Зимняя кость

— Кыш! А ну кыш отсюда!

Оглянуться ее заставил звук мотора. Столько длинных дней и ночей в жизни она прислушивалась к этому звуку, столько вспышек облегчения пережила, наконец осознав, что не ошиблась — это стучит и скрежещет памятный мотор папиного «капри» по разъезженному проселку к дому, — что тело и дух ее отозвались на звук машинально. В животе у нее забили крылья, глаза сощурились, шаря среди разных лучей. С северного конца моста теперь скопилось семь или восемь машин, и она пошла среди них, прикрывая глаза руками, к навсегда отпечатавшемуся в сознании грохоту и скрежету семейной машины. Она махала над головой руками в этой путанице фар. Свиньи двинулись с моста за ней, а Ри больше не обращала на них внимания — она теперь быстро шла мимо вереницы машин, не переставая размахивать руками. Держалась она так, чтобы ее легко признали, вытянулась во весь рост лицом к северу — и увидела в конце очереди «капри»: машина сдала назад, поспешно развернулась, умчалась вверх по склону к Боби.

Ри кратко проводила глазами сдвоенные задние фонари, пока они лезли наверх по склону, — красное легко различалось в ночи и общей белизне окрестности. Она неуверенно, мелко дышала, глядя, как удаляются вверх красные точки, затем кинулась назад по мосту, армейские ботинки жестко барабанили по старому железу, рванула на себя дверцу грузовика. Склонившись над сиденьем, Гейл возилась с подгузником из синей сумки, пыталась перепеленать Неда. Она еще не застегнула рубашку, не вытерла младенцу попу, и он лежал в желтых какашках, а ее груди болтались прямо у него над головой. Вздрогнула, когда дверца распахнулась так яростно, спросила:

— Что?

— Папа! Там папин «капри» за мостом! Он погнал в Боби — видишь вон огни?

— Уверена, что это он?

— Это нашамашина.

— Ри, мы еще как бы немножко обдолбаны — ты точноуверена, что видела его?

— Не настолько я упоролась, чтоб не узнать нашу машину, блин! Я видела, блядь, именно ее — погнали за ним!

Гейл выпрямилась и стала засовывать рубашку в штаны, застегиваться.

— Ну тогда тебе придется Неда допеленать. Я рвану, а ты к пеленкам. Ну, или тогда жди, пока закончу.

Ри принюхалась к детскому говну, посмотрела на желтый мазок, на беспомощное слюнявое личико, потом поддела Неда рукой, решительно переложила его вместе с грязным подгузником себе на колени.

— Взяла.

Гейл тронула грузовик с места и резко въехала на мост. Она медленно миновала колонну ожидающих машин — люди по-прежнему стояли рядом, а две свиньи еще бегали вокруг, — затем вжала педаль газа и погналась за собственными лучами фар по узкой извилистой дороге. Разогналась до того, что высокий грузовик на поворотах слегка заносило и потряхивало. У дороги обочин не было, съедешь — и сразу вдребезги в какой-нибудь одинокий лесистый овраг. Гейл не сбрасывала газа, на крутых изгибах заезжала на встречку.

Сказала:

— Я потеряла хвостовики.

— За тем поворотом, может, опять появятся — там до самого дна видать.

Ри пыталась вытереть Неду попу чистым углом испачканного подгузника, а ее мотало в темноте из стороны в сторону в летящем грузовике, он кренился, когда заносило на поворотах. Нацелилась пальцами на младенческую пакость, но рука дрогнула, и костяшки утонули в жиже, проскользили по гладкой коже. Пальцы она вытерла о ткань, приподняла ребенка и стала промакивать младенческую попку, пока в бегущих тенях не показалось, что вроде все чисто.

— Теперь я их вообще не вижу.

На поворотах грузовик уже предупреждал их скрежетом на своем металлическом языке. Длинный рычаг передачи дрожал, будто злился, а черный набалдашник уворачивался от хватки Гейл, пока она не отпустила педаль газа.

