Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– Да, подлецы, которые не прощают мне того, что я любим Форнариной, которая…

Болонец не кончил. Бросясь на него, как один человек, все десять учеников, готовы были растерзать его своими двадцатью руками, своею сотней железных пальцев.

В то же время Перино-дель-Вага проговорил за всех:

– Мы тебя приглашали молчать… Произнеся здесь известное имя, ты произнес свой приговор. Ты хочешь знать, за что мы ненавидим тебя! За то, что ты не побоялся замарать счастье учителя. Теперь выбирай того из нас, который окажет тебе честь убить тебя…

– Тебя! тебя! Перино! – пробормотал Болонец.

– Хорошо! Идем же!..

Через несколько минут Тирабоччи пал, пораженный смертельным ударом в необыкновенной дуэли с Перино-дель-Вага.

Свидетелями дуэли был Джулио Романо и Франческо Пенни.

Они-то и рассказали на другой день Рафаэлю, что Перино-дель-Вага, будучи оскорблен Тирабоччи в споре по поводу игры в кости, убил его. Рафаэль крепко побранил Перино-дель-Вага, но так как по инстикту он имел слабую привязанность к Тирабоччи, – он недолго был занят его потерей.

А Форнарина?

Она нашла нового любовника, вот и все.

* * *

Смерть Рафаэля большинство писателей объясняют простудой. Но на самом деле он умер от истощения, вследствие излишеств.

Вот что говорит Вазари, в своей книги: «Жизнь великих живописцев скульпторов и архитекторов.»

«Однажды Рафаэль возвратился домой в сильной лихорадке. Медики полагали, что он простудился; он скрыл от них настоящую причину своей болезни, они до крайности ослабили его сильным кровопусканием, вместо того, чтобы укрепить его упавшие силы.»

Бедный Рафаэль! Медики пускали ему кровь из-за простуды: его любовница до последнего вздоха безмерно возбуждала его душу слишком пылкую для ее слабой оболочки. Нужно было чтобы он умер!

В свою очередь Октавий Виньон говорил:

«Подчиненный своей безумной страсти, еще накануне смерти, Рафаэль принял за возврат сил то, что было только лихорадочным возбуждением чувств, как яд сладострастия на груди Форнарины.»

Она дала бы уж лучше стакан простого яда.

Но когда он ощутил приближение смерти, он почувствовал как бы отвращение и ужас к предмету смертельного безумия.

Франческо Пенни и Джулм Романо, два его любимые ученика, бодрствовали у его постели.

– Не позволяйте ей входить, – сказал он им, – она помешает мне умереть, с Богом.

Они повиновались ему… Тщетно Фориарина просила, умоляла… Они были непоколебимы, и она увидала его только тогда, когда он навеки закрыл глаза.

«Рафаэль Санти умер в великую пятницу, 6 апреля 1520 года. Он оставил по завещанию Форнарине чем жить в довольстве и разделил остальные 16 000 дукатов, – около миллиона,– между Джулио Романо, Франческо Пенни и одним из своих дядей, завещав дом свой, построенный близ Ватикана, кардиналу Бибьена.»

Известие о смерти Рафаэля погрузило весь Рим в великую печаль. Он был погребен в Пантеоне, и над гробницей его, по его желанию поставлена Мадона, высеченная из мрамора Лоренцетто. Друг его Пьетро Бембо, написал эпитафию.

Рафаэль в могиле, что же сталось с Форнариной? По правде сказать, об этом мало можно найти известий, но вот один из последних эпизодов из ее жизни, который передает Октавио Виньон:

Вследствие совета Августина Чиджи, – который боялся за нее какой-нибудь опасности со стороны учеников Рафаэля, – Форнарина через несколько часов после смерти своего знаменитого любовника, удалилась в дом отца.

Это было вечером, довольно поздно; и она была одна в маленьком саду; сидя на скамье она думала быть может о том, кого не стало… Все возможно!..

Вдруг она вздрогнула.

В то же время как чья-то рука прикоснулась к ее плечу, слишком хорошо знакомый голос говорил ей:

– Добрый вечер, Маргарита.

