Журнал «Вокруг Света» №03 за 1984 год

Но, сползая с такой высоты, астеносферный поток несколько нагревается от трения. Тепло идет на дополнительную «плавку» части мантийного вещества. Ведь оно состоит из множества химических соединений и элементов с разной температурой плавления, однако у некоторых довольно близкой. Поэтому достаточно сравнительно небольшого «лишнего» нагрева, чтобы в астеносферном потоке расплава существенно прибавилось. Под Центральной Атлантикой его становится почти вдвое больше, чем под Северной. И здесь как раз тот случай, когда количество заметно переходит в качество. Раз больше расплава, значит, в нем появились более тугоплавкие соединения, они разбавили базальтовую магму, и в ней уменьшилась концентрация элементов легкоплавких.

Однако позвольте! Вещество астеносферы дополнительно разогревается и при этом преспокойно отправляется в район нисходящего мантийного течения? Как же так! От нагрева всякий материал становится менее плотным. С какой же стати оно станет погружаться в твердую мантию? Уж не вопреки ли законам физики?

Нет, с Лизикой здесь все в порядке. Просто налицо еще один случай кажущегося противоречия. Сорохтин постоянно подчеркивает, говоря о циркуляции вещества в твердой мантии,— имеется в виду не тепловая конвекция, а химико-плотностная. Иными словами, речь идет о перемещении вещества, которое по сравнению с окружающей его средой содержит другое количество тяжелых или легких элементов.

Небольшая разница в температуре вещества и среды не играет в таком случае особой роли. Право же, кусок чугуна не станет легче такого же куска алюминия лишь от того, что окажется чуть горячее последнего. Так и в мантии. Участки, обогащенные тяжелой окисью железа, продолжат свой медленный путь к центру Земли даже тогда, когда находящиеся рядом более легкие массы будут несколько холоднее.

В общем, перемещение вещества в недрах нашей планеты, кажется, и в самом деле наиболее правдоподобное объяснение аномалий Северной Атлантики. Но...

— Доля сомнений все же остается,— задумывается Лукашевич.— Проблема очень сложная. Атлантика не изолирована. А мантийные течения, коль они есть, глобальны. Нужно продолжать работу — изучить все районы крупных гравитационных аномалий Мирового океана.

Окончательный ответ там.

Лев Юдасин

Глубина

Н очью над крымским побережьем пролетел шторм. Как отмечалось в сводках и отчетах — «ураганной силы». Он прошел с громами и молниями, дождем и колючим льдистым снегом. Короткий, всего в несколько часов, и жесткий, как напасть. Он вырывал из земли и уносил в море деревья, сносил крыши, опрокидывал столбы, во многих местах погасил свет, лишил город связи. Потоки воды с гор превратили улицы в стремительные реки. Ветер раскачивал море, оно дыбилось огромными валами, сотрясая все вокруг, заливая пляжи и перебрасываясь через высокий бетон набережных. Несколько небольших судов были выброшены на берег, даже ошвартованные катера и яхты в гавани побились о стенки пирсов... К утру шторм утих. Юрий Доля проснулся до восхода солнца от осторожного стука в дверь. Он вскочил, заглянул в соседнюю комнату. Мать сидела на кровати, испуганно глядя на входную дверь.

— Кто там? — Юрий накинул халат. Мужской голос спросил, дома ли Юрий Доля, его срочно вызывают в порт, в диспетчерскую.

— Сейчас буду.— Юра вернулся к матери, обнял ее.— Ты спала?

— Да, сынок. Немного. Крыша тарахтела всю ночь...

Руки матери дрожали. Сын понял, что ее волнение связано больше со вчерашним неожиданным сообщением: ей сказали, что видели в городе Александра Павловича Стрельцова — друга ее погибшего во время войны мужа. Юрий не знал, что Елена Дмитриевна и сама столкнулась вечером на набережной с человеком, очень похожим на Стрельцова. И Доля дважды примечал у своего дома седого пожилого человека. Но мало ли гуляющего народу в южном курортном городке...

