Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Бледная, склонив на грудь голову, с недвижно устремленным взглядом Анна Жозефа молчала.
Конрад продолжал:
– Я не могу вам выразить той горести, которую ощутил я, когда объявил мне об этом путешествии. Я сделал сладостную привычку видать вас и… теперь я могу сказать вам… любить вас… Вы сами, как мне казалось, чувствовали некоторую радость, некоторое утешение вследствие моей привязанности… Я ошибался?
Молодая девушка подняла на него полные слез глаза. Он продолжал, сжимая ей руку:
– Если бы вы согласились, – есть средство не расставаться…
– Какое?
– Отправиться вместе со мной.
– Отправиться с вами!
–
– Ну, а когда вы меня разлюбите? – прошептала она.
– Когда я… О! что вы говорите!.. Разве возможно разлюбить вас?.. Но даже скромность моей нежности может служить вам ручательством за мою искренность. Если бы я не был вынужден оставить эту страну, я еще долго бы скрывал мои чувства в глубине души… Они вырываются только вследствие отчаяний разлуки. Клянусь вам моя прелестная Анна, Господом, который нас слышит… клянусь вам этим поцелуем, первым, который я сорвал с ваших розовых уст, – я буду всегда, всегда любить вас!..
Сжимая ее в своих объятиях, молодой человек коснулся рукой ее плеча, на котором жестокость ее мачехи, прибившей ее накануне, оставила след, молодая девушка застонала —
– Что с вами? – спросил Конрад.
Она печально улыбнулась.
– Это говорит моя мачеха, что я хорошо сделаю, последовав за вами, – ответила она.
На другой день вечером, когда все спало в родительском доме, Анна, выйдя из него, бегом достигла назначенного места, на котором дожидался ее любовник в почтовой карете. Через два дня они поселились в Лондоне в гостинице Нерона на Кипч-Стрит.
В течение трех месяцев Теруан была очень счастлива с Конрадом де Тешь, и если бы только от нее зависело это счастье, оно еще продолжалось бы.
Она всеми силами души любила своего первого любовника. И даже вероятно, что только одного его она и любила.
Но вопреки добровольно данным им клятвам, в зеленеющим леску Маркура, где пение птиц смешивалось с ропотом первого поцелуя, Конрад де Тешь через два месяца обладания соскучился с своею любовницей…
Он отсрочил еще на месяц разлуку, наконец однажды утром, под предлогом необходимого путешествия он удалился, дав обещание возвратиться в отель в одиннадцать часов, к завтраку.
В одиннадцать часов, когда Теруань оканчивала одеваться, лакей доложил ей о приходе сэра Филиппа Брадлея.
Сэр Филипп Брадлей был молодой англичанин с которым Конрад де Тешь сблизился по приезде в Лондон.
– Проси! – сказала Теруань и добавила молодому человеку, весело подавая ему руку.
– Вы завтракаете с нами? Это очень любезно с вашей стороны. Садитесь; Конрад будет здесь через несколько минут.
Сэр Филипп Брадлей не садился; он стоял неподвижный и безмолвный, перед молодой девушкой. Она с изумлением смотрела на него.
– Что с вами? – спросила она.
– Я имею честь передать вам печальное сообщение, мисс.
– От кого?
– От Конрада де Тешь!
Она вздрогнула, не подозревая правды.
– Он дрался; он быть может ранен?..
Филипп
Брадлей отрицательно покачал головой, и вынув из кармана письмо, подал его Теруань.– Прочтите! – сказал он.
Письмо было от Конрада; вот приблизительно его содержание:
«Милый друг! поверьте моему глубокому сожалению; но отец, узнавший о нашей связи, приказывает мне. Когда вы распечатаете эту записку, я буду уже на корабле на пути в Испанию. Сэр Филипп Брадлей, наш общий друг, передаст вам от моего имени десять тысяч франков. Прощайте. Забудьте и простите меня!..»
Странное дело! Чтение этих строк привлекло кровь Теруань не к сердцу, а к мозгу; она не побледнела, как обыкновенно случается при жестоком ощущении, а сделалась пунцовой и закачалась. Сэр Филипп Брадлей бросился к ней, чтобы поддержать.
Она оттолкнула его.
– Оставьте, – сказала она. – Это ничего! – и разразившись свирепым хохотом, добавила: – Это ничего! решительно ничего!.. Конрад де Тешь бросает меня… Разве это непросто, если ему приказывает отец… Ха! ха! ха!,.. Он должен повиноваться отцу!.. Я оставила своего из любви к Конраду де Тешь… но я другое дело: я крестьянка!.. Кстати, у вас те десять тысяч франков, о которых говорит эта записка?..
– Вот они, в этом портфеле, мисс. Хотите проверить.
– К чему? Что вы делаете сегодня, сэр Филипп?.. Погода хорошая; угодно вам проводить меня в Гайд-Парк?
– К вашим услугам, мисс.
– А потом, сегодня вечером, мы отправимся в Дрюри Лен или в Королевский театр. Это ничего, что я очень печальна. Но мне, согласитесь, нужно немного разоряться. А! Конрад де Тешь просит, чтоб я простила и забыла его. Да, я его забуду!.. О! в этом я уверена!. . Но что касается до прощения!.. Вероятно на днях вы увидите Конрада де Тешь, сэр Филипп, так посоветуйте ему, ради его интереса, избегать по возможности встречи со мной!..
Сэр Филипп Брадлей втайне надеялся заместить Конрада де Тешь, и действительно в течение нескольких дней он мог надеяться, что она возьмет его в любовники… И почему он не мог быть им? Он был молод, богат, великодушен. Он только занят был тем, чтобы доставлять ей удовольствия.
Между тем, по природной деликатности, из уважения к печали, причиненной ей внезапным отъездом де Тешь, сэр Филипп не спешил объяснением; напротив, он продолжал обращаться с ней как с другом.
Так прошел месяц; предполагая, что рана зажила, сэр Филипп решился, объясниться с молодой женщиной. Именно накануне он провожал ее в оперу, и целый вечер она была с ним очень мила.
Она жила в прелестном доме, который он нанял ей на Лейчестер-Сквере и куда он по обыкновению являлся каждый день.
В этот день, когда он явился к Теруань, сердце сэра Филиппа билось сильнее обыкновенного, и она тотчас же заметила его смущение, потому что вскричала!
– Что с вами, мой друг? Не случилось ли какого-нибудь несчастья?
– Нет! – отвечал он. – Но от вас зависит, что оно может случиться.
– От меня?.. Боже мой! Каким же образом?
– От вас зависит, чтобы моя самая драгоценная надежда не разлеталась дымом. Я вас люблю, Теруань. Если до сих пор я не делал этого признания так потому, что прежде всего я желал, чтобы в ваших прелестных глазах не осталось и следа слез. Я хотел, чтобы между мною и вами не осталось никакого тяжкого воспоминания, могущего послужить препятствием. Но не поспешил ли я? Сделал ли я ошибку, предположив, что пробил час, когда из самого преданного друга, я могу превратиться в самого нежного любовника.