Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год

18.00.

За нами пришли автобусы, и, предводительствуемые взмыленным антрепренером, мы потянулись к выходу. Полиция не подпустила автобусы к дверям телекомпании, и, раскрыв зонтики, накрывшись с головой плащами, мы зашагали по лужам сквозь полицейское каре, мимо грузовиков с металлическими решетками на фарах и ветровых стеклах, мимо «джипов», кивавших нам длинными удочками радиоантенн. Я оглянулся. За пеленой дождя здание «Найгай хосо» показалось мне крепостью, готовой отразить штурм.

На следующее утро

Газета «Асахи»: «По требованию профсоюза телекомпания «Найгай хосо» отказалась от демонстрации по своей сети документального телефильма «Люди, остающиеся неизвестными», заказанного управлением войск самообороны. Забастовка служащих «Найгай хосо» закончилась поздно ночью соглашением между руководством телекомпании и профсоюзом. Компания разрешила вернуться на работу всем уволенным и обещала рассмотреть вопрос о повышении заработной платы».

Владимир Цветов

«Эндевор» уходит в плавание

Пересечь в одиночку Атлантический или Тихий океан и даже совершить кругосветное плавание — дело хотя и трудное, но вполне реальное. Но пытаться преодолеть на шестиметровой яхте 3000-мильный путь, пролегший за Полярным кругом и открытый для навигации каких-нибудь два месяца в году... В свое время потребовалось целых четыреста лет — от экспедиции Джона Кабота в 1497 году до плавания Руала Амундсена в 1903—1906 годах, — прежде чем парусно-моторная яхта «Йоа» за четыре навигации впервые обогнула Северную Америку. Немало смельчаков нашли свою могилу в водах арктических морей и проливов Северо-Западного прохода. В середине прошлого века именно там бесследно пропала экспедиция Джона Франклина, насчитывавшая 129 человек и шедшая на специально переоборудованных винтовых пароходах «Эребус» и «Террор».

Уже начало путешествия двадцатичетырехлетнего англичанина-сумасброда Коулина Ирвина не сулило ничего хорошего. Когда в июне прошлого года Ирвин и его яхта «Эндевор» прибыли в Анкоридж, оказалось, что море в районе Алеутских островов покрыто сплошным льдом. Пришлось менять планы. Первый отрезок пути до Ненаны «Эндевор» проделал на железнодорожной платформе, а затем до городка, расположенного в 600 милях от устья Юкона, на борту самоходной баржи. За две недели выкрашенная в ярко-желтый цвет крошечная яхточка с гордым названием «Стремление» самостоятельно спустилась вниз по полноводному Юкону.

«Бутылочное горлышко» между Азией и Америкой встретило Ирвина яростными волнами. Но «Эндевор» ожидал такого поворота событий — недаром он своими формами напоминал миниатюрную копию вынырнувшей подводной лодки с единственным люком на корме. «Со стороны моя яхта, — рассказывает Коулин Ирвин, — видимо, больше всего напоминала поплавок, который дергает попавшаяся на крючок крупная рыба».

6 июля неласково встретивший путешественника Берингов пролив остался позади; «перевалив» Полярный круг, яхта вышла в Чукотское море. В поселке Шешмереф эскимосы посоветовали Ирвину держаться глубин между 3 и 20 морскими саженями (1 Морская сажень — 182 сантиметра.) — на этой воде льдины встречаются сравнительно редко. Увы, эта рекомендация вскоре чуть не привела к роковой катастрофе.

Едва яхта миновала мыс Хоп, как внезапно налетевший шквал выбросил ее на отмель. Ирвин очутился в безвыходном положении: нечего было и думать самому вытащить «Эндевор» на берег и там залатать пробитый корпус. Пришлось пешком возвращаться за подмогой в поселок, моля бога, чтобы не разыгрался настоящий шторм и не превратил яхту в груду обломков. К полудню следующего дня, когда Ирвин с дюжиной добровольцев подошел к месту крушения, он увидел, что «Эндевор», издали походивший на какого-то фантастического ярко-желтого моржа, по-прежнему прочно сидит на мели. С помощью блока и талей яхту довольно быстро оттащили подальше от линии прибоя, и в течение недели Ирвин занимался ремонтом.