Приветствие это было сказано Томасо Чинелли.

Томасо Чинелли? Так он бежал из тюрьмы?

– Да! ответил он, как будто подслушав ее мысль. – Да, я убежал из моей тюрьмы, благодаря Бога!.. Тебя удивляет, Маргарита, что через пять лет я захотел подышать свежим воздухом? Я был в Субиано, в монастыре св. Козьмы, – без сомнения, это для тебя не новость, – заперт за двойными дверями в узкой келье, Ах! меня хорошо сторожили!.. Тот, который, чтобы сделать тебе одолжение, бросил меня в эту тюрьму, – господин Августин Чиджи, – отдал серьезные приказания. Но нет такой хорошей собаки, которая не перестала бы лаять. Нет такого тюремщика, который не устал бы от надзора. Сегодня вечером, пользуясь тем, что забыли задвинуть засовы, с помощью гвоздя, который я вытащил из моего башмака, я отпер дверь… Потом, с помощью веревки, привязанной к окну, я выбрался в поле… И вот, я здесь. Скажи мне, Маргарита, если бы ты была мужчиной и находилась на моем месте, что бы ты сделала с невестой, с любовницей, которая постыдно изменив тебе, на пять лет лишила тебя свободы?…

Форнарина встала.

– Убей меня! сказала она.

– А! ты согласилась?.. Ты заслуживаешь…

– Я согласна, что ты мужчина, а я – женщина, что ты силен, а я – слаба, что ты меня ненавидишь, а я не люблю тебя больше, что я сделала тебе зло, и ты жаждешь мести… Я предаю душу Богу. Убей меня, если хочешь!..

Луна пробиваясь сквозь древесную сеть, освещала лицо Форнарины. Она была бледна, но не дрожала. Томасо внимательно и долго наблюдал ее. Он был бледнее ее; он много изменился. Пятилетнее пребывание в четырех стенах состарило его на девять лет.

– А если я не убью тебя? – сказал он после некоторого молчания. – Если бы я простил тебя, – что бы ты сделала?

– Как что бы я сделала?

– Синьор Рафаэль Санти, твой любовник, т. е. один из твоих любовников, потому что, я уверен, у тебя было несколько, не считая Августино Чиджи, – синьор Рафаэль умер; я узнал это, придя в Рим, и потому-то пришел сюда. Если еще и теперь я буду просить тебя выйти за меня замуж?

Маргарита склонила голову.

– Я ответила бы тебе – нет! сказала она. – Ведь я сказала, что не люблю тебя!..

– Совсем не любишь?… Это решено?…

– Э! если бы я еще любила, так разве я оставила бы тебя пять лет там, где ты был.

– Это правда. Но если бы я еще любил тебя?

– Тем хуже для тебя.

– Ты скорее согласилась бы умереть, чем выйти за меня замуж.

– Да.

– А любовницей моей? Слушай! Это подло, это низко, но не смотря на все зло, которое ты мне сделала, и хотя ты жестоко говоришь мне, что перестала любить,– я, каюсь, я люблю тебя, я все-таки обожаю тебя, Маргарита!.. Убить тебя!.. Полно! Я жажду не крови твоей, я жажду твоих ласк!.. Забудем все!.. одну ночь… только одну ночь… одну ночь еще будь моей любовницей!.. Моей возлюбленной милой, как прежде… и ты никогда не услышишь обо мне… Никогда!.. Хочешь? говори! говори!..

Он притянул ее к себе; она его оттолкнула… Но он продолжал умолять ее.

– Ты меня более не любишь… Пусть!.. Я не могу насиловать твоего сердца… Но что за дело!.. Что будет стоить для тебя еще несколько часов принадлежать мне?…

И каждое это слово он сопровождал поцелуем ее шеи, глаз, волос… Она горела.

– Ну идем же!.. задыхаясь сказала она. – Идем!.. Она увлекала его к дому.

Но к ее глубокому изумлению на этот раз он оттолкнул ее.

– Это что значит? сказала она.