Журнал «Вокруг Света» №01 за 1974 год
Шрифт:
В какой-то миг мне показалось, что Умурзаков сокрушается по поводу происходящего на улице:
«...Снега, здесь накопившиеся, обратились в ледяные глыбы, которые не тают ни весной, ни летом. Гладкие поля твердого и блестящего льда тянутся в беспредельность и сливаются с облаками. Путь пролегает нередко между нависшими с обеих сторон ледяными пиками и через высокие ледяные массы. Проходят этими льдами с тяжким трудом и большими опасностями, под постоянными порывами пронзительного ветра и снежного вихря, так что даже в теплых сапогах и меховом платье стужа проникает до костей. Нет сухого места, чтобы прилечь или поесть. И пищу варить, и спать приходится на льду...»
Снежные вихри бесновались за окном, порывы ветра сотрясали флигель и заглушали голос Умурзакова. Книге, которую читал ученый,
Успех в подобном путешествии — случай в те времена не частый. Многим из тех, кто пробовал проникнуть на территорию теперешней Киргизии, пришлось вернуться с полпути. Иным и вовсе не пришлось увидеть дома... В каменной путанице гор, в пекле пустынь и бесконечности степей терпели крах и поворачивали восвояси даже отлично снаряженные и многочисленные экспедиции.
Князь Александр Бекович Черкасский был в числе тех, кому вернуться не пришлось... Смелый исследователь, выдающийся географ пал жертвой подлого предательства, не завершив великих начинаний.
Кто-то из современников Черкасского, сопровождавших. Петра I при посещении Французской академии наук, писал: «...государь Петр Великий... подарил Академии наук карту Каспийского моря совсем иного вида, нежели прежние карты, географами об оном изданные. Она принята была с отменным удовольствием и с чрезвычайным почтением, и тот час признан он был почтеннейшим и знаменитейшим Парижской академии членом». Восторг маститого собрания понятен — точная карта берегов Каспия в корне меняла представление географов Европы об этом море. Ее создание по праву было объявлено научным подвигом, и автор по достоинству награжден званием члена знаменитой академии.
Правда, награду он не получил. Капитан-поручик Черкасский — виновник этого академического торжества — выступил в тот же самый день с двухтысячным отрядом из Гурьева по направлению к Хиве — в свою последнюю, трагично оборвавшуюся экспедицию. Черкасский шел на поиски Яркенда, с тем чтобы взять «под руку» русского царя его богатые «песошным золотом» окрестности. Он уже знал, что к «золотому городку» нужно идти по Сырдарье в верховья главного ее притока — пересекающего всю Киргизию бурного и несудоходного Нарына. Люди, заранее отправленные на разведку, уже доставили ему «чертеж пути» от Каспия до Намангана... Стоит отметить, что на этот раз поиски золота являлись не единственной и далеко не основной задачей экспедиции. Петр поручил Черкасскому установить дипломатические отношения с хивинским и бухарским ханами, чтобы с их помощью осуществить один из самых грандиозных замыслов эпохи — создать единый водный путь из Петербурга в Индию по Волге, Каспию, Амударье и Пянджу. Для «исполнения сего» князю предписывалось преградить плотиной течение Амударьи и повернуть ее на запад по обнаруженному русскими первопроходцами «старому руслу». Иначе — восстановить течение Узбоя, соединявшего когда-то Каспий с Амударьей.
Замысел был едва ли выполним. — это и в наши дни нелегкая работа. Но убедиться в том Черкасский не успел. Хан Шир-Газы, в то время правивший Хивой, хитростью заманил отряд в ловушку — он решил любой ценой не допустить «неверных» в Азию. Хан целовал коран и клялся в дружбе, в то время как его подручные уже готовили кровавую резню, стянув к Хиве двадцатитысячное войско. Русских солдат и казаков разоружили, частью, связав, угнали в плен, частью на месте изрубили саблями. Князь Александр Бекович Черкасский, мирный посол своей страны, принял мучительную смерть: «...вывели из палатки господина князя Черкасского, и платье все с него сняли, оставили в одной рубашке, и стоячего рубили саблею и отсекли голову...»
