Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год

...В тот же вечер отец и сын Зуровы впервые за долгие месяцы разлуки оказались с глазу на глаз в своем старом доме.

— Знаешь, Паша, кого нынче похоронили на волжском берегу? Помнишь Коновальцева?

— Твоего управляющего пли его сына? Росли вместе...

— Сына. Николку. Смелый был офицерик... А старшего, Бориса Сергеевича, я отправил по нашим делам. Про сына он еще ничего не знает. Жаль его. Я в начале событий велел привезти сюда из Яшмы того юношу, Макария Владимирцева, на чье имя я после февральской перевел наше Солнцево... Как-никак формальный «владелец» всего нашего недвижимого.

— Мне сдается, папа, напрасно ты их сюда раньше времени вызывал. Не до них пока. Коновальцев стар, Макарий юн.

— Французы подвели! Были надежды, что совдепия рухнет. Вот и хотел мальчишку поближе под рукой иметь, чтобы кто другой не воспользовался его наивностью. Теперь пусть едут назад, в Кинешму. Коновальцев за мальчиком присмотрит.

— Что решил нынче военный совет, папа?

— Понимаешь, положение становится трудным. Если изолированно держаться в городе — сомнут. И вот Александр Петрович предложил выход. План таков, Паша: создаем отряд, человек в пятьдесят, самых надежных и решительных офицеров. Может быть, пристегнем какого-нибудь социалиста из меньшевиков, но с ними масса мороки. Народ же идет за ними слабовато, ну да еще посмотрим! Во главе отряда станет Перхуров. Мы — Афанасьев, Ливенцев, Гоппер — сами это предложили Александру Петровичу.

— Кто же будет командовать обороной здесь, в городе?

— Очевидно, генерал Карпов. Позиции отличные, тут кто хочет удержится, пока боеприпасы есть. Но их мало, одной обороной мы войска свои не выручим. Перхуровский отряд выйдет красным в тыл и окажется на оперативном просторе. Поднимет крестьян в северной и восточной частях уезда. Отряд станет ядром белого партизанского движения, эдакой, понимаешь, поволжской вандеи. Силами крестьянской вандеи мы выручим блокированные в городе войска и соединимся с чехословаками или с союзниками на Севере.

— Знаешь, папа, если бы я сомневался в Александре Петровиче; то... просто назвал бы эту затею авантюрой, предпринятой с единственной целью: сберечь шкуру! По сути, это дезер...

— Не договаривай, Паша! Дело, разумеется, несколько... щекотливое, но иного выхода нет Лучше какое-нибудь решение, чем никакого. Что ни говори даже при частичном успехе сохраняется некий офицерский костяк. А знаешь, как в народе говорят: были бы когти целы, а мясо нарастет! Но ты не думай, будто я считаю шансы плана низкими. Кого-кого, а уж Перхурова мужички послушают. Я верю в Александра Петровича!

Капитан привздохнул. Вспомнились ночлеги по деревням на пути из Рыбинска в Ярославль. Какими только словами не честили эти «мужички» белых заговорщиков! Чтобы этих-то крестьян удалось бросить в бой против красных, отдавших «мужичкам» помещичью землю?!

— Когда намечен прорыв?

— Очевидно, послезавтра на рассвете. Отчасти это зависит от погоды. Александр Петрович завтра обеспечит деньги для отряда — управляющий банком выдал миллион и обещает еще полтора. Стельцов подготовит боеприпасы и оружие. Ради секретности придется на несколько часов сосредоточить оружие здесь, в подвале нашего, вернее бывшего нашего, особняка.

— Решено ли, где прорываться? Огонь на всех участках плотнее час от часу.

Полковник перешел на шепот:

— Перхуров рассчитывает прорываться... пароходом. Завтрашний день уйдет на подготовку, а на рассвете семнадцатого... Если туман поможет...

— Значит, вниз по матушке по Волге?

— Нет, не вниз, а вверх по матушке...

2

Днем 16 июля немало офицеров разных рангов являлись в особняк Зборовича, оставляли тяжелые свертки и мешки в маленьком дворике, а подпоручик Стельцов с прапорщиком Владеком Зборовичем уносили эти грузы в подвал особняка.

После полудня сам полковник Георгин Павлович Зуров пришел в особняк со странной ношей, завернутой в старый плащ. С трудом протиснул он неудобный сверток в дверной проем. Следом с таким же узлом протиснулся офицер в форме военного врача с серебряными погонами. Хозяевам он отрекомендовался доктором Пантелеевым и тут же откланялся, чтобы воротиться на позиции.

Свертки, доставленные Зуровым и Пантелеевым, содержали нечто особенно ценное: личное оружие генералов и полковников Добровольческой армии. Решили, идя на опасное дело, закопать это оружие, слишком нарядное и дорогое, чтобы им драться, и слишком почетное, чтобы бросить его на произвол судьбы...

В гостиной бродили из угла в угол перепуганные, осунувшиеся, заплаканные барыни и седые господа с профессорскими бородками. Подпоручик Стельцов шушукался с Барковской. Она пошла к роялю, а подпоручик стал счищать обрывком портьеры мусор с крышки инструмента. От этого в гостиной поднялась такая пыль, что полковник Зуров закашлялся.

Он ждал сына Павла с позиций. Они условились встретиться здесь. За стенами особняка бушевал огненный шквал. Не верилось, что еще так недавно к особняку мог с шиком подкатить автомобиль «непир»!

Капитан Зуров нес взрывчатку для накладных зарядов: надо было надежно запастись для будущих партизанских действий в красном тылу! Полковник представлял себе весьма отчетливо, как его Паша пробирается сейчас под огнем с опаснейшим грузом за плечами... Приготовления Стельцова у рояля раздражали полковника, он курил папиросу за папиросой. Наконец капитан Павел Зуров, невредимый, появился в гостиной. Стельцов тотчас же снес в подвал увесистый заплечный мешок капитана. Затем трое младших офицеров — Павел Зуров, Михаил Стельцов и Владек Зборович отправились во двор закапывать генеральское оружие. Нижнему чину такую операцию не поручишь!

Рокот орудий, частые разрывы, зловещий шум обвалов мешали разговаривать тихо, приходилось кричать и жестикулировать. Офицеры взяли лопаты, огляделись. Выбрали укромное местечко у каменной ограды с решеткой. Она отделяла двор от небольшого сада. Старые липы и две серебристо-синие ели то и дело вздрагивали от разрывов, а под самой оградой зияла свежая воронка: фугасный снаряд выметнул землю из-под большой купы сирени.

Втроем подтащили к яме корыто с пушечным салом. Зуров развернул сверток с оружием. Великолепные эфесы шашек и сабель с золотыми насечками и тончайшими узорами на ножнах блеснули на солнце. Сабельные эфесы с дужками, рукояти шашек, металлические ножны сабель, кожаные — шашек, клинки, способные рассечь шелковый платочек в воздухе... со всем этим богатством приходилось прощаться!

Офицеры торопливо извлекали сверкающие клинки, окунали их в пушечное сало, вкладывали обратно в тесные темницы ножен и погружали один за другим в густую смазку. Затем осторожно опустили корыто на дно воронки, прикрыли сверху промасленной бумагой и двумя слоями досок крест-накрест. В таком виде оружие могло пролежать здесь десятилетия! Наконец воронку завалили землей и щебнем. Со стороны могло показаться, будто офицеры похоронили в садике своего товарища. Это никого не удивило бы в июльский день 1918-го...