Журнал «Вокруг Света» №04 за 1981 год

Постепенно в поле нашего зрения стали попадаться и остальные обитатели острова. Подошел катер и встал рядом с «Биологом». Внизу около кустов черемухи, у печки, сложенной из кирпича, копошились две женщины. Евгений Борисович сообщил, что они из Москвы, ученые из Главного ботанического сада.

Вернулся Игорь с толстой тетрадкой и, отыскивая в ней нужную страницу, стал пояснять: сюда он заносит фенологические наблюдения, состояние погоды, птиц, цветение растений, появление дельфинов, акул, переписывает рефераты, связанные с экологией...

— Так вот,— глядя в тетрадку, сказал он,— третьего дня поднимаюсь, как обычно, утром на маяк — и сразу же обнаруживаю одиннадцать рыболовных сейнеров мористее острова, примерно в шести милях. И тут меня осенило: вспомнил об иваси. В прошлом году сюда заходило много косяков этой сельди. Сорок лет их не было у наших берегов. А в этом году они опять появились... Спустился вниз, передал радиограмму на Старк, начальнику охраны, что в акватории заповедника творится неладное, возможно вторжение рыбаков... И в самом деле, в ту же ночь зашли еще несколько сейнеров, встали за островом Де-Ливрона...

Игорь помолчал, будто что-то вспомнив, оглянулся и, увидев у причала только что подошедший катер, сказал:

— В тот день катер не ходил, ремонтировался. Так что мне пришлось смотреть на море и кусать локти... Но об этом я тоже сообщил в радиограмме, просил прислать вертолет. Вертолет появился, но не тот. Он пролетел над нами и ушел в залив, видимо, искал косяки рыб. А к нам пришел только мотобот. На следующее утро, поднявшись наверх, я ахнул: подошли еще четыре базы и пятнадцать сейнеров, причем один из них на моих глазах сделал первый замет. Мы решили сходить на одну из рыббаз. Идем и вдруг видим еще сейнер с сетями — он сливался окраской с нашим берегом. Подошли. Оказалось, он поднял уже тысячу центнеров и ждет перегрузчиков, чтобы отдать улов базе. Зашел на борт. Представился. Капитан сказал, что у него разрешение на лов в этой зоне есть...

Евгений Борисович, до сих пор не выдававший своего особенного внимания к рассказу Сажина, вдруг вмешался:

— Надо в таких случаях смотреть на штурманскую карту.

— Я сообразил... В лоции, которая печатается «Дальрыбой», ограничений на лов не оказалось, но что самое интересное, на карте не было координат заповедника. Я провел на их карте линии — наши границы. Конечно, ориентировочно, с мыса Гамова до мыса Телчковского, включая острова Римского-Корсакова. Обвел красным карандашом, предъявил документы и составил акт.

— А как отнесся капитан? — спросил Евгений Борисович.

— Легко... Принес он документы, я выписал данные, поблагодарил за тактичный прием, и мы разошлись.

— Да,— сказал Евгений Борисович,— рыбаки народ самоуверенный, у них есть прикрытие — начальство сказало, и все...

— Ну а дальше мы сразу направились на одну из баз. Поднялись на эту громадину, с трудом нашли каюту капитана. Принял любезно. Вызвал буфетчицу. Коньяк на стол, создал такой интим, что я растерялся сначала. Но, видимо, почувствовав мое смущение, он перешел к делу: «Да, заповедники надо охранять,— сказал капитан,— что же мы делаем... нашим потомкам ничего не останется». Я говорю: давайте обозначим координаты заповедника и передадим в ваш штаб. А он в ответ: «Сам сделаю»,— и быстро, по-морскому, написал радиограмму, вызвал радиста. Потом наливает рюмку коньяка. Я отказываюсь, но он — мол, не по-флотски получается, не выпущу из каюты. В общем, расстались с ним друзьями... Радиограмму на самом деле приняли...

— Кто? — спросил Евгений Борисович.

— Начальник экспедиции,— ответил Сажин и посмотрел на часы.— Мне надо сейчас выйти на связь с институтом. Алексей Викторович Жирмунский, директор института, должен знать, что у нас здесь все в порядке.— Игорь встал и, прихватив остывший чайник, снова скрылся в полосатом домике.

Казалось, в Сажине все еще бродило возбуждение. Заново переживая события прошлых дней, останавливаясь на подробностях, вроде бы необязательных, он словно проверял, хотел убедиться в правильности своих действий.

Вернувшись к столу, Сажин подтвердил мою догадку и продолжил разговор с той же детальностью, но уже о том, чему не был свидетелем. То, что произошло в его отсутствие, как бы являлось продолжением его действий.

