Зимний Мальчик

И никуда не опоздал.

Соперник сделал, наконец, ход. Выбрал активное, даже агрессивное продолжение. Брусиловский прорыв. Но, как и Брусиловский прорыв, наступление выдохлось, ресурсы исчерпались, и теперь уже мои войска шли по полям противника, встречая лишь неорганизованное сопротивление, переходящее в паническое бегство.

На тридцать восьмом ходу соперник признал очевидное и сдался.

Тур, по случаю воскресенья, начался в три часа (в будние дни начинаться будет часом позже), моя партия закончилась без четверти семь.

Вышел на улицу. Тополиная метель стихла — уже хорошо.

И опять проблема — что мне делать дальше? Что вообще делать шахматисту, приехавшему в чужой город на три недели? Моя работа — игра, это пять часов. Еще час на дорогу в оба конца. Шесть часов. Пару часов на еду. Восемь часов. Восемь часов на сон. Шестнадцать часов. Остается восемь совершенно пустых часов. Чем их занять? Причем оно, свободное время, падает на утро и день. Что делать человеку в полдень в городе Омске?

Чувство отчуждения усилилось. И дело не только в стрелках на часах. Другое магнитное поле, другая геофизика, другие долгота и широта, другое атмосферное давление. Всё другое.

Сейчас семь часов. А по моему внутреннему чернозЁмскому хронометру и вовсе четыре. Вернуться в гостиницу и играть в блиц? Да со мной не станут, разве что меднолобые, на щелбаны. В преферанс? Не умею и не хочу. Смотреть телевизор, про американских безработных? Мне их жалко, но тоже не хочу. Записаться в библиотеку и читать того же Достоевского. Или Сергея Залыгина? Сегодня поздно. Может, завтра? Кино? Всё, что хотелось посмотреть, мы с Лисой и Пантерой посмотрели в Черноземске. Эх, были бы рядом Лиса и Пантера…

Но пришла мысль, что делать сейчас. Поймал такси, доехал до театра музкомедии и, хоть и опоздал к началу, посмотрел «Сорочинскую Ярмарку» Рябова, идея Н.Гоголя.

Зашел к артистам, выразить восхищение. И выразить робкую надежду, что и в моей опере «Малая Земля» они будут играть столь же вдохновенно. Да, я Чижик. Тот самый Чижик. Да, да, слева от Леонида Ильича.

Вечер прошел весело и приятно. Вернулся в гостиницу в первом часу. Это по местному времени в первом, а по моему внутреннему — чуть позже десяти. Тихонько разделся, отжался, подышал, помылся и даже полчаса посмотрел телевизор, сделав звук на минимум. Показывали сюжеты из трудовой жизни механизаторов Ставрополья. Хорошо работают, перевыполняют планы, изучают труды классиков марксизма-ленинизма и материалы двадцать четвертого съезда КПСС.

Тут я и уснул.

Снилось мне, будто я — молодой механизатор, перебираю трактор, готовлюсь к посевной. И какой-то нужной детали не хватает. Очень нужной, без неё трактор — бесполезная груда железа. И эту деталь я всюду ищу — в мастерской, в поле, в лесу, даже на свиноферму заглянул. Понять не могу, куда она запропастилась. И, главное, как? Ни с того, ни с сего детали не теряются. Да и не растеряха я. Каждая деталька уложена на большой стол, где мелом нарисовано место для неё. А место Нужной Детали пустует. Но ведь была деталь, совсем недавно была, вот-вот была, даже масло с неё на стол натекло… А, вот в углу дверца. Маленькая, даже совсем маленькая. Открыл, посмотрел. Кажется, деталька откатилась в глубину. Встал на четвереньки, полез. Голова, плечи, вот уже и целиком пролез, сейчас достану. Достал. Но застрял. Вот тут они за меня и принялись, крысы. Нет, я их не видел. Чувствовал.

Проснулся в седьмом часу. Проспал, однако. А они меня догнали. Серая свита. Крысы.