— Блин, я не могу больше так быстро! — (Грузовик кашлянул и содрогнулся, сбрасывая скорость.) — На этой развалюхе быстрее уже опасно. — (Дорога была черна для глаз и все время сворачивала куда-то, одна долгая темная петля резко уходила в низину. Грузовик ехал среди мрачных чащоб ощипанных деревьев и сгустков дрожащих сосен.) — Никому ничего хорошего не будет, если мы слетим с этого окаянного хребта.

— Э-э — а где чистый?

— Что чистый?

— Подгузник.

— На пол упал — вон, у тебя возле ног.

— Я боюсь в такой тряске булавки в него тыкать.

— Флойд на магазинные раскошелился. Там булавки не нужны.

Там, где дорога ныряла на дно, гладко лежал черный лед, и грузовик неожиданно занесло боком, он описал почти что полный круг, прежде чем колеса снова нащупали сухой асфальт, и Гейл рывком выправила визжащие колеса. Она вскрикнула, сбавила скорость из страха — они потащились еле-еле, потом вдруг совсем остановились и сидели, дрожа, глядя сверху на откос, весь поросший кустарником, и замерзший коровий пруд. Ее бледные руки по-прежнему стискивали руль. За прудом тянулись бритые подчистую акры пней и снега, у штабелей поваленных стволов нанесло сугробов. Гейл опустила голову к рулю. Сказала:

— Горошинка, мы не для этого обдолбались.

Пока они вертелись юзом, Ри прижимала к груди голозадого Неда, он выворачивался. Она держала его крепко обеими руками, а сама разворачивалась, билась плечом в дверцу, щекой в стекло. Теперь же умостила одной рукой головку младенца у себя на груди, другой расстелила на коленях подгузник — и тут почувствовала на щеках странный жар. Засмеялась от облегчения, сказала:

— Ну, наверняка ведь никогда не скажешь, зачем именнопыхаешь. Потому и пыхаешь, среди прочего. — Спокойно она принялась складывать подгузник, плотно оборачивать им увертливые младенческие отростки, а Нед улыбался ей чарующе и беззубо. — По-моему, он гораздо больше на тебя похож, чем на него, знаешь?

— По-моему, тоже.

— Особенно если волосы рыжие полезут.

— Мамаша Флойда каждый день молится, чтоб не полезли.

На малых скоростях грузовик урчал, временами неловко дергался. В низине у реки лежали лучшие плодородные земли всей этой местности. Дом а у тех нескладно раскинувшихся полей были дородны и щедры, на дорожках стояли юные грузовики, в сараях — полностью проплаченные трактора. Из снега торчали срезанные кукурузные стебли, а ненужные старые кисточки и лузга набились ветром в проволочные изгороди, нацепились на колючки.

Койоты принялись сзывать луну с неба.

Ри прижимала Неда к боку, затем сказала:

— Поехали домой. Ни к чему это. В смысле, чего ему сбегать, если видел, что я ему машу?

~~~

Там, где Ри спала, ночные тени, похоже, никогда не менялись. Фонарь со двора за ручьем бросал свой луч в ее замерзшее окно под тем же углом, что и всегда. Она сидела на кровати, слушала «Звуки мирных ручьев», смотрела на те же старые тени и тающие пряди собственного скучного дыханья. Подняла два одеяла, закутала ими плечи, ручей пел и кувыркался за скальный поворот, а она раздумывала о вечности — как тенисто и одиноко там наверняка будет.

У Ри в сердце оставалось место для большего. Любой вечер, проведенный с Гейл, походил на томительную историю из ее сна, только наяву. Делиться простыми мелкими кусочками жизни с тем, кто высится в ее чувствах. Она растянулась на покрывале и повернула ручку утишить поток. Полночь и стиснутая подушка присоветовали ей — она в конце концов легко провалилась в сон.

В явь ее вытянул стук. Так далеко от печки жар не лучился, и она встала на холодное дерево пола и выглянула в окно, увидела древний грузовик. От зябкого воздуха по коже побежали мурашки, когда она пошла на стук.