Журнал «Вокруг Света» №04 за 1980 год

— Говорят, в Гагарьих болотах Спирька Трофимов погиб, — сказала Маша. — Тоже надумал Синюю Палу искать. Хотел для невесты принести лунный камень. Видела я как-то такой камень. Вот где диво-то, из него синий свет так и хлещет... Пошел Спирька в Синюю Палу наобум души, дороги, конечно, не знал, вот и погиб.

— Верно, верно, — согласился дед. — Я тоже как-то плутал в Гагарьих болотах — чуть богу душу не отдал. Ад болотный. Топи с водой перемежаются, нигде твердого места нету.

— Сказ-то вы мне не досказали, — напомнил я Нифантьичу.

— Ну что ж, сейчас самое время, после ухи-то... Значит, так. Сел Семен в карбас, доплыл до шхуны, которая стояла на якоре неподалеку. Время было позднее, губы начали уж ледком подергиваться.

На шхуне Семена встретил купец, провел в свою каюту, начал чаем потчевать. Семен чаю попил от души, полез за пазуху, достал два лунных камушка. Обрадовался купец. «Сколь живу, — говорит, — такого дива не видывал. Все камни драгоценные просто устроены, а здесь какая-то тайна. Кабы с умом подойти, хороший барыш можно из этого камня добыть».

И дал Семену приличный кошель золота.

— Даю тебе как бы аванс, —сказал купец. — Как придет зима, сходи-ка на ту жилу, да побольше мне камня наколоти. Сколько вынести сумеешь... А из этих камушков сделаю я подарок для моей единственной дочери. Будет ей диковина да любованье.

— А откуда ты, купец, и по какому тут делу? — спросил Семен.

— Я у поморов красную рыбу скупаю и доставляю ее не куда-нибудь, а прямо к царскому столу. На шхуне у меня ледник сделан. На всякий случай вот что скажу, — сказал купец. — Ежели со мной что случится, может, захвораю или беда стрясется, ты свой барыш не упускай. С этими камнями смело добирайся до Питера. В тридцати верстах от него стоит гранильная фабрика. Мой родственник работает там старшим мастером. К нему обратись, на меня сошлись, и он тебя не обидит.

Поехал Семен домой довольный. Поужинал, чаю попил, спать лег. Среди ночи стучат в окно:

— Семен, вставай-ко! Никак беда! — Сосед к нему вбегает. — Я нынь с охоты припоздал, потемну притащился. А как шел мимо того места, где купчининская шхуна стояла, дак слышал там выстрелы и крики.

Мигом Семен оделся, сели с соседом в карбас, поплыли. На шхуне тихо. Однако будто стоны слышны. Семен соседа оставил в карбасе, на палубу залез. В каюте свет неяркий. Заглянул. А там фонарь стоит на столе и три грабителя казну купеческую делят.

— Вот я вас! — загремел Семен.

Они по нему выпалили из пистолета. Отшатнулся Семен, выскочил на палубу. Они мимо него пронеслись, попрыгали в свой карбас, который у другого борта стоял, и давай грести прочь. А ночка темная была — хоть глаз коли.

Походили Семен с соседом по судну и нашли купца истекающего кровью. Он говорит:

— Ну, Семен, кажись, пришел мой час. Наверно помру. Пошли-ка своего товарища за священником и за свидетелями. Ты грабителей не, побоялся, казну мою сберег. За это я, напишу дарственную, будешь ты кораблем владеть и казной.

— Да, может, ише обойдется, — говорит Семен., — Может, поправишься, батюшко.

— Нет, чую, смерть близка. Достань-ко из ящика походного перо да бумагу. Пиши, а я к тому подпись поставлю и своей личной печатью скреплю. Да торопись, а то силы мои иссякают.

И составили они документ. А ише Христом-богом просил купец, чтобы позаботился Семен о его дочери, которой было в ту пору пятнадцать лет.

И вот еще что сказал купец:

— Одного из грабителей я узнал. Служит он у одного купца из Колы, который тоже рыбу скупает и отправляет в большие города. В Сороке он имеет избу и амбары. Ты этого купца бойся. Говорят, он дело свое начал со злодейства. И сейчас на злодейство способен. Я, вишь, на его дороге стоял. Он хочет всю торговлю красной рыбы в свои руки захватить.

И помер купец. Тут Семен такую речь сказал:

— Ну братцы матросы, весьма я вами недоволен. Как же вы так допустили, что купца с деньгами на произвол судьбы бросили?

Прогнал их Семен и нанял на службу трех бедных, но честных поморов, которых сызмальства знал. И поплыли они через Белое море к реке Онеге. Семен разобрал бумаги и карты купца и узнал, где он плавает. На зиму ставил купец свой корабль в верховьях реки Онеги и по санному пути обоз с красной рыбой отправлял в Питер.

Один из новых матросов был Кузьма, человек с весьма острым зрением. Как-то он толкнул локтем, Семена и говорит:

— Следом за нами большой парусный карбас тянется. Уж не первый день идет следом. Нать бы нам поберечься, небось опять те злодеи...

Как Семен ни всматривался — ничего не увидел.

— То ли мерещится тебе, Кузя, то ли глаз у тебя как у орлана.

Плыли, плыли, вошли в реку Онегу, стали вверх по течению подниматься. Опять говорит Кузьма:

— Тащится за нами карбасок-то.

Вот поднялись вверх, корабль на отстой поставили, Семен: подрядился с местными мужиками, что они, как и раньше, за сохранностью корабля следить будут. А сам нанял лошадей, погрузил соленую красную рыбу на четверо саней. Пятые сани загрузили едой и овсом. Отправились в путь. Зима уж вовсю трещала, мужики носы в овчинные тулупы прячут... Кузьма говорит:

— Вижу вдалеке сани. Трое мужиков на них едут. Поберечься бы нать.

— А чего беречься? — говорит Семен. — На первом же постоялом дворе можно побеседовать, что за люди,

— А они на постоялых «дворах не ночуют, — сказал Кузьма. — Сколь раз мы ночевали, а их около нас не было. Значит, они ночуют в лесу, чтоб их никто не видел, никто не знал. Разводят ночью, а лошадь овчинной попоной укрывают.

Едут они дальше. Вечер пал. Небо почернело, как уголь, высыпали на него белые звезды. Мужики то и дело с саней выскакивают да рядом бегут, чтобы согреться. Покрякивают, мороз поругивают. Вот огонек мелькнул впереди. Ага, деревня. Постоялый двор, печка, самовар. Обрадовались мужики.

— Эй, хозяин! — кричат. — По случаю мороза, великого и ужасного, платим тебе цену двойную!

Хозяин парней и девок тумаками расшевелил. Мигом вздули большой медный самовар, на коней попоны накинули, выпрягли, на теплую конюшню отвели. Стол чистой вышитой скатертью застелили, граненую бутыль с пшеничной водкой поставили, нарезали огромный каравай хлеба и пласт сала. Из печи вынули большой чугун теплых щей, сваренных с лосятиной. Мужики усы расправили, а стол чинно уселись, радость и покой в душу снизошли.