Журавли и цапли . Повести и рассказы

— Серенький и бабушкин… Точно… Так и напечатано было. А ты почем знаешь, ай читал?

— Знаю, — сказал Павка, не вдаваясь в подробности. — А он вам зачем?

— Козел-то? — спросил дедушка Миня, устремив на Павку взгляд прозрачных, как вода, глаз.

— Козел! Козел! — теряя терпение, разозлился Павка.

— Так пропал же… — страдальчески протянул дедушка Миня.

Павка с опаской покосился на своего собеседника. Может, он того, болен? Козлик столько лет как пропал, а он о нем со слезой: «Пропал же!..» Нет, дедушка Миня определенно болен. А раз так, то лучше всего ему посочувствовать. Павка притворно вздохнул и сказал:

— Да… напали на козлика серые волки.

— Напали? — ахнул дедушка Миня.

— Ага, — сказал Павка, тряхнув рыжей челкой, — и остались от козлика рожки да ножки…

Знал бы он, чего ему будут стоить эти рожки да ножки…

Дедушка Миня вдруг подпрыгнул, как петух, и куда-то убежал. А Павка, окончательно решив, что дедушка Миня «не того», пошел своей дорогой, которая и привела его вскоре ко мне. Впрочем, «пошел» — не то слово, и я беру его назад. Не пошел, а помчался, до того ему не терпелось поделиться со мной наблюдениями над дедушкой Миней. Он влетел ко мне, как метеорит, и, не переводя дыхания, понес:

— Понимаешь… жил-был… у бабушки… Ну этот… как его?., серенький…

— Котик! — некстати подсказал я.

Но Павка, увлеченный рассказом, даже не рассердился, только отмахнулся от меня, как от мухи.

— Не… Козлик! Понимаешь, был и пропал. А он его ищет!..

— Она, — поправил я.

Павка сразу выключился и посмотрел на меня так, что я невольно съежился.

— Кто… она? — грозно спросил он.

— Ну эта… как ее?.. Бабушка! — теряясь, ответил я.

— Дедушка! — рявкнул Павка. — Я тебе не про бабушку… Я тебе про дедушку… Миню-дедушку, ясно? Понимаешь, он пропал, козел этот… Когда еще пропал!.. А… он… его… ищет… — Павка развеселился: — Ищет, ха-ха-ха!

— Хи-хи-хи! — на всякий случай поддержал я Павку, но тут вдруг дверь приоткрылась, и смех, как пишут в книгах, замер у нас на устах. В дверной щели мы увидели сухонькую фигурку дедушки Мини.

Павка тут же ретировался за мою спину. Струсил? Плохо вы знаете моего друга. Не струсил, а, как в шахматах, произвел рокировку, или, попросту говоря, как командир, переменил позицию, чтобы с тыла руководить своей боевой силой, то есть мной.

— Спроси у него… Скорей!.. Спроси у него про что-нибудь постороннее, — зашипел Павка.

— Сейчас, — прошипел я в ответ и, собираясь с мыслями, начал: — Дедушка, а дедушка… я… это… спросить хочу…

— Про что это? — спросил дедушка Миня, высматривая из-за меня Павку.

— Про это… как его… — тянул я, загораживая собой друга.

— Про постороннее!.. — прошипел Павка.

— Потустороннее! — крикнул я.

— Чего? — опешил дедушка Миня.

— Ну про козлика этого… — И я вдруг некстати запел: — «Жил-был у бабушки серенький козлик»… Ой!..

В песенке, как вы правильно догадываетесь, никакого «ой» не было. «Ой» вырвалось у меня невольно, когда мой друг Павка ткнул меня локтем в бок. Но Павке что! Видели бы вы, в какой восторг пришел дедушка Миня, услышав мое пение.

— А бабушка вот она! — проворковал он и за руку, из-за двери, втащил в комнату большую, как баржа, бабушку Смирнову, нашу уличную соседку.

Бабушка Смирнова вперила в меня черный глаз и басом спросила:

— И где он, пропащий?

Я растерялся. Пропащий? Кто пропащий? Уж не Павка ли? Ну ясно, он. Насолил бабушке Смирновой и прибежал ко мне прятаться. Нет, чтобы лицом к лицу встретить опасность… А еще командир! Ну погоди же… Я отступил в сторонку и сказал:

— Вот он, пропащий!

Я думал, бабушка Смирнова так и кинется на Павку, а она вдруг вместо этого кинулась на коленки и стала зачем-то шарить у меня под кроватью, шарить и гудеть:

— Петь!.. Петь!.. Петь!..

Вдруг меня осенило: «Петь…» Да ведь это же… Да ведь так звали козла бабушки Смирновой! Петь, Петька! И он, козел этот, наверное, у нее пропал. Значит, Павка тут ни при чем. Не он пропащий, а козел.

Мне стало стыдно. Ни с того ни с сего взять и предать друга! «Предатель, предатель, предатель», мысленно казнил я себя, не смея глаз поднять на бывшего друга. Бывшего! Именно так. В том, что Павка навсегда отвернется от меня, я нисколько не сомневался. Разве предательство прощается?

Я робко посмотрел на своего друга и удивился: Павка не только не хмурился, а, наоборот, сиял, как звезда первой величины. Это — раз, а потом, — он просто не смотрел на меня, из чего я сделал вывод, что чувство мести в нем уступило место какому-то другому, более сильному чувству. Но какому? Я стал наблюдать за Павкой. А он сиял, сиял и вдруг хихикнул в спину бабушке Смирновой:

— Не здесь ищете!

Бабушка Смирнова выпрямилась и грозно уставилась на меня:

— А ты говоришь, здесь он, пропащий…

Я хотел оправдаться, но Павка, давно уже сообразивший, что к чему, и рта мне не дал разинуть.

— Не здесь, — ответил он вместо меня. — Но мы его все равно найдем, верно, Славка?

Дружеское «Славка», равное прощению, так обрадовало меня, что я, не отдавая отчета в своих словах, тут же пообещал бабушке Смирновой найти не только козла, но и африканского слона в придачу, если она того пожелает.

От слона, правда, бабушка Смирнова отказалась, а за козла уцепилась, обещав, если найдем, награду.

Тут и дедушка Миня встрял, показав газету, в которой было напечатано: «Пропал козел. Нашедшему обещана награда…»

— А мы не за награду, — обиделся вдруг Павка. — Мы так… работаем…

— Работаете? — Бабушка Смирнова вытаращила глаза. — Кем работаете?

Павка подмигнул мне и, не задумываясь, ответил:

— А этими… юными детективами.

— Юными… чего? — прогудела бабушка Смирнова и наставила на Павку ухо.

— Де-тек-ти-вами! — проорал Павка.