Зима в раю

Я как мог перевел это все Элли и сыновьям, когда Рафаэль сделал точно рассчитанную по времени артистическую паузу. Сам он в это время гримасничал и трясся от усилий сдержать свой неистовый характер.

– Ah s'i, для моего перворожденного сына, – продолжил он наконец, видимо слегка успокоившись и настроившись на более задумчивый лад. – Я сделал этот bel'en для моего первенца… для маленького Рафаэлито. – Он опустил глаза, громко шмыгнул носом и с драматичным хлюпающим звуком провел над губами ладонью.

Я посмотрел на Элли и по ее покрасневшим глазам и дрожащему подбородку понял, что суть этого в высшей степени эмоционального представления она уловила.

– Rafaelito, oh mi Rafaelito, – захныкал старик и сделал паузу, чтобы перекреститься нетвердой рукой. – S'i, se~nora, – продолжал он, подняв увлажненные глаза на Элли, которая теперь кусала губы и изо всех сил старалась не расплакаться в голос. – S'i, мой маленький Рафаэлито тоже родился в этот день, и я сделал этот bel'en для него… много-много лет назад. – Старый крестьянин прерывисто вздохнул, подбородок упал ему на грудь, и крупная слеза выползла из-под козырька кепки и плюхнулась на каменную плитку пола. – Сегодня день рождения моего Rafaelito. Ah s'i, amigos, – сегодня ему… ему было бы… – Но продолжать Рафаэль не мог. Он опустил голову, его поникшие плечи вскинулись, и он поднял руки к глазам, когда его старое хрупкое тело стали сотрясать немые всхлипы.

Элли колебалась всего секунду, прижимая к губам пальцы. Затем, не в силах больше сдерживаться, она бросилась к Рафаэлю с рыданиями и по-матерински обняла.

– Ну же, ну же, – приговаривала она, похлопывая его по вельветовой кепке и поглаживая по спине, как ребенка. – Ваш bel'en – самый красивый из всех, которые я видела, и мы будем дорожить им всегда – я обещаю.

– Grathia’, se~nora. Oh, mucha’ grathia [262] , – замурлыкал Рафаэль, не имея малейшего понятия о том, что ему говорит Элли, но тем не менее прижимаясь к ней. S'i, это два наших сына напомнили ему о Рафаэлито, когда они собирали с ним апельсины, объяснил старик. – Такие хорошие muchachos – совсем как его Рафаэлито, когда… но difteria [263] … – Он прочистил нос, с шумом втянув в себя воздух, проглотил то, что выдул, потом продолжил: – И вот почему я хочу подарить вам bel'en, который сделал для Рафа… Рафа… oh, mi Rafaelito-o-o!

262

Спасибо, сеньора. Большое спасибо (искаж. исп.).

263

Дифтерия (исп.).

Спазм дрожи потряс тело Рафаэля, его колени задрожали, и он заревел, как ребенок – хотя его вопли значительно заглушались грудью Элли, которая оказалась как раз на уровне лица нашего скорбного пастуха. Одной рукой он хватался за этот изобильный источник ласки и покоя, словно коала, висящая на дереве, в то время как вторая его рука с лихвой возвращала Элли поглаживания по спине.

Этот трогательный акт обоюдного утешения и благодарения длился под аккомпанемент взаимного бормотания, пока Элли не решила (и, возможно, не без оснований), что гладящая ее спину рука Рафаэля оказалась в опасной близости от зоны, в которой обычно совершается хватание за попу. Тогда природная сострадательность моей жены мгновенно сменилась непримиримостью, и она в ту же секунду выбралась из рыскающих лап Рафаэля, издав шокированный смешок и негодующий вопль:

– АХ ТЫ, СТАРЫЙ ГРЯЗНЫЙ ИЗВРАЩЕНЕЦ!

Рафаэль почесал голову через ткань кепки. Огорошенное выражение его лица свидетельствовало о том, что, по его мнению, очаровательной la se~nora действительно, как выражаются на Майорке, не хватало нескольких апельсинов до полного килограмма.

Исполнив весь репертуар андалусских вздохов, надутых губ, обид, взмахов руками и шепелявых протестов, Рафаэль в конце концов успокоился и поддался на наши уговоры остаться ненадолго и присоединиться к нашему традиционному на Майорке рождественскому ужину из ensaimadas и кружек горячего, густого, сладкого шоколада, хотя на всем его протяжении старик и Элли сидели в противоположных углах с видом взаимного недоверия.

