Жизнь в зеленом цвете - 7

– Нет, с чего ты взял?
– этот вопрос ему задавали уже второй раз за сутки, и оба раза ошибались. Глаза Гарри были идеально сухи - даже суше чем тогда, когда он разговаривал с Северусом; тогда, в конце концов, был дождь.

– Я вижу, - Кевин откинул одеяло, отложил хоркрукс на подушку и обнял Гарри. От младшего брата пахло сонным теплом, цветочным мылом и чистой тканью сине-белой больничной пижамы, которая была Кевину решительно велика.
– Я просто вижу…

Гарри молчал.

– Гарри… не плачь. Видишь - солнце встаёт?..

Гарри поймал ладонь Кевина - чуть ли не вдвое меньшую, чем его собственная - и крепко сжал. Наверно, Кевину было больно, хотя он никак этого не показывал.

Но Гарри было больнее.

* * *

«17.03.

Оказывается, я недооценивал Блэка. Зачаточные мозги у него всё же есть - другое дело, на что он их использует. Нет бы, скажем, подумать о том, какой он непроходимый олух. Не-ет, Блэк способен употребить всю мощь своих нежданно-негаданно открывшихся умственных способностей лишь на то, чтобы травить меня.

Такого ещё никогда не было, даже если учесть, что раньше они занимались этим вчетвером; ну, как минимум вдвоём с Поттером под восторженный писк Петтигрю на заднем плане. А теперь Блэк с фанатичным огнём в глазах придумывает всё новые и новые пакости, воплощая их в жизнь без оглядки на то, как стремительно теряет баллы Гриффиндор и как угрожающе поджаты губы МакГонагалл.

Мне страшно. Мне никогда раньше не было страшно, но это уже что-то другое. С виду всё то же самое, но на самом деле Блэк теперь ненавидит меня. Не меня-слизеринца, не меня-заучку, не меня-урода, не меня-язву. Он ненавидит меня самого, целиком и полностью - за то, что я отнял у него Джеймса. Будь я раздолбаем-хаффлпаффцем, он всё равно ненавидел бы меня; он горел бы своей ненавистью при одной мысли о том, что я - такой, как есть - сумел отобрать у него внимание его лучшего друга, перетянуть на себя, как узкое одеяло.

И я понятия не имею, что обо всём этом думает Поттер. Он никогда не бывает рядом с Блэком, когда тот начинает свои «шуточки». Он вообще где-то пропадает последнее время, и я даже не знаю, где. Бывает, пропускает уроки и еду в Большом зале, хотя редко. На переменах и вечерами его тоже не видно и не слышно; хотя встречи в Выручай-комнате он не пропускает никогда.

Он приходит и целует меня - жёстко, властно; он чаще всего берёт меня сам, не слишком заботясь о подготовке, а потом гладит мои плечи, касается губами шеи, перебирает волосы, слипшиеся от пота - в Выручай-комнате всё время жарко, как будто там горит с десяток каминов. В оранжевом свете у него тоскливые глаза; в них куда больше одиночества, чем я когда-либо видел в зеркале.

Но бывают ночи, когда он рывком сдёргивает покрывало с кровати - бархат комком тонет в ворсе ковра - и ложится на спину, раздвигая ноги. Он любит именно так, лицом к лицу. Когда он сверху, это непредсказуемо, но когда я вхожу в него, мы смотрим друг другу в глаза, и никак иначе.

Почему после этих ночей, когда я почти теряю сознание от того, какой он жаркий и тесный, я чувствую себя куда более использованным, чем когда всё наоборот?

Я запутался. В себе, в Поттере, в том, что между нами происходит.

И Поттер понимает не больше меня.

Он учит меня окклюменции - каждый раз после секса. Насупленный, мрачный, будто не кончил только что, а по собственной неловкости долбанулся локтем о стену.

Я настолько не хочу, чтобы он знал, о чём мои мысли, что делаю, по его словам, «головокружительные успехи». Пожалуй, это единственное из всего, что мы делаем вместе и в чём я оных успехов достигаю. Я пытаюсь с ним разговаривать, но это всё равно как если бы я пытался объяснить старший рунный алфавит улитке, спрятавшейся в свою раковину. Даже если она - улитка - меня и понимает, то я об этом узнать не могу. Это бесполезно.