Душ холодный, душ горячий, душ очень горячий, душ очень холодный. Смывал следы крыс. Хотя следы — они там, в голове. Кожа-то чистая, без царапинки.

Не хотелось ничего. Не то, что бороться за победу в турнире — даже выключить телевизор, на экране которого был серый шум, и больше ничего. Не начались ещё телепередачи.

А вот и начались. Новости. Страна встает на трудовую вахту. Понедельник же.

Значит, и мне пора на трудовую. Долой уныние и пессимизм. Начнем с утренней гимнастики. Три-четыре, три-четыре…

Что означает «важная деталька»? Если бы понять… Но часто и понимать-то нечего. Сон, он и есть сон. Толкование снов есть попытка постичь материальный мир идеалистическими методами. Ну, например, не стоит даже ради важной цели становиться на колени и лезть в дыру: сожрут. А уж крысы сожрут, клопы, стая товарищей или кто другой — это определяют конкретные условия. Так учит диалектический материализм.

И я приободрился. Подышал перед открытой форточкой. Восстановил примат рацио. И вернулся в постель: рацио требовало, чтобы я выспался.

Проснулся уже в девять. В шесть по Москве. Второй раз зарядкой себя занимать не стал. А стал спокойно выполнять всё, намеченное ранее: утренний кофе, прогулка, любование реками, их здесь две, Омь и Иртыш. Смотрел на воду и предавался размышлениям о скоротечности жизни. Пуха сегодня много меньше вчерашнего, и ветер утих.

Затем посмотрел на строящийся цирк. Почти готов, но почти не считается. Осенью, верно, можно будет сходить, но до осени я тут не задержусь, вряд ли.

Зато краеведческий музей был открыт. С непременной копией «Покорения Сибири Ермаком». Доспехами монгольских воинов. Казацкими пиками. Булавами. Пищалями.

Проникся боевым духом.

В час перекусил. Это здесь час, а в Черноземске десять утра, а в десять утра есть-то не очень и хочется. В универмаге купил компактный будильник. Будет звенеть без пятнадцати шесть, а то внутренние часы никак не подстроятся после перелёта.

Зашел в районную библиотеку. Записали, как командировочного. Попросил что-нибудь, приличное для чтения в Сибири. Дали толстую книгу, «Барабинские повести» Сартакова. Сказали, хорошая. Сел в скверике и начал читать.

Мдя… Нет, интересно написано, но не верю. Написано от первого лица. Герой — парень со стальными мускулами и простецким характером. Пролетарий с семью классами. А видно, что пишет человек образованный и далеко не простак. Просто прикидывается. Вот и не верю.

А и не нужно верить, сказал внутренний голос. Я даже вздрогнул, до чего громко он это сказал. Не нужно верить, нужно читать, если хочется. А не хочется — не читать. Выбирай, что хочешь.

Выбирать я не стал. Время идти на Шестую Станционную улицу. В Дворец Железнодорожников. Неспешно, предаваясь созерцанию окружающего мира и осознанию в нём собственного места. Оно, место, может быть совершенно ничтожным, но без него мир не полон.

Зрителей и вчера не было, за исключением пяти-шести человек, а сегодня нет и их. Понедельник. После пяти подтянутся. Те, кто ходит во всякие кружки, организованные для железнодорожников, их домочадцев и просто интересующихся. Придут детишки на кружок рисования, глядишь, и зайдут посмотреть, как взрослые дяди в куколки играют. Глядишь, кто и заразится шахматами.

Сегодня я играл черными против молодого мастера из Саратова. Теперь уже я выбрал вариант дракона. Сыграл иначе, чем Рыженков вчера против меня. Мой Брусиловский прорыв был подкреплен с флангов, и к двадцатому ходу белые были обречены. Еще пять ходов соперник посопротивлялся, а потом проявил благоразумие и сдался. Впереди еще тринадцать туров, нужно беречь патроны, снаряды, да и самих ратников тож.