Зимний Фонарь

«Внимание, поезд», но пути остаются пустыми. На информационном табло высвечиваются рейсы, что никогда не проследуют, а вдали стоят разобранные составы, покрытые ржавчиной и чернеющим мхом. Десятки вагонов, внутри которых мертвецы, онемевшие вечной стужей.

«Внимание, поезд»: ветер подхватывает с прогнившей скамьи пожелтевшую газету и разбрасывает ветхие листы по всему перрону. Первая полоса падает в лужу. Размывается дата выпуска — 24 декабря 994-го года. Вместе с ней безвозвратно исчезает репортаж о крушении транспортировщика. Расплывается фотография с тройкой охотников. Заголовок гласит: «Император защищает: из “Канкана” в капкан».

А механический голос продолжает вещать о несуществующем поезде.

Голова кружится до звона в ушах. Лёгкие горят: в горле комом встаёт мёд. Респиратор неисправен: через фильтр лезут клочки элегии. Воздуха катастрофически не хватает. Элиот срывает маску и делает жадный вдох. Закашливается. Сплёвывает погонь и с хрипом приподнимается. Локти сводит судорогой боли. Фокус зрения то и дело расплывается. Лайн неторопливо осматривается. Резь — то ли от слёз, то ли от пыли — усиливается. Охваченный элегией вокзал стремительно обращается в руины. Крыша проваливается внутрь. Искрится проводка. Край платформы заставлен угольными статуями.

— Зи… — с трудом зовёт сестру парень, пытаясь подняться. Испачканные джинсы чуть порваны, и от движений дыра на колене расширяется. Белоснежная толстовка багровеет кровью. — Зи!

— Здесь больше никого нет, дружок, — из тумана отвечает ему старик. Всмотревшись, Элиот видит, как тот помогает выбраться из-под обвала маленькой девочке. Тростью он придерживает пластмассовую раму, пока ребёнок выползает наружу. — Все уже ушли.

— Куда? — спрашивает брюнет. Стоит ему оказаться на ногах, как колено неприятно хрустит. Ощутимая боль заставляет поморщиться. — Вы не видели мою сестру? Она… Мы с ней очень похожи. В смысле… вы её видели?

— Нази-то? — ухмыляется старик. Элиот удивлённо кивает — несмотря на то, что город их и вправду был небольшим, сложно сказать, что все знали друг друга в лицо, а этого мужчину Лайн видел впервые. — Видел, конечно. Она давно покинула эти края.

— Деда! Ну ты и врун! Ту девочку забрал какой-то мужчина, — внезапно подаёт голос младшеклассница. — Мужчина в маске. Они вернулись в город.

— С-спасибо, — оторопело благодарит парень и, позабыв о недомогании, непроизвольно пятится к выходу. — Тогда… тогда мне надо вернуться.

— Значит, ещё свидимся, — радостно улыбается старик и машет рукой.

На ватных ногах Элиот подходит к выходу. Останавливается перед сломанной колонной. Чуть приседает, пытаясь справиться с рвотным позывом. Уголки рта увлажняются мёдом. Лайн сплёвывает и, когда состояние чуть улучшается, осторожно встаёт. Каждый шаг отдаётся помутнением. Перелезает через обломки и выбирается наружу. Немеет на выходе.

Обескровленный небосклон затянут мороком грязи и смога. Полосы по направлению к вокзалу заставлены машинами. Брошенными грудами металлолома, состаренными обилием отравляющего вещества. За пыльными окнами виднеются фигуры людей, замершие в последней агонии. Их рты разинуты то ли в крике, то ли в попытке сделать вдох: плоть иссушена до угольной черноты. Та одежда, в которую они когда-то были одеты, истлела до того, что утеряла какой-либо цвет. Только несмолкающие радиоприёмники напоминают, что там совсем недавно были живые люди.

Заглядывая в окно случайной машины, брюнет видит тело поражённого водителя и синий браслет, свидетельствующий о проведённой вакцинации.

— Да чтоб тебя… — хрипит парень, отстраняясь. Он спешно отводит взгляд от металлического гроба и видит детский автобус. Сердце непроизвольно пропускает удар. — [Жесть]…

Где-то в лесной чаще слышится рёв удаляющегося автомобиля. Значит, с облегчением думает Элиот, кому-то удалось выбраться.

Транспорт стоит настолько плотно друг к другу, что иной раз приходится протискиваться между ним; некоторые легковушки, оставленные на обочине, съехали в кювет. Парень с ужасом обнаруживает, что такая картина ждёт его на протяжении всех километров до города.

Эпизод второй

Балтийская Республика: Синекам

«Мёртвая Миля»

12-31/994

Пахнет тиной. От пожелтевшего кафеля тянет сыростью. Холод ползёт по ногам. Нос неприятно щекочут плесень и карболка. Позвоночник упирается в деревянные рёбра стула. Анастази резко распахивает глаза. Тусклые лампы, перемигиваясь, шумят. Однако даже такой свет кажется нестерпимо ярким. Пообвыкнув, девушка с прищуром обводит помещение.

«Мёртвая Миля» узнаётся не сразу.

Недострой изменился с тех пор, как Лайне была здесь в последний раз: появились новые источники света, шумящий за стеной генератор, мебель — старая, но добротная. О прошлом засилье подростков напоминают лишь сохранившиеся на бетонных стенах граффити.

Находится Анастази в одной из комнат первого этажа. За дверным проёмом виднеется выход на террасу с колоннадой. Напротив стула, к которому вестница привязана, стоит диван со вскрытой упаковкой бинтов, а рядом — тележка с металлическим подносом. На нём, сверкая чистотой, лежит множество хирургических инструментов: щипцы, пинцет, ножницы, скальпель и даже пила. Среди них девушка замечает пустую ампулу и использованный шприц — с иголки ещё капает прозрачный раствор.

— Ты не выполняешь приказ своей покровительницы, — из соседней комнаты слышится негодование. Усталый вздох. — Пусть так. Эта будет жить… но больше я никого не позволю спасти: если это не сделаешь ты, то придётся мне.

— С каких пор ты подчиняешься ей? — Анастази узнаёт второй голос, и грудь сжимают волнения и страх. Перед глазами восстаёт умершая Эсса. — Ты и без меня знаешь, что в этом нет никакого смысла.

— Как и в том, что ты решил спасти именно её.

— Она попросила меня.

— Скоро все будут, — рычит неизвестная, и от тона её вестнице становится не по себе, — я своё сказала, Тсейрик.

«Тсейрик?»

Анастази смутно припоминает, что прежде слышала это имя — древнее, из карпейских. Не получается вспомнить, где.

Тем временем обладатель второго голоса заходит к ней — человек в белой маске — и наклоняется. Заинтересованно вглядывается в лицо пленницы. Та жмурится, надеясь миновать ослепительный свет прожекторов.

Внезапно он исчезает.

Когда Анастази вновь открывает глаза, мужчина стоит в другом конце комнаты и чуть приподнимает маску. Девушка даже не удивляется, когда видит «Миронова».

— Geache… Zex aughtodkos eni zos erevokos-nof, — прикуривая папиросу, на чистейшем карпейском заговаривает иноземец. Запах триумфа Анастази узнаёт сразу и дёргается. — Covonzos sazerkkon anntoj vesta?

— Я-то, может, и вестница, но кто тогда ты? — морщит нос девушка, и «Миронов» отстраняется. — Уж явно не из здравоохранения.

— Зови меня Кемромом.

— Так вот почему мне твоя маска показалась знакомой, — снисходительно отмечает Лайне. — Значит, ты один из основателей ABICO?