной водяной растительностью оказались раем для улиток. Однажды после купания я почувствовал зуд на коже, который не прекращался весь день и большую часть ночи. Полегчало мне лишь к утру. Позже выяснилось, что в воде появились переносчики шистосоматоза и виной тому были улитки.

Воду признали годной, но ее проверяли до внезапного нашествия улиток. Критическим месяцем был июль. До этого купание опасности не представляло, а в последующие месяцы заразилось 15 человек, в том числе и Джон Оуэн с дочерьми. У них начались приступы кашля, их била лихорадка, появилась общая слабость и сонливость. Все они купались в водоеме Ндалы. Нескольких детей еле удалось спасти.

Так как я купался ежедневно в течение нескольких месяцев, то моя болезнь оказалась самой серьезной — голова разламывалась от боли, мучили тошнота и рвота. Я совсем не мог работать, а посему решил вернуться в Англию и пройти в Лондоне курс лечения в Институте тропической медицины.

В конце октября почки на акациях набухли — вот-вот появятся молоденькие листья. Я удивился: ведь дождей давно не было. Парк высох и порыжел, но небо покрылось тучами, и в воздухе запахло дождем. Деревья, казалось, приготовились и покрылись нежно-зелеными ростками, чтобы с первыми каплями воды приступить к фотосинтезу. Я был поражен, что, хотя уже пять месяцев не выпадало ни капли дождя, деревья имели достаточный запас влаги для набухания почек.

Накануне моего отъезда в Англию разразилась гроза, водопад обрушил мощный поток воды, который прочистил всю реку и ее рукава, унеся и улиток и водоросли, которыми они питались. Из водоема исчезли все переносчики шистосоматоза! Позже проведенные исследования показали, что улитки заразились от постоянно страдающих шистосоматозом бабуинов, обитавших в парке и испражнявшихся прямо в воду.

Семейная группа сестер Торон оказались одной из последних в моей картотеке. Однажды я заметил их по другую сторону высокотравной болотистой лужайки. Услышав шум двигателя, они без малейшего колебания бросились в атаку, рассекая головами верхушки трав, словно военные корабли на волнующемся море. Я тут же убрался подальше от греха, но некоторым посетителям парка повезло меньше, чем мне. В докладе Джонатана Муганги, датированном октябрем 1966 года, описывается одно происшествие:

«Обычно в сентябре и октябре слоны имеют привычку пожирать корни некоторых одурманивающих деревьев. В это время их поведение резко меняется. Они становятся агрессивными и беспрестанно ревут.

13 октября „лендровер“ — пикап с группой офицеров Народно-оборонительных сил Танзании столкнулся со стадом слонов, которые только что объелись такими корнями.

Тут же предводитель стада подал тревожный сигнал, и вся группа кинулась к „лендроверу“, круша на пути все деревья. Пассажиры „лендровера“ окаменели от страха: их жизнь висела на волоске. Но гид Ндилана Каянги быстро оценил обстановку, и благодаря его опыту беззащитные офицеры были спасены. Он подсказал водителю, как избежать столкновения с разъяренными слонами: нужно бросать машину из стороны в сторону. Однако, несмотря на все уловки, один самец нагнал „лендровер“ и бивнем разбил стекло задней дверцы, но, к счастью, никого не ранил».

Гид явно принял за самца одну из сестер Торон — ошибка довольно распространенная.

Закончив первый год работы, я понял, что едва затронул тему исследований — социальную жизнь слонов и их экологические проблемы. Я составил отчет для своего оксфордского руководителя профессора Нико Тинбергена, а копию направил Джону Оуэну вместе с просьбой разрешить продолжать исследования после излечения от шистосоматоза.

Глава V. Разреженный лес обречен

Институт тропической медицины Сен-Панкрас, чьи красно-кирпичные стены давно почернели от лондонской копоти, представлял собой иной мир в отличие от разреженного леса Маньяры с его бьющей ключом жизнью и чистейшим воздухом. Общим было лишь наличие всяческих паразитов, которых носили в себе отощавшие пациенты с желтоватым цветом лица. Мой врач, доктор Уолтерс, проводил у моего изголовья семинары на тему «Передача шистосоматоза бабуинами»; мой случай оказался редчайшим в анналах медицины.

И вот пришло письмо от Джона Оуэна с добрыми вестями: Нью-йоркское зоологическое общество выделило фонды для завершения моей программы исследований. Он был в Америке, и благодаря ему Общество заинтересовалось моей работой. Кроме того, некоторое время спустя профессор Нико Тинберген, читавший в Оксфорде курс лекций по поведению животных, сообщил мне о готовности стать руководителем моей докторской диссертации, несмотря на то что я работал в Африке. А так как он собирался в Восточную Африку — его пригласили посетить Научно-исследовательский институт Серенгети в Серонере, — то профессор интересовался, можно ли ему пожить несколько дней в Маньяре. Нико Тинберген, один из основателей этологии, науки, занимающейся биологическим аспектом поведения животных, впоследствии разделил Нобелевскую премию с Конрадом Лоренцем и Карлом фон Фишем. Этот обворожительный человек руководил отделом, с которым я почти не имел дела, и мы были не очень близки.