Интерес Петра к восточным
странам не угас. Капитану Ивану Унковскому, возглавившему в 1722 году дипломатическую миссию в Джунгарию, царь дал наказ разведать по пути, «где может найдена быть руда и коммуникация с Сибирью, особливо же водяным путем, и учиня тому чертеж и прочее, вернуться обратно...».В голосе увлеченного рассказом Умурзакова послышались особо уважительные интонации:
— Дипломатическая миссия Унковского — случай в истории исследований Азии особый. Случай, когда ведущиеся «по пути» и мимоходные, по сути, изыскания имели прочную научную основу — в состав посольства были включены геодезисты, горняки и инженеры. Карта, явившаяся результатом этого хорошо организованного «случая», дала впервые в европейской картографии весьма подробное и в целом точное изображение озера Иссык-Куль с восточными протоками и окружающих его хребтов Тянь-Шаня. Главное же — самое главное! — миссия капитана артиллерии Унковского первой из русских экспедиций проникла в глубь «Киргиз-Кайсацкия Орды».
Эта загадочная область похоронила в веках немало неоправдавшихся гипотез, авторитетных заблуждений, мнимых открытий и несбывшихся надежд... Геродот утверждал, что к востоку от Каспия расстилается «равнина на необозримом пространстве». Птолемей наделил эти земли несуразным Имайским хребтом, протянувшимся с юга на север, — кто-то придумал для него этот Имай или спутал с реальным Уралом. Гильом Рубрук, ученый-францисканец, видел в Тянь-Шане продолжение Кавказских гор. Семену Ремезову, выдающемуся русскому географу времен Петра, Средняя Азия представлялась «безводной и малопроходной каменной степью» без каких бы то ни было горных образований. А знаменитый Александр Гумбольдт в середине XIX века вновь начертил на ее карте несуществующий хребет Болор — копию Птолемеева Имая. И наконец, даже такой осведомленный человек, как великий казахский ученый и путешественник Чокан Валиханов, который первым произвел физико-географическое районирование Тянь-Шаня, вынужден был признать, что территория Киргизии — «трудный научный ребус».
А между тем еще до Птолемея, великого космографа античности, разгадка «ребуса Киргизии» была известна многим — в первом, конечно, приближении. Знали ее купцы из сопредельных стран, миссионеры и паломники, разведчики завоевателей и дипломаты, сборщики дани с покоренного народа, чиновники почтовых ведомств и составители придворных хроник. В древнейших рукописях отыскались строки, точно и ярко характеризующие этот край:
«...страна слишком дождливая и холодная. На горах много хвойного леса. Усуньцы не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде... В их владении много лошадей, и богатые содержат их от четырех до пяти тысяч голов...»
Горы, поросшие тянь-шаньской елью и арчой. Необозримое равнинное приволье, обильное водой и травами — кормом для многотысячных отар и табунов. Так лаконично и исчерпывающе были описаны во втором веке до нашей эры главные признаки ландшафта Чуйской долины — самого густонаселенного района нынешней Киргизии.
— Самого густонаселенного... — повторил Умурзаков, бережно шелестя страницами старинной книги. — В таких местах к созданию ландшафта всегда причастен человек. Творя историю, он перекраивает лик земли и переписывает географию. Вот, для примера, та же Чуйская долина в VII веке нашей эры: «Почва благоприятна для красного проса, пшеницы и винограда; дикорастущие деревья тут редки. Так как климат холодный и господствует леденящий ветер, то жители носят одежды из валяной шерсти. На западе от Суйе несколько десятков независимых один от другого городов...» Ландшафт, как видите, уже иной.
Ландшафт действительно иной. Бывшие пастбища распаханы, цветут сады, кустятся виноградники. Лес, покрывавший некогда предгорья, вырублен — жителям «нескольких десятков городов» нужно отапливать свои жилища. Население, сменившее кочевников-скотоводов, занимается земледелием, ремеслами и торговлей. Не изменился только климат — холодно, ветрено, дождливо...
— С климатом тут, возможно, недоразумение. Думается, что оба путешественника писали все же не о климате, а о погоде.
Умурзаков достал еще одну книгу, быстро перелистал ее: