Зло

— Дамы и господа, прошу минуточку вашего внимания. Через мммм… — он на секунду задумался и посмотрел на запястье, будто сверяясь с часами, — где — то через полчасика мы опустимся на поверхность сего скорбного царства, и вам удастся принять участие в одном ритуале моих не совсем белковых или уже почти небелковых друзей…

— Тайрус тебя убить и содрать кожа с твоего протухшего мяса! — сосед Киллиана прервал речь Лайтберина, чем заставил того недовольно почесать подбородок:

— Любезнейший, я тебе морду обкорнаю, если ещё раз меня перебьешь. Не сове…

— Выдавить тебе глаза и башку использовать вместо продажный дев… — теперь уже Джуд перебил вошедшего в раж сына Миноса. Он совершил короткий выпад, махнув у физиономии Тайрус чем — то блестящим. Само движение Джуда было настолько молниеносным, что Киллиан вначале решил, будто ему померещилось. Уже через секунду результат действия Лайтберина развеял его сомнения в реальности произошедшего. Именно через секунду Тайрус обнаружил, что на его бычьей морде отсутствует крохотная полоска кожи. На мокром носу выступили первые красные капли. Кноссец взорвался:

— Тайрус ноги тебе оторвать и в глотку вставить…

Орудие Лайтберин сверкнули второй раз. Принц Ласта замолчал, наблюдая как Джуд вертит в руках полупрозрачный кусочек его плоти. Кровь начала сочиться из ещё одной ранки.

— Пожалуйста — пожалуйста, мой некультурный друг, говорите, а я продолжу из вас карпаччо стругать… — Джуд обвел пленников недобрым взглядом и усилил эффект своих действий, поместив кусочек плоти Тайруса на его законное место. Мужчина покрутил головой, разглядывая результаты этой "операции" и хлопнул по ранке, будто прижимая отсеченную плоть.

— Ну вот, как и было. Так что, я продолжу? Все вопросы — после небольшого ликбеза по нашему общему будущему. Если захотите о чем — то спросить, просто поднимите руку. Что вы, ей богу, хуже детей, — стянутые жгутами по рукам и ногам пленники ответили молчанием.

Джуд махнул в сторону галопанелей. Планета разрослась и стала занимать почти три четверти обзора. Затянутый грязными облаками эллипсоид был почти полностью покрыт ледяной коркой.

— Друзья мои, если кто не понял, это — Мортем — родина кордов, ну, точнее сказать, то, что от нее осталось… — название планеты послужило триггером, активировавшим ещё один фрагмент памяти Киллиана. Пласт информации, находившийся в своего рода консервации, начал встраиваться в сознание. Реальность захлестнули видения. Шапки ледников, окутавшие почти всю поверхность планеты, становились размытыми. Изображения минувшего наслаивались на реальность и воссоздавали в голове Сивара историю дома механоидов. Буйство красок прошлого заслонило собой блеклую действительность. Киллиан увидел, как по зелёной поверхности планеты разрастаются города. Это не были урбанистично — уродливые нагромождения стальных коробок — корды ценили красоту и вплетали архитектуру своих городов в окружающий ландшафт. Ветвистые, словно деревья, небоскребы были усеяны живой растительностью, а ниточки дорог вздымались над горами и ныряли под озера. Города вгрызались в скалы и умывались водопадами. Океаны полнились рукотворными островами, где фундаменты из тугих водорослей несли жилища тогда ещё лишенных механических протезов существ…

