Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год

В тюрьме Якова Марковича избивали, допытывались о каких-то ценностях. Не тайну ли «золотого чемодана» пытались выведать фашисты? Ничего от него не добились. И то, что он скрыл от врага, не хотел ли открыть жене, когда ее допустили с ним проститься? Что-то очень важное он порывался ей сказать. «Но нам дали три минуты,— пишет мне его вдова Елена Павловна.— Полицай тут же стоял. Какой уж здесь разговор!» Сумела лишь понять, что «в отряде он сдал ценности Ирине Андреевне Гульницкой...».

Гульницкой?! Я уже слышал эту фамилию от бывших партизан, говорили они, что Ирина Андреевна была у них вроде кассира. И вполне могла быть причастной к сохранности керченского золота. Поэтому не потянется ли от нее ниточка поиска?

Так и получилось, но много-много позже...

А пока я искал тех немногих уцелевших партизан, которым известна была бы «заключительная» часть трагедии керченских сокровищ. Снова расспросы, обращения в официальные учреждения, переписка... И среди противоречивых рассказов, всяческих суждений, предположений, домыслов и легенд, коими основательно опутана история «золотого чемодана», отобрал я наиболее, как мне кажется, достоверные факты.

Они, эти факты, показывали, что в отряде о чемодане осведомлено было всего человек пять, в основном из руководства. Знал о них комиссар Иван Андреевич Мальков. Он, по словам заместителя комиссара соседнего Упорненского отряда Василия Степановича Серикова, в разговоре с ним упоминал о «золотом чемодане». Но распространяться не стал, о чем ныне стоит сожалеть, ибо Иван Андреевич уже скончался. Сын комиссара, Виктор Иванович, попавший подростком в отряд, вспоминает «о каком-то большом черном чемодане. Что находилось в нем, мы не догадывались. Но берегли его пуще патронов...».

Уже нет в живых таких, несомненно, сведущих в особых секретах отряда очевидцев, как начальник хозяйственной части Михаил Иванович Федоров, особист Николай Иванович Черноголовый, Надежда Васильевна Захарченко, работник одного из райкомов партии в Крыму... Умерла и Гульницкая. Но ниточка, которую я связал с ее именем, привела к дочери Гульницкой. Лариса Александровна Молчанова, которую я разыскал с превеликими сложностями, четырнадцатилетней девочкой находилась с матерью в партизанском отряде. Она и сообщила, что действительно ее мать имела какое-то отношение к «золотому чемодану», который «принес ей много горя и страданий». Но об этом она даже после войны дочери не рассказывала. «Если она была бы жива, думаю, помогла бы вам».

Подсказала Лариса Александровна, что еще, наверное, знал о керченских сокровищах начальник штаба отряда Комов. «Но его, наверное, давно нет в живых». Стал наводить справки о его родственниках и... отыскал самого здравствующего семидесятишестилетнего Михаила Ивановича Комова. Рад был ему, как своей последней реальной надежде.

Однако надежда эта обернулась лишь несколькими строчками из трудночитаемого письма. Комов писал о том, что он с двумя ныне покойными партизанами закапывал ящики с патронами. Среди них, по его словам, «видимо, был и ваш чемодан...». Точного места, где он схоронен, Комов не помнит — «где-то у станицы Бесстрашная». Но у командира отряда Соколова, как можно понять Михаила Ивановича, оно отмечено на карте.

Где теперь эта карта? Без сомнения, погибла?! Людей-то живых в отряде почти не осталось, а что уж говорить о листе бумаги! Тем более что командир Спокойненского отряда Петр Николаевич Соколов был убит в бою. Поэтому я не сомневался, что никаких его вещей или документов не сохранилось. Но однажды получил я письмо, которое меня взволновало и, по существу, круто изменило направление поиска. То, что сообщил его автор — житель Армавира А. Т. Буряковский, подтвердилось сведениями из других источников.

А извещал он о том, что его недавно умершая родственница Александра Григорьевна Сердюкова воевала в Спокойненском отряде. После того как он распался, она с сыном Малькова Виктором ночью пробралась к своей сестре Прасковье, которая проживала на хуторе близ станицы Бесстрашная. И самое главное — принесла документы погибшего командира. Среди них и его оперативную карту. Тщательно их спрятала. После войны Александра Григорьевна передала вещи и бумаги Соколова его жене, приехавшей из Ленинграда.

Однако адрес вдовы Соколова никто мне назвать не смог. А ведь она владела, быть может, единственным ключом к разгадке тайны «золотого чемодана» — картой, на которой ее муж указал партизанские тайники, в том числе и место укрытия керченских драгоценностей. Сохранилась ли бесценная карта? Как она необходима теперь!

Если, конечно, сокровища остаются в партизанском тайнике до сего времени...

Почему я засомневался в их сегодняшней неприкосновенности? Напомню о случайной находке древней пряжки предположительно из Марфовского клада, о которой упомянуто в начале очерка. Здесь напрашивается масса разных гипотез и догадок. Но что совершенно точно — фашистам они не достались!

Убежден также и в том, что та давнишняя находка привела бы еще в 1946 году к раскрытию тайны исчезнувших ценностей, если бы за это дело сразу же и всерьез взялись специалисты. Правда, в милиции связали найденную в лесу золотую пряжку с пропавшим «золотым чемоданом». Даже кому-то показывали ее для установления принадлежности к керченским реликвиям. Разумеется, доморощенная экспертиза успехом не увенчалась. Потому что совершенно авторитетно мог определить памятник лишь один человек — Юлий Юльевич Марти, Но вряд ли в Спокойной кто-либо о нем слышал. Время было послевоенное, трудное, иные заботы одолевали людей... И разыскивать бывшего директора музея, понятно, никто не стал.

Сам же Юлий Юльевич больше горевал о гибели архива и материалов научных исследований. В том же, 1946 году писал с горечью другу, видному московскому ученому Льву Петровичу Харко: «Нет уже тех богатств, которые были найдены и сохранены во время моего управления Керченским музеем! Дневники, записи и прочие научные документы, очевидно, пропали безвозвратно. И это — страшнейший удар по моему музею! Потеря всех дневников — невозвратимый урон!..»

Документы, сгоревшие в огне войны, уже не вернуть. А вот поиск керченских реликвий необходимо продолжить. И, быть может, с вашей помощью, дорогие читатели, удастся, ну, положим, не обнаружить их, но хотя бы с большей долей вероятности представить окончательную судьбу «золотого чемодана».

Евграф Кончин Керчь — Армавир — станица Спокойная

Работа для Ананда

Первого маврикийца, которого я встретил, звали Ананд. В Москве, в Шереметьеве, в пасмурный зимний день мела метель, и не было уверенности, что самолет вылетит по расписанию.

— Вы летите до Маврикия? — спросил меня смуглый молодой человек с правильными чертами лица. Я заметил, что он после меня сдавал свои чемоданы.

— Да.

— Я тоже... Обычно ваши специалисты этим рейсом летят до Адена или до Мадагаскара...

Маврикий и соседний с ним остров Реюньон не помещаются на карте Африки, и обычно их изображают в Индийском океане за рамкой, почти у самой кромки листа.

Формальность? Да, но она имеет символическое значение: Маврикий, как я потом убедился, трудно с определенностью отнести к какой-либо части света. Но прямого пути по океану от Мадагаскара 1100 километров, и так как от Азии и, уж конечно, от Европы гораздо дальше, географически остров справедливо относят к Африке.