Зима в горах
Шрифт:
— Ну, конечно! — перебил его Роджер. Он едва не расхохотался. — Вы представились Бэквоксу как знаток современной кельтской культуры, и теперь он хочет получить от вас статью или еще что-нибудь в этом роде, и вы пропали, если мозги Мэдога не придут вам на выручку.
— Нет, это не совсем так, — сказал Дональд Фишер. — Но действительно беседа с Мэдогом могла бы меня устроить. Мне ведь нужно установить только одно: насколько реальна его затея.
— А зачем вам это знать? Вы бы лучше не темнили.
— А мне нечего темнить, — с большим, как ему казалось, достоинством произнес Дональд Фишер. — Бэквокс публикует в «Пейлфейс ревью»
«Как пять задниц, которые ты тут лижешь», — подумал Роджер. И сказал:
— И когда этот ваш Бизвакс услышал, что вы живете в Северном Уэльсе, он предложил вам дать о нем заметку и вы тотчас сообразили, что это щель, через которую можно пролезть дальше, и дали согласие, а теперь вам вынь да положь нужно поговорить с Мэдогом.
— Я уже сказал вам, что беседа с ним могла бы быть мне полезна. В конце концов, если я напишу про него в «Пейлфейс», небольшая реклама, вероятно, ему не повредит.
— Не знаю. Если Мэдогу понадобится реклама, ему могут помочь в этом люди, куда более сведущие, чем вы. И еще одно: сейчас он действительно может протежировать людям, но зачем он будет делать это для тех, кто годами издевался над ним?
— Ну, кто старое помянет, тому глаз вон.
— Согласен. В том смысле, что он, конечно, воздержится и при встрече не заедет вам в ухо. Но я не вижу причин, почему бы он вдруг начал осыпать вас благодеяниями.
Фишер нахмурился.
— Ну что ж, если он хочет воевать, будем воевать. Я могу здорово ему навредить.
— Нет, не можете. Вы способны, конечно, написать несколько лживых вонючих заметок в одну из лондонских газет и попытаться высмеять его и кельтских поэтов. Но сейчас никто уже не попадется на эту удочку. Скорее, наоборот. Все сейчас исполнены слишком большой веры в это начинание. Годами поэты, подобные Мэдогу, пребывали в безвестности, и теперь все, кто дорожит культурными ценностями, стремятся вознаградить их за это. И Мэдог будет теперь получать крупные субсидии и вспомоществования от различных правительств и фондов. Стоит ему захотеть, и он будет вести дела с самыми видными персонами. Издательство Брэндингайронского университета, вероятно, уже ассигновало не один миллион долларов на издание полного собрания сочинений всех кельтских поэтов с факсимиле их черновиков и записных книжек, начиная с того момента, когда эти поэты впервые взялись за перо. Приготовьтесь к тому, что мэдогская корзинка для бумаг будет стоить дороже, чем все хитроумные статейки, которые вам еще удастся нацарапать до конца вашей жизни.
— Очень занятно, — сказал Дональд Фишер. — Это, конечно, весьма субъективная оценка ситуации. Но мне было интересно познакомиться с вашей точкой зрения. Она, безусловно, проливает свет на ваши действия.
— Как это понять?
— Да очень просто, — с расстановкой произнес Дональд Фишер. — Это дает объяснение вашим поступкам за последнее время. Если вы решили, что вся эта кельтская шумиха имеет большое будущее, понятно, почему вы приехали сюда изучать валлийский язык. И понятно также, каким образом вам удалось уговорить жену Джеральда Туайфорда перебежать к вам.
Роджер встал. Ему совсем не хотелось ввязываться в драку, но в то же
время он отлично понимал, что, если продолжать сидеть здесь и слушать, как Фишер рисует картину мира и жизни в своем понимании, да еще втискивает в нее не кого-нибудь, а Дженни, удержаться и не съездить ему по роже будет выше его сил.— Признайтесь, что я прав, — сказал Фишер осклабясь. — Вы не думайте, я вас не осуждаю. Каждый имеет право плыть в собственной лодке.
— Но в вашу лодку я бы теперь не сел, — сказал Роджер, выходя из-за стола. — Она дала течь.
Когда он проходил мимо Фишера, тот поймал его за рукав.
— Вы что-то очень уж довольны собой. Знай вы то, что знаю я, ваша спесь поубавилась бы.
— Не думаю. Отпустите мой рукав или я…
— Когда Джеральд Туайфорд разделается с вами, ваша лодка пойдет прямехонько ко дну.
Роджер перестал выдергивать свой рукав. Он придвинулся к Фишеру, близко наклонился к его лицу.
— Если вы угрожаете мне от его имени, то не трудитесь понапрасну, — сказал он. — Я от него жду любой гадости.
— Это вы так думаете. — Фишер ухмыльнулся. — Подождите, вы еще не знаете, что он для вас приготовил. Он ведь может нанять очень хороших адвокатов, да будет вам известно. Он связан с такими крупными корпорациями…
— Послушайте, Фишер, — сказал Роджер. — Было время, когда меня можно было до смерти напугать, натравив свору ловких адвокатов. Но теперь я уже не так пуглив. Я стал много сильнее за последние месяцы.
— Вот как? — насмешливо протянул Фишер. — Принимали участие в соревновании штангистов?
— Да, что-то в этом роде, — сказал Роджер. Он рывком высвободил рукав и вернулся к себе в купе.
Дженни купала ребятишек в ванне, а он рассказывал ей об этой встрече.
— Я уже давно это предчувствовала, — сказала она. — Значит, он хочет натравить на меня адвокатов. Недаром у меня все дрожало внутри.
— Мамочка, мне мыло попало в глаза, — сказал Робин.
— Не трогай, я сейчас промою.
— Я вылезу, я уже чистая, мамочка, — сказала Мэри.
— Обожди минутку, детка. Посиди пока, намылься еще разок. Я помогу тебе выйти.
Дженни прошла из ванной комнаты к себе в спальню и поманила Роджера за собой.
— Я не хочу разговаривать в их присутствии. Робин считает, что отец уехал путешествовать и мы живем здесь потому, что я помогаю Мэдогу. Но этот чертенок Мэри абсолютно уверена, что между нами что-то есть. Она все время пристает ко мне, спрашивает, люблю ли я тебя. А сегодня задала вопрос, которого я уже давно ждала и страшилась.
— Попробую угадать — сказал Роджер. — Она спросила, любишь ли ты меня больше, чем папочку.
— Слово в слово, — сказала Дженни. Она достала из шкафа бутылку джина, налила в стакан. — Хочешь выпить? На подоконнике есть содовая вода.
Они откупорили бутылочки с содовой водой и выпили.
— Да, скандал приближается, — вздохнула Дженни. — А вчера у меня чуть не остановилось сердце. Я везла их домой на машине из школы, и на этот раз мы выехали чуточку раньше обычного. Я приехала в школу как всегда, но, должно быть, у них там часы спешат, потому что вдруг зазвенел звонок, и они выбежали из школы, а было всего двадцать пять минут четвертого, в то время как урок кончается в половине четвертого. Ну, словом, я усадила их в машину, мы тронулись, но не проехали и пятидесяти ярдов, как я гляжу — Джеральд шагает по тротуару.