Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год
Шрифт:
Само дерево ничем не примечательно — сероватая кора, мелкие овальные листья. Но в ботанических садах оно окружено высокой решеткой, чтобы никто ненароком не сорвал листик: лаковое дерево куда ядовитее знаменитого анчара, под которым в тех же ботанических садах спокойно ставят скамейки для отдыхающих.
Именно эта крайняя ядовитость сока лакового дерева — одна из причин, по которой лаковое производство более всех других традиционных восточных ремесел всегда было и остается по сей день ремеслом сугубо семейным, передаваемым, от отца к сыну. Дело в том, что если привыкать к микроскопическим дозам отравы — испарениям и мельчайшим капелькам лака — постепенно, день за днем, год за годом, то, хотя на определенном этапе болезненных ощущений и нарывов не избежать, в конце концов организм вырабатывает иммунитет к яду. Тогда уже всю жизнь можно, возиться с лаком без опасений. Нет надобности говорить, что готовый сухой лак ничем не
Уже почти две тысячи лет в разных странах Дальнего Востока, и особенно в Японии, лаком покрывают посуду, утварь, мебель. И не только. Колонны, балки, стропила японских храмов и дворцов тоже часто бывают покрыты лаком, красным или черным. В старину, когда лаковых рощ было больше, а построек меньше, лак в строительстве использовали особенно щедро. В те времена из дерева строились не только дома, но и крепостные стены. История сохранила предание об одном самонадеянном императоре, который вознамерился покрыть лаком стены укреплений вокруг своей столицы, чтобы они не сгнили со временем, как у всех его предшественников; а стояли бы вечно. Наверное, удалось бы собрать нужное количество лака, но император ровным счетом ничего не смыслил в технологии сушки лаковых изделий.
Вызванный во дворец мастер не стал спорить (человек он был умный), он только спросил: «Где соизволишь повелеть, государь, выкопать яму, чтобы положить туда на просушку твою крепость?»
Ведь парадоксальное свойство японского лака состоит в том, что в жарком, сухом воздухе или под лучами солнца он упрямо отказывается сохнуть, лак может сохнуть только в тени, в темноте, в прохладном и очень влажном воздухе. Для сушки мелких изделий применяют шкафы, где по стенкам сочится влага, а для сушки более крупных — роют в сырых, тенистых местах канавы и ямы.
Покрытые лаком предметы становятся не только прочными, удобными, гигиеничными и практичными. Лак представляет неограниченные возможности для художника. Мастера лакового дела средневековой и современной Японии прославились виртуозностью. Чаще всего можно увидеть лаковые чаши, вазы и шкатулки. Основа изделия может быть металлическая, из папье-маше, деревянная или сплетенная из прочного волоса. На нее в несколько слоев наносится лак (после нанесения каждого очередного слоя изделие долго сушат). Последние слои цветные — ими и создается рисунок. Но бывают и лаковые изделия без чужеродной основы. В этом случае на глиняную модель или разборную деревянную болванку навивают несколько слоев пропитанной лаком тончайшей шелковой марли: пропитывающий ткань лак, чтобы он был гуще, смешан с мукой, наподобие клейстера. Когда лак высыхает, болванку вынимают, а на изделие наносят новые слои лака, смешанного с кирпичным порошком или каким-либо другим заполнителем; самый верхний слой уже украшают лаковой росписью или инкрустацией. Так получают особенно легкие и тонкостенные изделия!
У японских мастеров множество технических приемов украшения лаковых изделий. Так, при технике «радэн» в лак утапливаются фигуры, вырезанные из тончайших пластин перламутра, при технике «хёмон» к лаковой поверхности приклеивают и зашлифовывают на ней узоры, вырезанные из золотой и серебряной фольги. При методе «цуйсю» поверхность металла, служащего основой, покрывается лаком во много слоев; потом лак тщательно вырезают по контуру рисунка. Особенно ярких и сочных красок позволяет добиться способ «тесицу». В этом случае изделие покрывают несколькими слоями лака разных цветов — скажем, первый слой серый, второй черный, третий красный и так далее. Затем, нанеся на верхний, допустим красный, слой контур рисунка, начинают выскабливать красный лак до черного слоя везде, кроме контура, затем то же самое делается и с черным слоем; таким образом получатся красные цветы с черными ветвями на сером фоне. Очень аккуратное соскребывание и подчистка позволяют получить на грани двух разноцветных слоев всевозможные смешанные оттенки. Поверхность изделия получается рельефной, и это усиливает эффект.
