Зима, которой не было

— Я нравлюсь тебе? — тихо поинтересовалась я.

Было не очень похоже на гордую строптивую Еву. Но это единственное, что слетело с языка.

— Нравишься, — кивнул парень.

Второй мой вопрос застал его врасплох. Я была серьезна как никогда.

— Зачем тебе тогда другие девушки?..

— Другие девушки… За это время была всего одна. Ну и та, другая, которая из спортзала. А откуда…

Мой подбородок затрясся. Я впрямь была чем-то вроде экспоната в галерее. Была тем самым уродливым чучелом в краеведческом музее, со стеклянными глазами и вздувшейся от горя тушей.

— Я тыкнула пальцем в небо, Артем, — простонала я, накрыв глаза ладонью. Слезы вновь покатились сами собой, хотя я не хотела плакать. — И попала. Вот так запросто.

— Я любил ее долгое время, — начал оправдываться парень. — Мы встречались еще в школе, но позже она уехала заграницу на учебу. Да, она была хороша, как и мои чувства к ней…

— Да нет у тебя никаких чувств! — гневно прошипела я. — Твой брат сказал мне. Нет смысла оправдываться. Зачем тогда ты все это затеял? Зачем поплелся за мной, вторгся в жизнь? Это не игра!

— Ева, — парень сгреб меня в охапку, пытаясь успокоить. Из-за замерзших рук я не чувствовала тепла его кожи. Как могла я упиралась, но он был сильнее. — Но все это в прошлом. С другими не было ничего серьезного. Не так, как сейчас…

— Отпусти, Артем! — брыкалась я, стараясь освободиться. — Я узнала, каков ты настоящий. Встречался с бывшей, говоря мне, что нравлюсь. Ты лгал. Лжец! Ублюдок!

Акиншев попытался ухватить меня за лицо, но я ловко укусила его за палец. Он завыл от боли, и мне удалось вырваться. Я остановилась возле двери, шмыгая носом и утирая глаза. Я плохо различала лицо парня, но видела, что его скулы нервно дергаются. Он был красивым, умным и умеющим нравиться. Но он был лжецом. Я боялась предательства в отношениях, которые еще даже не начались. Артем так легко согласился с тем, что я ему сказала о тех девушках. Они были. Впрямь были…

— Я не хотел обидеть тебя, — он протянул ко мне руку, будто пытаясь выманить раненое животное. — Ты не давала мне надежд.

Я демонстративно спрятала ладони в карманы, не давая ему возможности вцепиться в меня. Юноша тут же закурил, едва справившись с дрожью рук. Он был естественным, непредсказуемым и терпеливым. Но он лгал мне.

— Я стала виноватой? В том, что не давала намеков? Это ты слепой, если ни черта не видишь!

Я знала, что порю чушь, но в голове осел туман.

— Я не хренов телепат! — кажется, Артем начинал выходить из себя.

— Поэтому проще с тем, кто сразу говорит «да»? — усмехнулась я.

Акиншев прорычал от злости, сдвинув брови ко лбу. Первый раз в жизни я видела, как он злится. Что же, недаром говорят: правда глаза колет.

— Ты дура, — гневно он сплюнул на замерзшие каменные плиты ступеней. — А мой брат погубит тебя.

Я хотела возразить, но Артем будто превратился в другого человека. Серьезный, уставший и разозленный, он поднял воротник куртки и, ощетинившись, начал спускаться вниз. Я смотрела ему в спину, гордо всхлипывая. Больше всего на земле мне хотелось догнать его и извиниться. Но мысленно я диктовала себе, что он сам виноват во всем произошедшем. Я помнила прикосновение его губ к моим, но теперь не знала, было ли это искренним чувством или сиюминутным желанием.

— Ева, где сахар? — поинтересовался отец, когда я, вконец замерзшая, вползла в квартиру.

Все точки над «i» расставлены.

