Жизнь в зеленом цвете - 7

Гарри фыркнул в подушку и зябко дёрнул плечом; Снейп накинул на него рубашку.

Тревожный, короткий сон остро пах мазью от ожогов и горьким перцем. Гарри, к его чести, не чихнул ни разу.

* * *

«03.03.

Сегодня получил за завтраком письмо. Разумеется, от Поттера - кому ещё может прийти в голову писать мне?

Много перечёркнуто, замарано, на полях какие-то невнятные рисунки: с одной стороны посмотришь, простая мешанина линий, с другой - чей-нибудь портрет, грубый, почти карикатурный. В ассортименте представлены я и Блэк, пару раз нарисована Эванс.

«Северус, приходи сегодня вечером в Выручай-комнату. Дж. П.». Лаконично и безапелляционно… хотя насчёт безапелляционности можно ещё поспорить. Такое впечатление, что он писал это в жуткой спешке - будто стоял в этот момент на склоне извергающегося вулкана.

И я приду, кто бы в этом сомневался? Уж точно не я.

Поттер, Поттер… мать твою, Поттер!..

Когда я пришёл в Выручай-комнату, Поттер уже был там. Сидел на знакомой кровати, нервно постукивал ногой по полу, ловил и отпускал снитч.

– Привет, - улыбается.

– Зачем звал?
– я демонстративно усаживаюсь на другой конец кровати.

Поттер, отлично заметив мой манёвр, прячет снитч в карман и придвигается ко мне вплотную, обнимает за плечи - жаркий, хрупкий, пахнущий мазью для мётел.

– Послушай… я сегодня опять поругался с Сириусом…

– Я даже, кажется, знаю, по какому поводу, - вставляю я свои три кната.

– Правильно, знаешь, - подтверждает Поттер, лукаво улыбаясь.
– Я сказал ему, чтоб он не лез в мою личную жизнь.

Ха, он что, и правда думает, что такой сдержанный реприманд сдержит блэковское рвение?

– И что же он сказал в ответ?
– интересуюсь.

– Он сказал, что я рехнулся, - мрачнеет Поттер.
– Ну, я уже сказал, что мы поругались…

Действительно, сказал. Для того, кто не знает, каким монолитом целых пять лет была чётвёрка Мародёров, эти слова не будут значить того же, что и для меня.

– А потом я пришёл к тебе, - завершает Поттер свои признания.

– И что дальше?
– спрашиваю недовольно.

– А дальше - вот что, - Поттер целует меня в губы; нежно, деликатно, так он прикасался бы к краю бокала со старым вином - наверняка у него дома есть подвал, где полным-полно покрытых пылью и паутиной бутылок, неприглядных на вид, но с бесценным содержимым.

Я отвечаю на поцелуй. Будь я проклят, но я не могу оторваться от его губ; они дурманят, сбивают с толку, водят кружными тропами - лихорадочные рваные мысли переплетаются друг с другом, складываясь в совершенный шизофренический узор; током бьёт по коже на руке, там, где он накрепко сжимает пальцы - удержать меня, не дать скрыться, целовать, целовать, самозабвенно, до ломоты в распухших губах, до счастливого, по-кошачьи мурлычущего насыщения.

– Зачем… как… - я забываю все остальные слова и молча касаюсь губами центра его ладони; Поттер со свистом втягивает воздух и пошире расставляет ноги - брюки ему определённо тесны.

Я соскальзываю на пол, утопая коленками в невозможно пушистом ковре; задираю мантию Поттера, кладу руку на выпуклость в его брюках. Сквозь тонкую ткань я чувствую, как сочится смегмой головка его члена, как напряжена вся его плоть; он невольно подаётся навстречу моим прикосновениям.

– Северус… - Поттер мягко отстраняет меня и опускается рядом на ковёр, стягивая мантию через голову.
– Северус…

Я целую его в губы, в шею; осторожно ласкаю ключицы, плечи, тонкие, судорожно вздрагивающие пальцы. Поттер светится своей золотистой смуглостью, почти вызывающей сейчас, ранней весной в Шотландии; глаза у него сейчас тёмные-тёмные, блестящие, с расширенными зрачками - он похож на жреца древней богини любви, совершающего своё служение. Для него мои поцелуи - не столько я со своей влюблённостью, сколько дань его красоте, дань могуществу богини, покровительствующей ему, дань искусству сотен купидонов, вихрем выпускающих стрелы при каждой его рассеянной улыбке. Он прекрасен, и я могу только преклоняться перед ним, очарованный, ничтожный, призванный служить этой нереальной красоте.

Это так похоже на наваждение; на внушение. Но это на редкость реальное наваждение, на удивление сильное внушение; оно не проходит, не исчезает ни разу за всё время, пока он снимает одежду с себя и меня, пока он ласкает меня - кончиками пальцев, играя на мне, как на фортепьяно; пока он берёт меня, сосредоточенно закусив нижнюю губу, берёт сильно и быстро, утихомиривая поцелуем мою боль и держа меня за руку; наваждение не испаряется даже тогда, когда он с торжествующим, захлёбывающимся вскриком кончает в меня, и внутри становится так странно - тепло и влажно. Моя сперма размазывается по его и моему телу, когда он обнимает меня, разглаживает губами складку между моими бровями - так небрежно, так легко, будто всё это происходит во сне, и если я сейчас проснусь, то вместо учащенного дыхания Поттера услышу лишь знаменитый на все подземелья храп Уилкса.

– Как ты так ухитряешься?
– шепчу я в полузабытьи; мне одновременно и так плохо, и так хорошо, как не было ещё никогда.
– Я… ты просто… это какая-то магия?..

Я не жду ответа, но ответ следует.

– Не то, чтобы магия… это наше фамильное обаяние. Поттеровское. Когда-то наша семья породнилась с Забини, и мы переняли от них кое-что... Может, это эмпатия, а может, где-то у них в родословной затесалась вейла. Ну, или просто так удачно сложилось.

– И этим обаянием вы можете заставить человека сделать что угодно?

– Эй, это же не Империус. Это просто обаяние. Человек просто начинает желать сделать то, чего мы от него хотим… это даже и контролировать почти нельзя. Но если бы не это, у меня было бы вполовину меньше поклонниц, - он смеётся.

Поттер, Поттер… мать твою, Поттер, это называется «манипулировать людьми»!

– Гремучая смесь получится у тебя и Эванс, а не ребёнок: твоё обаяние и её ведьмовские глазищи.

– Причём здесь Лили?
– мгновенно ощетинивается Поттер.
– К чему ты о ней заговорил?

Я бы мог объяснить, к чему. Я мог бы послать Поттера подальше вместе с его знаменитым обаянием. Я бы много чего мог… «бы», благословенное «бы»…

– Ни к чему. Забыли.

Каждый взгляд - приказ; каждое движение - выверенный расчёт. Поттер, зачем ты играешь в эти игры? Контролировать обаяние либо можно, либо нет.

Зачем я тебе?

Правильный ответ - низачем. Просто так. Как оставшийся в кармане мантии снитч - может быть, тот же самый, что я когда-то поймал на матче.

Вот оно, решение задачки. Ответ был, а я просто его не рассмотрел.