Вершиной средневекового японского лакового искусства было творчество мастера Огата Корина, жившего в XVII — начале XVIII века. Ширмы и ларцы его работы, сохранившиеся по сей день, считаются японским национальным культурным достоянием, и вывозить их запрещено. Крайне редко попадают за пределы Японии и произведения ныне здравствующего мастера Мацуда Гонроку, который признан ведущим художником по лаку в современной Японии и увенчан званием «живого памятника традиционной культуры». Мацуда Гонроку работает в самой сложной из всех техник художественного лака, «макиэ». На свежий лаковый фон наносится рисунок лаком разных цветов и присыпается золотым
и серебряным порошком. Это создает вокруг рисунка размытое, мерцающее, светящееся сияние. Готовое изделие еще раз покрывают прозрачным лаком и полируют.Любимая тема Мацуда Гонроку — изображение птиц: перепелов, журавлей, фазанов. Особые хлопоты доставляет художнику белое оперение его моделей. Дело в том, что для создания белого цвета используется не обычная краска — таким путем, получился бы некрасивый, однообразный и неживой цвет. Вместо белой краски Мацу да, как и другие прославленные мастера настоящего и прошлого, использует, раздавленную и раскрошенную яичную скорлупу. Опять-таки далеко не всякая скорлупа годится для этой цели. Мастер Ясутани Висэн, к примеру, пользуется обычными куриными яйцами, но Мацуда их решительно отвергает. «Почтеннейший Ясутани-сан изображает прибрежную гальку, песок, пену прибоя. Вещи это грубые, для них куриные яйца, может быть, и подходят», — говорит он. Но для нежного, исполненного тонких оттенков оперения птиц годится только тонкая скорлупа перепелиных яиц. Они, не в пример куриным, бывают самых разных оттенков: зеленоватые, голубоватые, буроватые. Подобрать достаточное количество яиц нужного оттенка не так-то просто. Для изображения фигуры аиста на шкатулке, над которой Мацуда работал около года, потребовалось всего-то тридцать яиц матово-грязно-белого цвета с легкой буроватостью. Но, чтобы найти их, пришлось перебрать свыше четырех тысяч яиц. «Теперь надо будет взяться за какой-нибудь сюжет, где белых тонов было бы поменьше, — говорит Мацуда, — а то моя жена и слышать не хочет о том, чтобы снова жарить перепелиную яичницу. Да и мне за этот год она. признаться, порядком надоела».
С. Арутюнов, доктор исторических наук
Камни Суруктаах Хайи
Охотник каменного века лежал в позе путника — он сделал очередной шаг и замер, не успев завершить следующий... Оружие его было рядом — каменное тесло, топор, костяной кинжал с острейшим кремневым лезвием. Соплеменники охотника выбрали прекрасное место для его последнего дома — на краю высокого скального обрыва над якутской рекой Джекемендэ, притоком Олекмы. Открытие этого захоронения — самая большая удача экспедиции Якутского государственного университета.
Дыбятся над Олекмой скалы. Берега — крепчайшие плиты диабаза, дно — линолит. Я сижу над скалистым обрывом, перебирая тяжелые кругляки скальной гальки, похожие на молоты. Внизу беззвучно струятся воды Олекмы. Фиолетовый дым костра застревает в густых ветках сосен и лиственниц. Женщины готовят еду у костра — к вечеру будет рыба, мясо сохатого. Еды надо много. Мужчины работают. Они рубят плот. Большой крепкий плот, чтобы все племя смогло откочевать вниз по Олекме.
...Ну, насчет племени я, конечно, увлекся. Собирается в путь-дорогу не племя — экспедиция. Но эта тишина вокруг, этот извечный звук удара топора по дереву — так же беззвучно струилась Олекма и ухал топор, когда здесь пылали костры древних.
Несколько лет назад на реке Токко были обнаружены рисунки, высеченные на скалах, — охотники, сохатые, олени. Потом «писаную гору» — Суруктаах Хайю по-якутски — нашли на Олекме, в устье ее притока Крестяха. Диабазовые «полотна» хранили изображения священных знаков, людей. Очень ценные для науки изображения обнаружены на берегу Крестяха, в природной нише, куда археологи могли добраться, только спускаясь на веревках... Воздев к небу руки, застыл на скале человек. Кто он? Шаман, просящий у небес тучных стад и крупных рыб? Божество — покровитель, охраняющий племя?..
Начальник экспедиции Н. Архипов считает, что время окончательных расшифровок олекминских писаниц еще не пришло. Сейчас очень важно как можно точнее скопировать найденные петроглифы, со всей тщательностью обследовать окрестности, чтобы выявить все наскальные изображения на берегах Олекмы.
На том берегу Олекмы, в устье речки Баасынай, напротив лагеря, экспедиция тоже обнаружила рисунки, сделанные охрой. Они не такие торжественные, как в нише, более прозаические.
Контур лодки объединяет целую композицию — сохатый, человек, медведь, волк (или собака). Словно человек каменного века запечатлел в рисунке простую, но жизненно незыблемую формулу своей жизни: есть тайга — есть зверь, есть зверь — есть человек. Несколько ниже по течению изображена охота: вскинул тяжелую морду медведь, к нему, словно танцуя, бегут люди. Всего лишь едва намеченные охрой контуры, но чувствуется, как бесстрашны, горды и веселы охотники.