— Не было, — буркнула я.

— Это же супермаркет. Как такое может быть?

— Не было! — истерично выкрикнула я, направляясь к своей комнате.

Внезапно мой крик нарушил звонок в домофон. «Артем…» — едва слышно прошептала я. Мигом бросилась к трубке и сорвавшимся голосом спросила:

— Кто?

— Курьерская доставка для Лаврентьевой Евы.

О, Господи, только не веник снова…

Тот букет занимал почти полкомнаты и забил всю квартиру своим приторным ароматом.

Мальчишка-курьер поднялся на мой этаж, и в его руках я заметила большую коробку. Она, ей-богу, была в половину моего роста. Он громыхнул ею на полу в коридоре, попросил расписаться и тут же улизнул.

— Что это, милая? — отец, как и я сама, пялился на прибывшую посылку с недоумением.

— Понятия не имею, — пожала плечами я и добавила: — Точно не опасно.

На самом верху коробки были довольно большие дыры. Открывать крышку я побаивалась, поэтому сперва направила глаз в отверстие. Глухая темнота. Тогда я попыталась просунуть в него палец, но тут же айкнула от боли. Рассерженная, я сорвала крышку и увидела внутри огромный кактус. Разделавшись с упаковкой, я полностью обнажила зелено-синее чудо в керамическом расписном горшке. К ногам тут же спикировала небольшая записка. Я развернула ее и забегала глазами по тексту.

«Ева! Этот кактус постоянно колется, но если о нем заботиться, то вы друг друга полюбите. Еще он очень красивый и иногда распускается так, как не могут другие кактусы. Он нравится мне. Н.А.»

Я нервно хохотнула, сжав записку в руке. Из глаз моих сами собой покатились крупные слезы. Больше всего на свете мне хотелось обнять кактус так сильно, как я только могу. Но мне было приятно, этого нельзя отрицать.

16. Ева и жгучая правда

Кажется, я отказала Коле пять раз, прежде чем согласилась. На перемене я напряженно посоветовалась с Лесей, и она подтолкнула меня дерзнуть. В принципе, терять мне было нечего, но после того раза в кафе у меня появилась душевная травма, которая заставляла меня избегать подобных заведений. «Только погулять», — написала парню в ответ я, и тот наконец-то удовлетворился.

Я не чувствовала волнения, смятения или трепета перед нашей встречей. В случае с Артемом все было наоборот, но ровно пять дней назад я навсегда похоронила его в своем сознании, мысленно взвалив на эту мертвую привязанность бетонную неподъемную плиту. Тогда в душе наступила странная пустота, которая затягивала меня в свою воронку перед сном. Я, конечно, вовремя могла выкарабкаться, накапав себе «корвалола», но вся суть ада в том, что он бесконечен.

Кроме того, внезапно меня перестали интересовать игры, сериалы и книги. Раньше я только и делала, что решала, чем заняться. Теперь же любое прикосновение к чему-то доселе дорогому меня обжигало. Я сидела возле кактуса, поглаживая его красноватые твердые иголки, и без интереса пялилась в экран мобильного. Иногда новостная лента и сообщения отвлекали меня, но все равно казалось, что сердце начало гнить. Мне было очень больно.

«Ну, ты выходишь?» — сумеречным мартовским вечером написал мне Коля. Я знала, что он ждет меня, но будто назло опаздывала. Прихорашиваться не было смысла: я ничего не ждала и не хотела. Но меня, быть честной, подкупало его внимание — я согласилась, чтобы сказать Коле спасибо.

Оставив записку отцу, я набросила куртку, замоталась шарфом и спустилась на улицу. В последние несколько дней погодой завладела оттепель, и мерзкая влажность въедалась в лицо с любым, даже скудным, ветерком.

— Стремный район, — услышала я за спиной и от неожиданности вздрогнула. Стоило только обернуться, как я увидела силуэт, выныривающий из темноты.