Всю неделю стояла ясная погода. Но стоило «Эндевору» вновь выйти в плаванне, как Чукотское море выкинуло новую каверзу: над водой повисла такая густая пелена тумана, что мореплаватель не видел носа собственной яхты. Где-то рядом проплывали льдины, оторванные ветром и течением от паковых полей. Отчаянно напрягая слух, Коулин Ирвин не выпускал из рук руля. «Это походило на какой-то дьявольский слалом с завязанными глазами, где ставкой была моя жизнь, — так рассказывал он впоследствии. — Причем это продолжалось не час и не два, а сутки за сутками».

Сначала на ночь Ирвин пришвартовывался к льдине или торосу, которые могли послужить хоть какой-нибудь защитой на случай столкновения. В один из вечеров Ирвин устроился у солидного шестиметрового тороса, который словно плавучий утес вздымался над неприветливой свинцовой водой. Коулин даже совершил на него восхождение, правда, отнюдь не ради альпинистских лавров, а для того, чтобы посмотреть, нет ли вокруг грозных ледяных полей. Посреди ночи его разбудил сильнейший толчок и грохот, похожий на пушечный выстрел. Еще в полусне Ирвин вьюном выскользнул через люк на палубу и... оцепенел от ужаса: от казавшегося таким надежным тороса откололась и плюхнулась в воду огромная глыба льда, а сам он накренился, грозя опрокинуться и увлечь яхту в морскую пучину.

Ирвина спасла быстрота реакции: прежде чем произошло непоправимое, он успел схватить топор и перерубить причальный конец. Впредь моряк больше не рисковал на ночь делать стоянки, отдыхая лишь днем, да и то урывками. Поэтому, когда 29 июля «Эндевор» подошел к поселку Барроу, его капитан мечтал только об одном — спать: последние 72 часа он вообще не смыкал глаз. Но в Барроу его ждало тревожное известие. По прогнозам метеорологов, ветер гнал к гавани паковые льды, которые максимум через пять часов должны были полностью закрыть выход, превратив бухту в ловушку для маленького суденышка. Едва стоявший на ногах от усталости Коулин решил все же выходить в море. Ведь до бухты Кембридж, к востоку от залива Маккензи, намеченной для зимовки, оставались сотни миль пути.

«Следующие тридцать дней, — пишет Ирвин, — были заняты не такой уж увлекательной, но зато весьма рискованной и утомительной игрой: как только льды чуть отступали от береговой отмели, я тут же бросался вперед по узкой полоске чистой воды. Когда же льды снова наступали, я укрывался в каком-нибудь заливчике или речном устье. Случалось, что в течение нескольких дней «Эндевор» практически топтался на месте».

И все же море Бофорта в конце концов поймало «Эндевор» в ледовую ловушку. Когда до острова Бартера оставалось всего четыре мили, яхта оказалась в крошечной полынье на мелководье. Шли часы, но положение не менялось. Пришлось скрепя сердце послать по радио «SOS» военной радарной станции на острове Бартер, откуда сообщение о бедственном положении «Эндевора» было передано в эскимосское селение Кактуик. Через несколько часов все мужчины поселка, волоча за собой легкие каяки, прибыли на выручку. Совместными усилиями перетащив яхту через несколько ледяных полей и проведя ее по узким разводьям, эскимосы помогли Ирвину выбраться на чистую воду.

Нежаркое полярное солнце все ниже склонялось над горизонтом, в воздухе замелькали белые мухи. Заметно похолодало, и Коулин Ирвин все чаще задумывался о том, что ему, видно, так и не удастся в это лето добраться до бухты Кембридж, а значит, и пройти весь Северо-Западный проход с одной зимовкой. Разводья, по которым он был- вынужден пробираться, часто уводили яхту на многие мили в сторону от курса. На траверзе Комакуча льды, зажавшие «Эндевор», за одну ночь отнесли его на 20 миль назад.

Вознаграждение пришло, когда «Эндевор» вышел на восток из устья Ма-кензи. Впереди, насколько хватал глаз, катились пенные валы, валы, свободные от так измучивших Ирвина льдин! За сутки он покрыл сто миль и вошел в лабиринт островов в заливе Коронации. Мореплаватель облегченно вздохнул: каких-то тридцать миль, и он будет у цели!