Журнал «Если», 2003 № 07

Но пока Чернер оставался молчаливым, инертным, пассивным.

Дуг сделал еще одну попытку.

— Должно быть, случилось нечто ужасное. Кошмарное. Но вы не одиноки. Мы знаем: что-то происходит со всеми исследователями нейронных интерфейсов. Многие погибли. Вы должны помочь нам остановить эту напасть.

Ничего.

Черил вздохнула и, подойдя к Дугу, пристально и внимательно посмотрела в глаза Чернера. Они были пусты. Безжизненны. Просто черные дыры души.

Борясь с бессильными слезами, Черил отступила. Неужели и Дуг так кончит? Да и она сама? Боже, лучше смерть!

Дуг вынул из кармана ручку и карманный календарь. Ему пришла в голову мысль, возможно, глупая, но других просто не возникало.

Он что-то нарисовал на внутренней стороне обложки и поднес незамысловатое произведение к глазам Чернера.

Первое мгновение единственной реакцией были вылезающие из орбит глаза пациента. Потом тот глубоко вздохнул, и тишину прорезал вопль такого первобытного ужаса, что Дуг едва не уронил календарь. Ткань смирительной рубашки распирали бугрившиеся мускулы. С губ летели брызги слюны.

Безумец взметнулся с кровати и, низко нагнув голову, словно взбесившийся бык, бросился на врага. Дуга спасло только то, что ноги Чернера затекли от долгого сидения: он споткнулся и, по-прежнему вопя, рухнул на мягкий пол. Глаза, еще недавно бессмысленные, налились бешеной яростью. Он отчаянно пытался подняться. Но тут дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвались люди в белых халатах, грубо оттолкнувшие Дуга. Трое мужчин едва справились с бьющимся на полу человеком.

— Что вы наделали? — обрушился на Дуга санитар, вводя шприц для подкожных инъекций в шею Чернера. Тот выгнулся дугой от боли, но тут же обмяк.

Дуг беспомощно уставился на свой рисунок: переплетение овалов, скопированное с пресс-папье Бена Фейнмана. Должно быть, здесь и кроется разгадка. Они наверняка что-то означают. Но что?!

Происходило что-то очень странное. Например, она не помнила своей фамилии, хотя имя на водительских правах не вызывало внутреннего протеста. Очевидно, права в сумочке, лежавшей под столом, принадлежали ей, поскольку на них был ее снимок. Для того, чтобы прийти к этому заключению, понадобилось вынуть пудреницу и посмотреться в зеркальце.

В коридоре под дверью кабинета — ее кабинета? — переговаривались люди. Ни один голос не был знакомым. Зато и этотголос казался властным… непререкаемым. Как она могла слышать другие звуки, когда голос говорил столь громко?

Что же стряслось? Может, следовало спросить кого-то постороннего?

Правда, Шила не знала, о чем спрашивать. Открыла рот, чтобы сформулировать вопрос, но из глотки вырвался лишь неясный клекот. Умела ли она вообще разговаривать?

Шила не помнила.

Она вылетела из здания, неопределенно помахивая рукой в ответ на оклики коллег. У нее на уме было другое. Срочные, важные дела, которыми необходимо заняться немедленно.

Голос настаивал. Требовал.

Дуг весь взмок, пока работал старенькой газонокосилкой в своем маленьком дворе.

Еще три прохода, и он имеет полное право пойти в дом и выпить чего-нибудь холодненького. А вообще-то монотонность работы успокаивала. Механические движения давали простор воображению, освобождали мозг для решения проблем. Это гораздо лучше, чем просто сидеть в кресле и приказывать себе думать.

Дуг добрался до конца ряда и начал поворот. Разворачивая косилку, он случайно заглянул во двор Перельманов. Там, вольготно раскинувшись в шезлонге, возлежала Синди Перельман, в лифчике и коротких шортах, из которых выпирали бугрившиеся складки плоти. Дуг продолжал работать, старательно отводя глаза. Синди была хорошим другом и доброй соседкой, но видеть ее в этом экзотическом наряде он считал выше своих сил.

Дуг вернулся к невеселым размышлениям. В психушке им удалось напасть на след. Что же все-таки скрывалось за этим рисунком?

А Черил умеет одеваться. Не то чтобы он хоть на миг представил ее такой же расплывшейся, как Синди Перельман, но даже если Черил наберет хотя бы лишнюю унцию веса, все равно найдет что-нибудь поприличнее, чем лифчик и шорты.

Сегодня было необычайно холодно для этого времени года, и Черил натянула объемный свитер, юбку по колено и черные туфли на каблуках. Все, разумеется, очень официально, однако что-то в пушистости свитера казалось таким уютным… Вчера она надела на работу простую белую блузку и слаксы… А были еще джинсы, которые она носила на острове Рузвельта. И изумрудная блузка, так идущая к бежевому полотняному костюму. Как называется тонкая ткань? Шелк, наверное, или атлас, но он точно…

Дуг резко выпрямился.

— О чем ты думаешь? — спросил он себя, хотя ответ был очевиден. Собственный гардероб он вряд ли способен описать в деталях. Значит, механическая работа высвобождает мозг для решения проблем? Ха!

Может, стоит сделать перерыв и выпить чего-нибудь холодненького прямо сейчас?

Она работает у тебя, австралопитек ты ненормальный! Болван и кретин!

Его подсознание искало более безопасной темы. Что же, вполне подойдет и Боб Чернер. Что общего у Чернера и Бена Фейнмана?

Карманный календарь Дуга, как всегда по выходным, лежал у телефона. Он открыл его на рисунке, от которого Чернер, видимо, сошел с ума. Рисунке, скопированном с пресс-папье Бена Фейнмана. Нашел обрывок бумаги и карандаш и начал выводить овал за овалом, завитушку за завитушкой. Узоры пересекались в центре и уже с этого места расходились.

Пока он потягивал коку, в мозгу словно щелкнуло что-то. Мысль… важная мысль промелькнула в подсознании и так же быстро исчезла, оставив его глупо таращиться на рисунок. Что?

Его рука, стиснувшая банку, на миг замерла. Глянув на протез, Дуг обнаружил, что бессознательно раздавил банку, расплескав по столу коричневую жидкость. Искусственная конечность не имела сенсоров влажности.

Что пришло ему в голову? Рисунок наполовину уничтожили, пытаясь соскрести. Соскрести? А если бы он зачеркнул рисунок? Успокоился бы Чернер?

Этот эксперимент был не из тех, которые Дуг жаждал провести, даже если бы его пустили в лечебницу.

Он потряс изуродованную банку и, обнаружив, что там еще остался напиток, сделал глоток. Царапины… что они скрывали? Да, они непременно что-то скрывают! В этом вся штука. В этом весь смысл. Фокус.