Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год

Борис Василевский

Джек Коуп. Обет молчания

Он появился из тумана у ступенек веранды уже в сумерках. Фермер соскребал грязь с ботинок об острую железную скобу и не спеша повернулся, заслышав мягкие шаги по влажной земле. Когда глаза их встретились, зулус поднял правую руку в церемонном приветствии и сурово произнес:

— Инкосана...

На зулусе была старая военная шинель из хаки, потемневшая от грязи, подол которой лохмотьями болтался вокруг голых икр, левой рукой он волочил за собой нобкерри (1 Нобкерри (африкаанс) — палица, дубинка с больших тяжелым набалдашником.), посох и небольшую ветку дикой оливы с увядшими тускло-зелеными листьями. Рядом с ним с узелком стоял босоногий мальчик, по внешнему виду которого можно было безошибочно установить, что это сын зулуса. Отец больше не произнес ни слова, вежливо дожидаясь, пока белый человек узнает его или спросит, кто он такой.

Фермер поглядывал то на отца, то на сына, и его внезапно озарило: из мрака тридцати прошедших лет всплыло в памяти красивое юношеское лицо.

— Ха, да это же Матан! Я узнал тебя!

Зулус быстро поднял голову и расцвел в улыбке. Сверкнули белые зубы, на какое-то мгновение смягчились тяжелые черты лица.

— Ты из тех людей, инкосана, кто редко ошибается.

— Я бы этого не сказал.

— Ты с возрастом стал больше похож на отца, и его голос вновь заговорил в тебе. Но я вижу у тебя шрам...

Белый пробежал пальцами по шраму, который начинался от уголка глаза и исчезал в волосах.

— Это меня пулей задело во время войны. Уже хоронить собирались.

— Вместо этого ты похоронил своих врагов, — сказал Матан. — Нет большей чести для мужчины, чем следы битвы на лице.

— Я бы этого не сказал, — повторил фермер. — Постой-ка, ты ведь с дороги, замерз и обессилел. Поди согрейся и поешь немного. Поговорим после.

— Нет, сначала я хочу сказать тебе, инкосана, я пришел сюда, чтобы забрать домой моего отца.

— Что? Что?.. — За быстрыми вопросами фермер старался скрыть свое удивление. — Ведь он лежит здесь, в могиле, уже тридцать лет.

— Я пришел за его духом...

После ужина жена фермера сидела в кладовой при кухне и упаковывала яйца на, продажу. Зашел ее муж что-то выяснить, и в тот же момент в дверях кухни появился Матан. Нобкерри и палку он оставил, но по-прежнему держал в руке ветку дикой оливы. При ярком свете его лицо казалось высеченным из гранита, и лишь лихорадочно блестевшие черные глаза были живыми на этом лице. За ним появился мальчонка в лохмотьях.

— Входи, входи, Матан, — сказал фермер и повернулся к жене: — Это тот человек.

Зулус церемонно приветствовал его жену. Вошел в круг света и присел на корточки. Фермер начал расспрашивать его о жизни, о семье. Матану стало явно не по себе — он несколько раз провел рукой по глазам.

Да, он жил во многих местах с тех пор, как покинул Долину Колючих Кустов. Сейчас он живет у реки Сулузи. Там у него сад; только нет ни быков, ни плуга, чтобы обрабатывать землю.

— А семья? — повторил фермер, думая о своих ребятишках, уютно посапывающих сейчас в кроватках. Он снова взглянул на Матана и увидел, как дрогнули жесткие губы зулуса, и был потрясен, заметив слезы в глубоко запавших горящих глазах.

— Вот вся моя семья, — зулус ткнул костлявым пальцем в сторону сына. — Всех других я потерял. Двух сыновей и дочь. И жену потерял. Но один вот этот остался, и теперь у меня есть место, где жить и откуда я могу через реку Сулузи видеть место, где стоял корааль моего отца.

— О, так ты живешь у Дунка?