Поттер чаще всего уходит после секса и окклюменции; но иногда он остаётся и засыпает, крепко обняв меня. Он обвивается вокруг меня, как плющ - как вообще можно заснуть в такой позе? Его горячее дыхание обжигает мне шею, и я подолгу лежу без сна, чувствуя попеременно прохладу и жар, когда он вдыхает и выдыхает, размеренно и глубоко.

Я мог бы пролежать так всю мою треклятую жизнь.

Но утром я встаю и тащусь на завтрак, где бдительно проверяю еду и скамью на наличие сюрпризов от Блэка, нейтрализую эти сюрпризы, ем и иду на, скажем, совместную с Гриффиндором Трансфигурацию. На которой нет Поттера, зато есть злобный, как три голодных волка, Блэк и тонко замаскированное взрывное заклятие на моём столе; когда оно срабатывает, я оказываюсь с ног до головы в ярко-голубой краске.

Я ненавижу всё это.

19.03.

Позавчера Блэк превратил мою мантию в полусотню очень злых гадюк, высказавшись в том духе, что подлым змеям должно быть комфортно друг с другом.

Вчера он ударил меня в спину заклятием Expello; угодил прямиком в позвоночник. Если бы Обри не сбегал вовремя за мадам Помфри, я мог бы остаться парализованным на куда более долгое время, чем хотелось бы.

Сегодня Блэк успел подкинуть навозную бомбу в мой котёл на Зельеварении и наложить за обедом на всю еду чары иллюзии: всё, что угодно, казалось мне - да и всем прочим слизеринцам тоже - трупиками голубей, которые даже пахли соответственно. Не знаю, откуда у Блэка такая извращённая фантазия. Остаётся только радоваться, что он чистокровный. Будь он магглорожденным, с него сталось бы придать сосискам вид фаллоимитаторов. Впрочем, в таком случае, с меня, в свою очередь, сталось бы съесть это просто из вредности…

Так или иначе, я желаю знать, что обо всём этом думает Поттер. Во всяком случае, на обеде он присутствовал, уныло ковыряясь в пюре.

Я ни на что не претендую, но чертовски хочу знать, что он думает об этом.

– Послушай, - сказал я после привычного сеанса окклюменции.
– Нам надо поговорить.

– О чём?
– Поттер безучастно глядит в потолок.

– О Блэке?

– Зачем?
– ощетинивается Поттер.

– Мне интересно, как ты относишься к тому, что он меня травит последние недели.

– В этом не должно быть для тебя ничего нового, по-моему, - огрызается Поттер.

– В принципе - да, - признаю я.
– Но он совсем с цепи сорвался.

– А я что могу сделать?

– Утихомирить его, как минимум.

– С какой стати я должен это делать? Это между тобой и ним, сами и разбирайтесь.

– Кто сказал, что ты должен? Ты спросил, что ты можешь. Я ответил. Мало ли, кто что может…

– Зачем ты тогда завёл этот разговор?
– взрывается он, резко перекатывается по кровати и нависает надо мной, уперевшись локтями в кровать по обе стороны от моей головы. Смотрит в упор - тёмные, коричневые, как настоявшаяся заварка, глаза. А золотых искорок нет. Куда они исчезли?

– Я же сказал - я хочу знать, как ты к этому относишься.

– Я… - он замолкает, резко вздыхает и нетерпеливо встряхивает головой; чёрные пряди падают на лоб.
– Какая разница, что я думаю?

– Ещё какая, - заверяю я спокойно.
– Не будь тебя, у Блэка не было бы повода так меня травить.

– Я, что ли, во всём виноват?!
– он отталкивается локтями и встаёт.

– Нет. Я просто говорю, что ты послужил Блэку поводом, - у меня странное чувство - будто наши роли поменялись. Теперь он постоянно психует, а я успокаиваю. Правда, в силу отсутствия у меня хотя бы капли какого угодно обаяния, фамильного или нет, я вечно только добавляю масла в огонь.
– Ты ни в чём не виноват.