Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год

Другую группу людей — нанятых за повышенную плату мужиков во главе с сельским подьячим — Капустин послал в штольню идти подкопом от реки. Он твердо надеялся, что в какой-то точке под землею обязательно сойдутся кирки и инструмент. Этим будет доказано, что здесь тянется угольный пласт. Оттуда, из глуби, они наберут на пробу самого чистого камень-уголья.

Люди под землей боялись обвала. Приходилось Капустину часто наведываться туда самому.

Наступили сумерки, но работ не прекратили. Капустин и тут отказал Никсону в просьбе перенести все на завтра. Повелел зажечь костры. Он чувствовал вот-вот под землей сойдутся два инструмента — кирка и труба-желонка. Поздней ночью, чутьем угадывая, что наступил самый-самый момент, он послал в дыру Палицына.

— Полезай, Иванка, и гляди в оба: должна уж быть железка в угольной тверди.

А сам стал на его место — вертеть инструмент.

Палицын полез в дыру, усталый, возбужденный, хмельной от всего того, что вокруг делалось, и вскоре вылез на поверхность, крича:

— Есть труба в тверди, Григорь Григорьев! Есть!

Утром, а наступило уже 28 августа 1724 года, Никсон написал в Берг-коллегию- «Прошедшей ночью в здешнем месте получил я уголье, которое посылаю в мешочке в трех связках Я надеюсь, что оное покажется зело доброе...»

То, что он послал в Берг-коллегию пробы уголья «в мешочке в трех связках», вызвало между ним и Капустиным настоящий спор. Капустин резонно доказывал, что в мешочке да еще в связках уголь в дороге от тряски быстро испортится, превратится в пыль, что для этого существуют специальные кадки (кстати, их и предлагал Иван Палицын), но Никсон заупрямился, и пробы были отправлены в «мешочке»

К этому времени в Берг-коллегии скопились все документы-письма-рапорты Капустина и Маслова, доносы Никсона на своих подмастерьев, их жалобы на него, сообщения о пробах присланного в «трех связках» уголья, а также личная жалоба подмастерьев на своего мастера, отправленная на имя Я. В. Брюса.

Для Петра сделали выписку Правдивую, без лукавства — за неправду полагалось жестокое наказание

Восьмого октября Петр прочитал эту выписку и распорядился устно. Запись этого распоряжения находится в поденном журнале Берг-коллегии. Вот она.

«1. Понеже в оной экспедиции является несогласие мастера с подмастерьями, того ради послать от Берг-коллегии знатного, который бы мог их согласить и каждому по контракту жалованье оплатить. И чтоб каждый по должности дело свое управлял.

2. Село Петрово в Ряжском уезде — далеко ли оное от Оки-реки? Уголья какой квантитент (Количество.) обретен, есть или будет? То б немедленно прислана была проба со известием о квантитенте и о расстоянии от Оки. Прислать с нарочным унтер-офицером гвардии, которого отправить из Берг-коллегии вместе со знатным».

Петр, по сути, уже не сомневался в наличии ископаемого уголья. Он настойчиво добивался ответа на главный вопрос достаточно ли его для разработок и какими путями можно доставлять его к Оке? Он ставит вопрос широко, погосударственному уголь уже тогда требовался стране как хлеб и соль. Жаль, что пройдут еще десятки лет, прежде чем Россия утолит им свой голод,

Коллегия решила послать вдогонку угольной экспедиции — та уже покинула Ряжский уезд и направилась на юг, в Бахмут, — «знатного» Ивана Телепнева (он происходил из древнего рода Оболенских) и с ним сержанта гвардии Алексея Межаева. Им приказали все уладить и — главное — замечать, на каком расстоянии открытые угольные месторождения находятся от городов, полноводные ли реки текут неподалеку от них и можно ли по тем рекам пройти груженым судам. То есть тщательно выяснить то, о чем уже сообщали в свое время Капустин и Палицын — к огорчению, эти доношения так и не дошли до царя.

Никсон — это стало очевидно Телепневу по приезде в Бахмут — оказался вовсе ненужным в экспедиции Его раскусили до конца. В этом он сознается сам в одном из писем: «Шляхтич и сержант (так он называет Телепнева и Межаева — Авт.), велели извозчику мой харч выбросить вон, ежели я с ними идти не схочу» Телепнев в последний раз воззвал к совести Никсона, но тот ответил, что «за нынешним зимним временем работать невозможно», Тогда царедворец послал в столицу рапорт с просьбой разрешить продолжать исследования «русскими людьми» и выехал с экспедицией в село Петрово. Здесь, не ожидая ответа, приступил к работам.

...Вышли на Чернавку. Искрились под солнцем январские снега. На избах вместо кровель — снежные шапки. Из труб вьются ровные сизые дымы — к жгучему морозу. В берегу на речке Чернавке зияет под белой шапкой нависшего сугроба черная дыра.

— Здесь? — спросил Телепнев, стоя на снегу в ярко-синей добротной шубе.

— Вестимо, — ответил бородатый мужик в кожушке и худых валеных сапогах — Иван Палицын.

Он стоял рядом с Капустиным и, сказав эти слова, дрогнул, сробел: не ему бы следовало отвечать столь знатной особе.

Иван Телепнев подошел к ним и, к немалому изумлению иноземца, обнял обоих.

— Спасибо за службу добрую, за сметку и труд великий. А теперь — с богом, за дело!

Санный обоз стекся к угольному месторождению. Мужики посыпали к дыре. На ровном заснеженном льду застывшей реки обозначилось множество следов.

Через несколько дней после этого экспедицию настигла тяжелая весть в Санкт-Петербурге скончался царь Петр. У одних опустились руки, другие же, напротив, с каким-то неуемным остервенением принялись завершать начатое. Иван Телепнев нашел в себе силы продолжить исследования.

Однажды в ростепельный день в Петрове появился состоятельный человек. По окладистой, чесанной гребнем бороде, за ношение которой наверняка плачены немалые деньги, в нем признали давешнего купца Панкрата Рюмина. Купец объезжал окрестности своих Истинских и Улусских заводов. Он лазил в дыру, мял в руках угольные крохи, заинтересованно смотрел, как умело сжигают в горне добытый уголь Капустин и Палицын. Ударил напоследок челом самому Ивану Телепневу, пригласив того наведаться на свои заводы. С тем и уехал.

Телепнев принял приглашение, но съездить на заводы так и не успел. В конце марта в ответ на свое предложение продолжать работы «русскими людьми», он получил неожиданное повеление императрицы Екатерины Первой, которая требовала работы свернуть, отметив на будущее места находок.

Так и было сделано Телепнев, а с ним Капустин, Маслов, Межаев и Никсон в мае вернулись в Москву. Здесь им предложили отчитаться о совершенной работе. Интересен отчет Никсона. В первом же пункте своего рапорта он написал: «В селе Петрове при реке Чернавке буровал я и нашел уголье... Оное место имеет фундамент к лесу изрядный, и, по моему мнению, ежели б шахту сделать и ход найти, то не без пользы было бы».