— Не надо, ма! Не волнуйся. Я скоро вернусь.

В диспетчерской порта его ждали.

— Аксанов,— представился молодой, лет тридцати человек.— Капитан спасательного судна.

Сухого, высокого мужчину с узким строгим лицом Юра знал — это был диспетчер. Рядом с аппаратурой радиостанции сидел старший водолазный специалист Южного отряда Иван Иванович Чепран и вслушивался в голоса из динамика. Переговаривались на одной волне сразу несколько станций.

— Сегодня ночью,— диспетчер прошел к висящей на стене карте района, приглашая подойти всех,— вот здесь, у мыса, затонул сухогруз. Предполагают смещение груза. Весь экипаж подобрали пограничники. Кроме капитана...

Зазвонил телефон. Диспетчер поморщился, подошел к аппарату.

— Диспетчерская, Иволгин. Прибыл, сейчас отправляем. Какая глубина? Добре.— Он положил трубку, поднял указательный палец кверху.— Начальство. Думаю, все ясно? Глубина — шестьдесят два метра. Над сухогрузом дежурит сторожевой корабль. На подходе судно Минторгфлота. Остальное — с ним,— Иволгин кивнул на Чепрана, продолжавшего следить за радиопереговорами.

— Ты уж извини, Юрий Александрович.— Чепран поднялся, натянул потуже флотскую фуражку на непослушную шапку волос; круглое моложавое лицо его выражало смущение.— Сам понимаешь, двое глубоководников выбыли на время из строя, остальные на объектах...

Пока Чепран говорил, Юра прикинул в уме, что при всех обстоятельствах придется оставить мать на сутки, а то и более. И это после полугодовой командировки, во время которой он побывал с водолазами в Якутии, учился на курсах усовершенствования в Москве, участвовал в устранении аварии нефтепровода на одной из рек.

За это время он познакомился со многими специалистами-подводниками и впервые почувствовал свою причастность к большому, нужному делу. Он понял, что у каждого подводника в жизни есть своя глубина и она измеряется не только метрами. У одних — спасенными людьми и судами, у других — километрами подводных тоннелей, дюкеров, нефте- и газопроводов.

— Ты когда в последний раз был под водой? — прервал его воспоминания Чепран.— Адаптация не нужна?

— Нет. Все в порядке. Я готов!

— Ну и хорошо. Нужно срочно осмотреть сухогруз, уточнить, где и в каком положении находится.

— Понятно. Только...

— Что?

— Мать у меня чуть приболела. Если задержусь, пусть ребята присмотрят.

— Сделаем,— диспетчер успокаивающе махнул рукой,— не волнуйся.

— Идем на спасателе? — Юра повернулся в сторону капитана.

— На нем.— Чепран направился к выходу.

Чепран был потомственный водолаз с большим подводным стажем. Его отец участвовал еще в первых экспедициях ЭПРОНа во времена поисков легендарного «Черного принца», затонувшего у Балаклавы во времена Крымской войны. Сам не раз опускался на предельные для водолаза глубины. Когда ему исполнилось пятьдесят, он демобилизовался из Военно-Морского Флота и пришел в Южный отряд.

— Работа, Юра, деликатная. Сам понимаешь, не каждый день тонут суда. Посмотри, нет ли пробоин снаружи, а внутрь сходишь только в каюту капитана: заберешь документы. Если они там,— уже на ходу досказывал Чепран.— Ты знаешь, без страховки идти внутрь судна не полагается, а идти больше некому...

— Понятно,— как бы поставил точку Доля.

«Стремительный» отвалил от стенки сразу же, как только они оказались на борту. Переваливаясь с борта на борт, спасатель ринулся к точке моря, намеченной на штурманской карте. Море было неспокойно. Иногда волны перехлестывали через борт и мчались по палубе, исчезая с шипением в шпигатах. Юрию понравилось новое судно. На нем было все для глубоководных погружений: водолазные скафандры, двухместный колокол, спуско-подъемная лебедка, компрессоры и новейшая барокамера, с которой состыковывался колокол.