Журнал «Вокруг Света» №03 за 1981 год
Шрифт:
Мы приехали в родную деревню Леонидоса около полудня. Заглянув к нему домой и убедившись, что там никого нет — в это время и мать, и все соседи были заняты сбором оливок,— пошли к оливковой роще. Десятка два пожилых мужчин и женщин вручную укладывали оливки в большие плетеные корзины. Четверо подростков грузили корзины на ослов и отправляли в деревню.
Когда мы подошли к роще, крестьяне как раз собрали последнюю партию оливок: солнце пекло невыносимо, и «первый рабочий день» кончался. Все расселись на траве в тени, достали из узелков хлеб и белый козий сыр. Мать Леонидоса налила в глиняные кружки прохладного козьего молока. Нас пригласили к обеду. И вот уже крестьяне улыбаются, приветливо
Когда мы с Леонидосом вновь остались одни, мой спутник, будто продолжая начатый разговор, сказал:
— Единственное, что меня здесь удерживает,— это мать. Ты сам видишь: без меня она не справится. Да и вдвоем здесь не разбогатеешь. Хорошо еще, что брат присылает деньги. Он работает в ФРГ на автомобильном заводе. Ему повезло. Никому больше из нашей деревни — я имею в виду тех, кто уехал на заработки в Афины или за границу,— не удалось так устроиться...
С вершины холма, куда мы поднялись, открылась долина, разделенная на маленькие зеленые и желтые квадратики крестьянских полей. На этом фоне ярко выделялись белые крылья бесчисленных ветряных мельниц. Впрочем, в данном случае, слово «мельница» — лишь, как говорят этимологи, номинация. Эти ветряки не мелют муку, а качают подземную влагу на поля. Без подобной оросительной системы на Крите не обойтись. К тому же это, пожалуй, самое крупное «техническое усовершенствование», которое по карману критскому крестьянину. В основном все сельскохозяйственные работы ведутся здесь дедовскими способами. Хлеб до сих пор жнут серпами, а зерно обмолачивают, прогоняя по снопам упряжку волов.
Я спросил у Леонидоса: есть ли у кого-нибудь в деревне трактор? Он даже рассмеялся — до того несусветным показался ему мой вопрос.
— Никто из нас за всю жизнь никогда не заработает столько денег!
Помолчал и добавил:
— Да и как тут можно что-нибудь заработать? Одни только удобрения каждый год дорожают, а без них хорошего урожая не вырастишь...
— А что-нибудь изменилось в вашей жизни после вступления Греции в «Общий рынок»? — спросил я, в общем-то не надеясь на подробный и откровенный ответ.
— Еще бы не измениться! — взорвался Леонидос. — Наша деревня наполовину опустела. Про моего брата вы уже знаете. А сколько крестьян — целые семьи — отправилось в город искать работу?! Сейчас богатеют только владельцы крупных земельных угодий, которые могут нанимать всё больше и больше батраков. А эти батраки те же крестьяне, только вконец разорившиеся... Конечно, у нас тут все меняется. Вот только больницы и школы в округе как не было, так и нет!..
...Предрассветные сумерки окутывают Ираклион темно-голубой мглой. Вдали над бухтой, омытые бледно-розовым светом, вырисовываются очертания горы Хуктас. Если смотреть на нее со стороны моря, она напоминает спящего исполина. Кажется, что гаснущие звезды бросают последний свет на его лицо. Кстати, критская легенда утверждает, что эта гора вовсе не спящий исполин, а мертвый бог Зевс. Только смерть его сродни сну. Легенда гласит, что рано или поздно владыка воскреснет, и тогда к Криту вернется былое могущество. Среди критян нет язычников, они — как и все греки — христиане, но легенда пользуется на острове большой популярностью.
Рассвет, набирая силу, очертил на востоке контуры вздымающихся, словно волны, далеких холмов. Теплый ветер несет к морю из долины, где во тьме лежит Кносс, тысячи ароматов Крита: запахи олив, нежной лаванды, терпких кипарисов, жасмина, гиацинтов. К ним примешиваются запахи моря, рыбы,
острого маринада, в котором консервируют маслины,— и все это рождает тот неповторимый аромат, по которому рыбаки узнают свой «оливковый остров» за многие километры от берега.Пронзительные крики чаек спугнули ночную тишину. Словно дождавшись их сигнала, природа ожила. Начался новый рабочий день Крита.
Ю. Королев
Остров Крит — Москва
Вторая жизнь Карадага
В ту декабрьскую ночь
Вопреки уверениям путеводителей по Крыму, что сентябрь в Коктебеле солнечный и сухой, а осеннее море ласковее летнего, погода, словно назло их составителям, решила вычеркнуть бархатный сезон из своего календаря. Озябнув под резкими порывами холодного ветра, ссутулившаяся громада Святой горы каждый день с утра куталась в тяжелый плащ густо-серых облаков, предвещая ненастье.
Накануне я намечал полазать с Виктором Нестеренко, егерем Карадагского заповедника, по Кок-Кая, Магнитному хребту, Хоба-Тепе и Карагачу.
Эти скалистые гряды носят общее название Берегового хребта и вместе со Святой горой образуют Карадаг, единственный в европейской части СССР вулканический массив юрского периода. Однако, взглянув утром в окно на клочья сизой ваты, зацепившиеся за пики и зазубрины черных скал, понял, что поход придется отложить: в кедах, моей единственной «альпинистской» обуви, по горным тропинкам и каменистым осыпям в такую погоду не пройдешь. Чтобы день не пропал даром, я решил сходить на «Верблюда», двугорбый холм Эгер-Обаг отделяющий Планерское от долины реки Арматлук, на западном склоне которого похоронены погибшие во время фашистской оккупации коктебельские стахановцы.
Время приближалось к обеду. Изрядно промокший и продрогший, скользя по поросшему редкой щетиной травы склону, я спускался в седловину «Верблюда». Конечно, можно было вернуться и по нахоженной тропинке, но меня заинтересовал какой-то чудак, который уже третий час, не разгибаясь, копал там одну ямку за другой. Если бы дело происходило в Сибири, я бы решил, что это старатель бьет шурфы. Однако, хотя Карадаг и насчитывает более трехсот видов минералов, в том числе розовый агат, лимонный цитрин, светло-фиолетовый аметист, красный сердолик, зеленую яшму, льдистый горный хрусталь, геологи ручаются, что золота в его окрестностях нет. Но не будет же человек просто так, за здорово живешь, долбить каменистую землю!
Когда я подошел поближе, мужчина, стоя по колено в узкой яме, извлек оттуда продолговатый предмет и принялся осторожно скалывать ножом облепившую его окаменевшую глину. Вскоре можно было разглядеть, что это унитарный патрон от легкого зенитного орудия.
— Никогда бы не подумал, что возле Коктебеля есть месторождение ...снарядов от «эрликонов». Как он сюда попал? — Находка была настолько неожиданной, что я не смог сдержать удивления.
— Во время войны здесь стояла немецкая зенитная батарея.
— Но почему именно здесь? До поселка отсюда слишком далеко, а эти две кочки, по-моему, отнюдь не господствующие высоты...
Мужчина бережно положил снаряд на землю, выпрыгнул из ямы, и, отряхнув ладони, протянул руку:
— Будем знакомы, Рюрик Михайлович.
Я назвал себя.
— Если располагаете временем, покажу, для чего здесь стояли «эрликоны».
Когда мы оказались на южной вершине Эгер-Оба, он остановился и показал рукой вниз:
— Что вы там видите?