Журнал «Если», 1998 № 04

У такого решения есть недостатки. Я с трудом сгибаю пальцы на этой руке со всеми вытекающими последствиями. Сам бластер прикрыт латексной мембраной (очень похожей на кожу), но после каждого выстрела она выгорает, и мне всегда приходится носить с собой запасные. Но есть и то, что считается преимуществами. Я могу убивать людей на расстоянии до двадцати пяти метров и оглушать на расстоянии до пятидесяти. Могу пробивать дыры в бетонных стенах, если сумею подойти достаточно близко.

Вот это инспектор и имел в виду, говоря о чуждом мне оборудовании. Мне действительно претит мысль, что я могу убить друга легким нажатием на один из зубов. Поэтому я и стараюсь ограничить число своих друзей.

В любом случае тот факт, что я киборг, на данном задании сыграет небольшую роль. Погибший Ник Кольч был оснащен так же, как и я, и это его не спасло. К тому же у него имелось то, чего у меня нет — и то, что также его не спасло. Он знал, на что идет. Опытный охотник, он был знаком с другими погибшими. Может, именно для этого он и отправился в резерват — провести частное расследование обстоятельств гибели его друзей.

Мне вовсе не улыбалась мысль лезть в пасть ко льву невинным, как младенец, безо всякой дополнительной информации. И я начал копать.

Кое-какие, весьма скромные сведения я раздобыл, просмотрев регистрационное свидетельство резервата. Регистрация означает лишь то, что федеральный инспектор одобрил оборудование заповедника.

От резервата требуется гарантия, что животные не вырвутся на свободу, а также наличие небольшой клиники для лечения раненых клиентов (покалеченные животные никого не волнуют). Инспектор подтвердил, что в «Шэрон пойнте» все необходимое имеется. Периметр резервата (133 километра) обнесен надежной оградой, а на его территории есть прекрасно оборудованная операционная и аптека. А также (что меня удивило) ветеринарная лечебница и крематорий — предположительно для уничтожения тел животных, чьи раны настолько тяжелы, что не поддаются лечению.

Прочая информация мне мало что дала. Сам резерват — это 1100 квадратных километров лесов, болот, холмов и лугов. Им владеет и управляет человек по имени Фриц Ашре. В штате один хирург (доктор Эвид Парацельс) и шесть служащих, присматривающих за животными.

Но одна позиция подозрительно отсутствовала: название фирмы-поставщика. Большая часть резерватов получает животных по контракту с одним из трех-четырех крупных питомников. В регистрационном свидетельстве «Шэрон пойнта» поставщик не значился. Там вообще не был указан источник получения животных. И это навело меня на мысль, что охотники там охотятся вовсе не на зверей.

Люди, охотящиеся на людей? Это незаконно в квадрате. Но как раз этим может объясняться высокая смертность. Львы и бабуины (даже стаи бешеных бабуинов) не способны за двадцать месяцев убить сорок пять человек. И я начал понимать, почему Морганстарк не стал полагаться на мнение компьютера.

Я зашел к операторам и получил от них распечатку свидетельств о смерти. Все были подписаны «доктор Эвид Парацельс». Во всех указана «нормальная» для охотничьего резервата причина смерти (обычная комбинация ран и потери крови), но вид нанесшего смертельные ранения животного не был назван ни разу.

Как раз это меня встревожило. Я попросил операторов выдать мне всю доступную информацию о Фрице Ашре и Эвиде Парацельсе.

Файл Ашре оказался невелик. Не считая стандартных сведений о возрасте, семейном положении и группе крови, он включал лишь краткое резюме о его прежних местах работы. Двадцать лет безупречной службы в качестве инженера в разных электронных компаниях. Затем он унаследовал небольшой участок земли, быстро уволился и через два года открыл резерват. Теперь (судя по данным из его банка) он уверенно превращался в богача. Все это мне почти ничего не подсказывало. Я и так знал, что его дело процветает.

Зато с файлом Эвида Парацельса, доктора философии, доктора медицины и члена Американского компьютерного общества, мне повезло больше. Он был набит информацией. Очевидно некогда доктор проводил исследования такого рода, что позволяли ему иметь допуск очень высокого уровня секретности, и Бюро изучило его личность досконально. В результате я получил горы сведений, по большей части бесполезных, но среди них моментально обнаружил истинные жемчужины. Эвид Парацельс оказался одной из жертв генетических бунтов.

Если кратко, дело было так. В 1999 году одна газета опубликовала статью о том, что группа биологов (включая знаменитого Эвида Парацельса), получив крупный правительственный грант, сделала истинный прорыв в «исследованиях рекомбинантной ДНК» — то бишь в генной инженерии. Ученые отработали технику выращивания животных с измененными генами и теперь приступили к экспериментам на человеческих эмбрионах. Их целью, как утверждалось в статье, были «мелкие улучшения человеческого организма» — например, избавление от «кошачьих» глаз или лишнего пальца на руке или ноге.

И что случилось? Бунт, вот что случилось. Что само по себе не было странным. К 1999 году преступность и всякого рода социальная напряженность приобрели прямо-таки угрожающий размах, но правительство пребывало в каком-то дремотном состоянии. Поэтому бунт готов был вспыхнуть от любой искры: подорожания топлива, повышения цен на продукты, платы за жилье. Другими словами, уровень общественной агрессивности достиг кризисного значения.

Означенная статья в этих условиях стала не то что искрой — гранатой, взорвавшей общественное мнение. Оппоненты вопили о «священности человеческой жизни», но, полагаю, больше всего запугала людей идея «усовершенствованного человека». На ученых и конгрессменов стали нападать на улицах. Разгромили три правительственных здания, уничтожили три жилых комплекса, разграбили сто тридцать семь магазинов. Программа по исследованию рекомбинантной ДНК погибла в зачатке, а вместе с ней — чьи-то научные карьеры. Грубой силой бунт подавлять было нельзя — копам пришлось бы убить слишком много людей. Бунтовщиков пришлось умиротворять самому президенту, а правительство в срочном порядке выработало меры превентивной борьбы с насилием, которые действуют и сейчас.

Эвид Парацельс как раз и был одним из тех, чья карьера рухнула. Что ж, это ничего не доказывает, но мне стало очень даже любопытно. Тот, кто утрачивает высокое положение, как правило, начинает весьма наплевательски относиться к закону. Так что какая-то исходная позиция перед поездкой в резерват у меня имеется. А если повезет, мне даже не придется притворяться, будто я приехал туда охотиться.

И еще одну распечатку я заказал: сведения обо всех нераскрытых преступлениях, совершенных в окрестностях резервата. И узнал следующее.

«Шэрон пойнт» находится всего в восьмидесяти километрах от арсенала в Прокюретоне, где с 60 — 70-х годов хранится немало устаревшего вооружения. Два года назад кто-то ухитрился пробраться в арсенал и прибарахлиться там всякой всячиной — полусотней винтовок М-16 (и пятью тысячами снаряженных магазинов к ним), сотней автоматических пистолетов «магнум» двадцать второго калибра (и еще пятью тысячами обойм), пятью сотнями ручных гранат и более чем пятью сотнями противопехотных мин различных типов. Вполне достаточно, чтобы снабдить оружием солидную уличную толпу.