— Да, у Дунка.

— Почему ты не пришел ко мне? Я дал бы тебе место там, где когда-то стояли хижины твоего отца, и позволил бы снова обрабатывать его землю. Всю ту, что ты оставил, когда ушел.

Матан раздумывал, как ответить, потом откашлялся и сказал:

— Я еще не готов. Сейчас я делаю то, что велит мне сердце. Я достиг зрелости — возраста моего отца, когда он работал на вас...

— Я хорошо помню Макофина. И помню тот ужасный случай. Я побежал за доктором, и мы скакали на лошадях ночью...

— Инкосана, его переехала длинная красная телега. Я как раз шел за отцом, а он нес кнут. Он поскользнулся, когда ставил ногу на дышло, и упал под колеса. Быки протащили телегу, полную навоза, по всему телу. Я сам вытаскивал его из-под колес, моего отца. Он уже был не жилец — я увидел сразу.

— Он даже не крикнул.

— Ночью он кончился. Наши похоронили его здесь. Инкосана, сын своего отца, подумай и о моем. Вот уже тридцать лет он лежит здесь, под холодными деревьями, в лесу. Он остался тогда один, потому что я не мог больше быть тогда здесь, рядом с той длинной красной телегой, которую прозвали «Нечистая сила», рядом с теми треккерскими быками, которые убили моего отца. И я ушел скитаться... Я работал и на золотых приисках, и на сахарных плантациях. Я женился и стал жить на одном месте с моей Нтулис. Но где бы я ни был, дьявол всюду преследует меня... Дьявол всюду преследует меня, — повторил он глухо после небольшой паузы. — Родился сын, и я очень обрадовался, потом снова сын и снова сын. Я подумал, что нечистый оставил меня. Но первенец вдруг начал хиреть и чахнуть. Превратился в тонкий прутик и умер. Тогда я собрал пожитки и погнал своих волов подальше, но он снова шел за мной по пятам... Да что там говорить? Теперь вот остался только с этим мальчонкой.

Зулус оглянулся, ища глазами сына, и увидел его в кухне — тот пританцовывал перед очагом.

— Трудный мальчик, непоседа и шалун. Чуть дашь подзатыльник — сразу в слезы. А через минуту снова мурлычет что-то и приплясывает.

Зулус отвернулся, пожав плечами, и. как бы продолжая мысль, добавил:

— Вот я и пришел сюда за отцом.

Фермер с женой напряженно ждали продолжения. И он продолжал, запинаясь на каждом слове. Он ходил к человеку, который разбирается в таких делах. Тот заставил его стучать по земле и разбрасывать кости. Это был исангома — колдун. Исангома сказал, что дьявола напустил Макофин, отец Матана, потому что он лежит один, под холодными дрожащими деревьями, в двух днях пути от дома, в Долине Колючих Кустов. Ведь там паслись его стада и колосились его злаки, там солнце опаляло его кожу. Исангома варил волшебное снадобье и окунал ветку оливы в свой колдовской горшок. Потом сказал: «Посиди ночь у могилы. Дух Макофина вылезет из нее и опустится на ветку оливы. Ты должен привезти духа домой и похоронить его здесь. Только вези его, не сказав ни слова в пути, в полном молчании. И тогда мир вернется к тебе и к твоей семье. Но если будет сказано хоть одно слово, дух возмутится и возвратится назад, в свою холодную могилу».

Зулус поднял ветку дикой оливы.

— Вот на ней я увезу домой отца.

Фермер переглянулся с женой...

Матан не смотрел на них: не потому, что они, вероятно, презирали колдунов, или из-за боязни, что ежи ему не поверят, — самая большая опасность была в его собственном сомнении. Он вытащил табакерку, и руки его дрожали, пока он открывал ее и доставал щепотку табака. Потом он прокашлялся, сглотнул комок и успокоился — теперь он мог понятнее изложить цель своего приезда.