— Пока мы ходили за продуктами,— Игорь опять заглянул в тетрадку,— пришел на «Аметисте», новом охранном судне, заведующий заповедником Юрий Дмитриевич Чугунов... Юрий Дмитриевич тут погонял рыбаков, составил два акта, дал радиограммы в «Дальрыбу» и крайком партии... И еще заставил рыбаков спустить шлюпки и очистить залив от мусора, бочек, которые они выбрасывали за борт. «Аметист» ушел, а на следующее утро пришли еще суда, но они уже знали о наших действиях. Это я понял, как только поднялся на борт рыбообрабатывающей базы «Шалва Надибаидзе», где находился сам начальник экспедиции. Он-то мне и сказал» что у них запломбирована фановая система, запрещен выброс мусора за борт... Кстати, как ни странно, именно начальник экспедиции и дал нам нужные, более точные адреса и имена в крайкоме, «Дальрыбе»... В общем, вчера к вечеру суда ушли отсюда,— поставил точку Сажин.— А те, что вы встретили по пути, обещали сегодня утром покинуть наши воды.

Выложив все это, Игорь хорошо и свободно вздохнул, как человек, оставивший все неприятности позади. Он принес горячий, еще с дрожащей от кипения крышкой чайник.

— Пейте!— почти крикнул он.— Чай особый, с шиповником.— Но вдруг на его лице проявилась неуловимая усталость. Видимо, поняв, что это не ускользнуло от нашего внимания. Игорь сдался: — Да нет, ребята... все в порядке. Просто с этим шиповником у меня тоже случилось небольшое приключение.

После тающих во рту нежных иваси — правда, слегка пересоленных — мы пили терпкий обжигающий чай, а Игорь рассказывал нам еще об одном случае, связанном с буднями человека, который призван охранять природу. Я хорошо представлял, как он каждое утро поднимается на высоту, к маяку, и с биноклем в руке разглядывает безграничное пространство воды. Представлял, потому что в прошлом году, как только мы ступили на этот остров, он поволок меня сквозь колючее поле кустов, по скалам мы взбирались на верхотуру, чтобы, уходя, унести с собой полноту ощущений от этих мест. И на сей раз он, поднявшись, как обычно, утром, в бинокль увидел три судна и людей на своем берегу. Два ведра и в них что-то красное — шиповник нарвали. Он бегом пустился вниз, конфисковал собранные плоды, потребовал документы. Хорошо, опять оказались нормальные люди. Подошел с одного судна капитан на помощь своим. Игорь, воспользовавшись ботом моряков, вышел в залив и выпроводил непрошеных гостей. Моряки извинились и даже на прощание дали три свежевыпеченные буханки хлеба... Кто ел на судах хлеб, тот знает, какой он вкусный.

Я сказал Игорю, что, судя по этим происшествиям, многие моряки не знают о существовании морского заповедника в заливе Петра Великого, хотя он официально создан около двух лет назад...

— У владивостокских моряков, акватория заповедника на картах обведена красными чернилами,— пояснил Игорь,— а вот находкинские, видимо, ничего не знают о нас. Тут летом находились студентки Московского университета, они пожалели моряков: мол, симпатичные ребята, надо бы вернуть шиповник. А я им говорю, не волнуйтесь, они сыты, чего только у них на судне нет... Мне даже неудобно было с конфискованным шиповником садиться за обеденный стол — заставили! Навалили в борщ мяса, дали оладьи с творогом и вареньем, напоили чаем... А насчет шиповника... Этика этикой, но ради принципа — тем более что сами не едим — поддерживаем красоту.

Я сознался Игорю, что хотел напоследок сорвать несколько спелых плодов.

— Хорошо, что не сорвал. — Игорь сильно смутился и умолк.

Евгений Борисович, видимо, желая прервать затянувшуюся паузу, не без язвинки спросил:

— А куда же ты дел два ведра конфискованного шиповника?

— Немного оставил для чая,— простодушно ответил Игорь,— а остальные отдал птицам. На крышу высыпал.— Он кивнул в сторону кордона...— А вообще-то существование здесь, на островах, полыни — это антропогенный фактор,— как бы невзначай проронил он.

— Объясни,— потребовал Евгений Борисович и глянул на меня, предлагая себя в союзники.

— То есть выгорали леса, а это признак давления человека на природу... говорит о том, что здесь были люди. И во время войны на островах находились военные... Люди топили свои жилища, бани. То, что мы видим,— это уже вторичный лес...

Я слушал Игоря и думал уже о других временах и других хранителях этих островов, вспомнил письмо Алексея Александровича, достал его и выборочно стал читать те места, которые считал нужными: «...На остров Фуругельма я попал в сентябре 1939 года. Был солнечный день, когда нас на барже из Владивостока притащил небольшой катер, не было причала, был пустынный берег безлюдного острова, не было жилья, не было ничего, кроме первозданной природы. В этот же день соорудили причал из камней, которые таскали руками и укладывали на берегу или в море по шею в воде, с большим трудом разгрузили технику, походную кухню... При укреплении этих островов задача была поставлена государственной важности... Только что отгремел Хасан. Были примеры героизма. Были первые герои. Других средств охраны тогда не знали...