Бесценный bel'en Рафаэля водрузили с должным уважением и приличествующими случаю церемониями на самую видную полку на кухне, где примитивно исполненные фигурки освещались пучком декоративных свечек для торта, которые Сэнди и Чарли остроумно придумали воткнуть в две половинки картофелины. Благословенны будут миротворцы.

Тот незабываемый день подошел к милосердно мирному завершению. Умягченный джином Рафаэль безмятежно похрапывал у нашего семейного очага. От его брюк поднимался разбуженный теплом козлиный запах и добавлял аутентичности маленькой глиняной конюшне, которая гордо стояла на полке над головой старика. Даже Элли позволила себе удовлетворенную улыбку.

Как сказал Чарли, Рождество-то все-таки удалось.

Глава 7 Крылатый трубочист

Мы смотрели как завороженные. Под мерное пыхтение двигателя небольшого грузовика с цистерной из «Осифара» – местной ассенизаторской компании, занимавшейся удалением сточных вод, пульсирующая гибкая труба жадно всасывала отвратительную жижу из зияющей черноты септика – совсем как хобот какого-то порочного механического слона, припавшего к любимому водопою. По-испански отстойник назывался «pozo negro» – то есть «черный колодец», и при данных обстоятельствах я не смог бы придумать более точного термина.

Нас было всего трое: представитель «Осифара» в комбинезоне практичного коричневого цвета, я сам и импозантный розовобрюхий удод, который выпорхнул из сада на своих крыльях в черно-белую полоску и устроился на выгодной для наблюдения точке, а именно на том, что осталось от поломанного молнией эвкалипта.

– Как, по-вашему, когда этот pozo negro опустошали в последний раз? – сонным голосом спросил меня сотрудник «Осифара».

– Сеньор Феррер, который продал мне этот дом, говорит, что отстойник ни разу не откачивали с тех самых пор, как установили его десять лет назад. Я беседовал с ним на эту тему сегодня утром. Его не нужно чистить, вот как он мне сказал.

Человек из «Осифара» только качнул головой и пожал одним плечом. Очевидно, ему было все равно.

Мне показалось, что ассенизатор руководствовался принципом: «Всей работы все равно не переделаешь», и если бы не острая нужда в деньгах, он не стоял бы здесь в разгар рождественских каникул, ублажая клиента светской беседой и наблюдая за тем, как чьи-то экскременты извлекаются из вонючего отверстия в земле.

– Да, сегодня утром сеньор Феррер даже показал мне планы этого pozo negro, – сказал я, пытаясь высечь у собеседника искру профессионального интереса. – После этой камеры идет еще одна, с камнями, которые функционируют в качестве фильтра. И тогда все, что осталось, то есть просто грязная вода, отводится во впитывающую траншею где-то вон в том поле.

Сотрудник «Осифара» пожал вторым плечом. Удод развернул свой хохолок в достойный могиканина веер, поднял одну лапку и с акробатической ловкостью почесал живот длинным изогнутым клювом. Ему тоже было абсолютно все равно. И насос качал свою жижу, не обращая на мои слова никакого внимания.

Если абстрагироваться от временного смрада в непосредственной близости от септика, утро выдалось чудесное. Снова светило солнце, небо было голубым, и хотя несколько клочковатых облаков еще несло через горы порывами умирающей Tramuntana, в долине все снова было прекрасно. Ни листика не шевелилось на апельсиновых деревьях, и их глянцевая темная зелень, ополоснутая дождем, блестела чистотой и свежестью. Неровное покрывало дымки по щиколотки застилало проходы между стройными взводами фруктовых деревьев. Все предвещало один из сладостно-приятных майорканских зимних дней – если абстрагироваться от временного смрада в непосредственной близости от септика.

– Может быть, засорилась труба, соединяющая pozo negro с фильтрационной камерой? – выдвинул я предположение в новой попытке завязать разговор с техническим уклоном. – Вероятно, потому и переполнился pozo negro.

На этот раз ассенизатор даже не стал пожимать плечами. Он только скептически приподнял бровь и побрел к септику, не вынимая рук из карманов. Наклонившись, он на минуту заглянул в черную пустоту, демонстративно не замечая удушающей вони, вползающей ему прямо в ноздри, затем обернулся ко мне и исполнил комбинацию из качания головой, пожатия плечами и двойного поднятия бровей.