Журнал Наш Современник 2007 #7

–  Последняя статья не очень. Что вы, Сергей Михалыч, все Тунгус да Тунгус? Неуважительно как-то. У меня ведь фамилия есть, имя православное…

–  Учтем, Иван Лукич. Но неужели вы только с этим пришли?

–  Нет, конечно. Это - сущие пустяки. Я вот что хотел сказать, Сергей Михалыч. Проблемы, которые вас настигли, меня искренне огорчают, и, поверьте, ноги не от меня растут.

–  Помилуйте, и мысли не было. С чего вы взяли?

–  Ходят разговоры, пустили нелюди парашу.

–  А что, у вас есть такие возможности?

–  Кое-чего могу, было бы желание. Остановить?

"Ничего себе заявочки!
– я даже похолодел.
– Нет, только не это, всю жизнь отрабатывать - не отработаешь".

–  Спасибо, сами как-нибудь разберемся.

–  Тогда я пойду.
– Тунгус поднялся, протянул руку.
– Я все сказал.

–  А интервью, Иван Лукич? Или вам нельзя по понятиям?

–  Западло, хотели сказать?
– улыбнулся он.
– Нет, совсем нет. Япон-чик ведь дает интервью в Америке. Но сейчас я не готов. В другой раз, Сергей Михалыч.

Когда за ними закрылась дверь, я схватился за голову: "Вот попал!" Потом расхохотался. Ну, совсем он не так страшен, как его малюют. Похож, скорее, на сурового отца большого семейства. Но сила в нем есть, тяжелая, идущая откуда-то изнутри сила.

Через пару минут Леня Ковалев вернулся:

–  Зря ты отказался.

–  Интересно, - не стал я оправдываться, - каким образом он смог бы прикрыть дело? Через кого?

–  Точно не знаю, но подозреваю, что через Алика. Тот ему должен.

* * *

Дома жена встретила заплаканными глазами. Протянула конверт, в нем - повестка из милиции. Завтра в одиннадцать утра мне следует явиться в райотдел для дознания.

–  Рецидивист ты наш, - вымученно улыбнулась жена.
– Когда все это кончится?

Откуда я знаю - когда? Время - понятие растяжимое. Какое еще такое дознание? В честь чего? Ладно, оставим эти вопросы до завтра.

20 февраля.

В милицию я поехал с адвокатом Семеном Абрамовичем - маленьким, пухленьким пожилым евреем.

–  Только не горячитесь, - напутствовал он меня.
– Старайтесь вообще меньше говорить. Давайте сразу договоримся: командовать парадом буду я.

Указанный в повестке кабинет оказался крохотной, но чистенькой комнаткой. Завидев нас, из-за стола встал тучный седой майор.

–  Здравия желаю, товарищ подполковник!

–  Вольно, - хихикнул адвокат.
– Ну и отъел же ты ряшку, Петрович! Они обнялись. Поймав мой взгляд, Семен Абрамович пояснил коротко,

что служили вместе в уголовке, тот еще, мол, сыщик Петрович.

–  Весь в тебя, - хохотнул майор, - было у кого учиться.

–  Чего вызывал?
– перешел к делу адвокат.

–  Прокуроры поручили провести дознание насчет финки. Допрашивать буду.

–  Допрашивай, - согласился Семен Абрамович, - а я послушаю. Он скромненько уселся в уголок и, облокотившись о колени, устало

прикрыл рукой глаза.

Я чистосердечно ответил на все вопросы дознавателя: кто, где, когда и при каких обстоятельствах подарил мне финку. Какие-то омоновцы, может, собровцы. Камуфляжные, короче, ребята. На юбилее газеты. Их кто-то привел из

наших. Выпили ребята, вот и расчувствовались. У нас, говорят, больше ничего нет, возьми, командир, не обижай. Ну я и взял сдуру эту красавицу. Где хранил? В сейфе. Никуда не выносил? Нет, конечно, я про нее вообще забыл.

–  Я должен допросить вашу жену, - сказал майор.

–  А ее-то зачем?

–  Надо!
– коротко бросил он.
– Прочтите и распишитесь.

Я подписал протокол и, попрощавшись, вышел. Адвокат остался. Через пару минут он догнал меня и поспешил успокоить, что не все так плохо. Финка, мол, эта нигде не числится, а за хранение по новому УПК статья не грозит.

–  А жену зачем?
– повторил я вопрос, на который дознаватель толком так и не ответил.

–  Ничего страшного. Она может, конечно, отказаться давать показания.

Но не советую - пусть говорит все как есть. Я, кстати сказать, могу присутствовать на ее допросе. Вы не против?

–  Да вы что, Семен Абрамович, Бог с вами! Я сам хотел попросить вас об этом.

21 февраля.

Мы вместе зашли в здание райотдела милиции. Она держалась на удивление спокойно. А когда вышла от дознавателя, даже улыбнулась: все, мол, о'кей, малыш!

–  О чем спрашивал?
– поинтересовался я, когда мы простились с адвокатом.

–  Все о том, как я с таким олухом столько лет прожила?

–  Я серьезно.

–  Я - тоже. В детстве не наигрался? Знаешь, что я вчера вечером сделала? Поймала такси, поехала на берег и выбросила в реку тот кинжал, который ты привез из Болгарии.

–  С ума сошла, это же муляж!

–  А мне плевать, для меня все одно - оружие. Хватит тебе играть в эти игрушки, не мальчик!

Я приобнял ее:

–  О чем все же спрашивал майор?

–  Не приносил ли домой финку, не брал ли ее с собой на охоту или рыбалку?

–  И что ты ответила?

–  А что я могла сказать? Ты что у меня, рыбак? Или охотник?

Мы расхохотались, вспомнив, как в далекой молодости я приехал с охоты полупьяный, без шапки и с дохлым зайцем в обнимку. Все, впредь дорога на охоту мне была заказана.

25 февраля.

Позвонил полковник Осипович:

–  Я хотел бы с вами встретиться без свидетелей. В девять вечера устроит? В редакции, надеюсь, никого уже не будет?

–  Хорошо, буду ждать.

Господи, что им еще от меня надо? Вроде обо всем тогда, у генерала, договорились: вводим мораторий до конца следствия. Чего еще надо? "А может?" - сверкнул где-то в голове лучик надежды и тут же угас: чем чаще сталкиваюсь с ребятами из этой конторы, тем больше разочарований. Хотя, честно, Осипович мне чем-то симпатичен. Умен, щек не надувает. Нет на нем той печати вседозволенности, которую дает власть над людьми. Подкупают и некоторые факты его биографии. Год назад Рома Осетров сделал про полковника целый очерк. О том, как он бросил вызов мафии в одной из южных республик. Его самого тогда бросили за решетку. Страшно прессовали, но потом разобрались, и сам президент вручил ему орден.