Синяя вспышка взрыва нейтронной бомбы прервала вереницу образов. На секунду перед глазами Сивара застыл этот пышущий жизнью и энергией мир. Крохотная точка сдетонировавшего в районе одного из горных хребтов заряда начала выедать это мир. Огонь Возмездия залил родину кордов. Киллиан не видел жителей планеты, не видел, как они навсегда замирали в своих жилищах и не ощущал, как уходит в небытие вся разумная жизнь этой планеты. Он увидел лишь последствия. Увидел, как планета, лишившись своих хозяев, становится серой. Становится бесцветной. Увидел, как густая тишины, обрушившаяся на Мортем после смерти его обитателей, стала призывным горном, созвавшим к могиле расы всех оставшихся в живых кордов. Точки космических кораблей облепили планету мерцающим роем. Они были похожи на похоронную процессию, выстроившуюся у спускаемого в могилу гроба. Через секунду они ушли. Мириады серебристых точек сгинули, чтобы через мгновение вернуться видоизмененными и окончательно сошедшими с ума. Вместо лёгких яхт и катеров, научных лабораторий и кораблей далёкого поиска к Мортему вернулись совсем другие его дети. Черные, одутловатые туши дредноутов выстроились у планеты ровным строем. Они наблюдали. Наблюдали, как в их доме начали обживаться новые хозяева. Ковчег — матка человеческих колонистов уже опустил свою тушу в сердце одного из материков. Корды, в отличие от других рас, не стали просить милости у победивших в войне. Они словно мальки решили напитаться энергией погибшей матери — рыбы. Киллиан с каким — то благоговением, с каким — то неописуемым эсхатологическим восторгом наблюдал, как смерть пожирает все живое. Целая раса развела погребальный костер размером с планету и хоронила в ней свое прошлое. Зарывала под слои радиоактивного пепла свою мораль и свои принципы, доставая откуда — то изнутри давно забытые инстинкты. Тысячи ядерных грибов начали вздыматься к небу порождая причудливый лес. Ударные волны взрывов сходились и расходились, опоясывая планету, а корды все висели на орбите и смотрели на этот огненный ад. Они любовались кремацией своей сгинувшей родины и насыщались ненавистью к человечеству. Потерянная в веках прогресса мстительность стала их идеей. Набеги на колонии стали их ответом людям, стали смыслом их существования.

Лайтберин оборвал повисшую в отсеке тишину. Хоровод видений Сивара остановился:

— Итак, дорогие мои мальчики и девочки, большие и маленькие, посвящу вас в суть причудливого ритуала моих членистоногих друзей. Видите — ли, этот ритуал довольно молодой и не имеет четкой структуры, но все же он стал неотъемлемой частью культуры наших братьев по разуму. Культуры, в формировании которой мы, как вид, приняли непосредственное участие. Раньше корды не отличались кровожадностью и злопамятность, но, знаете ли, гибель почти трёх миллиардов собратьев может изменить взгляды на жизнь любого разумного существа. Хоть суицид издревле и считался у моих друзей одним из самых почетных способов уйти из жизни, к смерти они не испытывали особенного пиетета. Они не оценили шутку, проделанную с ними союзниками, то бишь нами, людьми, и превратились из милых и почти пушистых ботаников в маньяков убийц, — Джуд доверительно покивал головой, глядя почему — то на Кохитсуджи, и заговорщицким тоном продолжил. — К слову о пушистости, я правда интересовался. При желании они могли бы обзавестись растительностью на теле, а то ходят омерзительно голые. Не понравилась им идея с волосами. Они почему — то предпочли вырастить плазменные турели и генераторы силовых полей. Так, о чем это я?

Лайтберин прохаживался между пленниками. Что — то в облике Тайруса привлекло его внимание, и он погладил его по лбу:

— А у тебя голова такая же прочная, как у коровы? Я слышал, быку можно топор в лоб вогнать, и он будет преспокойно бегать? Тебя кто так отделал — то, болезный? Ты зверушкой что ли комнатной у кого — то был?

— Что ты знать о красота и сила, слизняк. Ты и хвоста Тайруса не стоить?

— А у тебя и хвост есть? Прям как у пони? Я всю жизнь мечтал о пони. Помню, в детстве мне рассказывали, есть такие штуки — понями зовут. Они щиплют траву, умеют летать и гадят радугой. Ты умеешь?

— Ты только со связанный такой смелый. Ты бы Тайрус ноги целовать, если бы он быть свободен.

Джуд улыбнулся и потрепал его по здоровой щеке:

— А вот это мы как — нибудь проверим, — он развел руки в стороны, будто наслаждаясь вниманием людей. — Мой рогатый друг, очень надеюсь, что эта твоя мутация не вызвана блудливыми забегами твоей мамаши на ферму… Ты напомнил, о чем я, собственно, говорил. Так вот: ритуал. Вам представится уникальная возможность побороться за свою жизнь с одним из представителей дружественной расы. Каждый корд, когда приходит его время умирать или ему надоедает этот бренный мир, и экзистенциальный кризис не даёт другого выбора, считает своим долгом отправить вместе с собой на тот свет — или куда — то там у них — человека.

Лайтберин улыбнулся, словно бы предвкушая развитие ситуации. Его лукавые глаза забегали по пленникам в поисках наиболее внимательного слушателя. Отрешенный Киллиан и еле сдерживающий свой гнев Тайрус его не заинтересовали, как и вжавшаяся в спинку кресла Кохитсуджи. Тардумы привычно являли собой образчик апатии, а вот недавний экскурсовод Сивара обещал стать благодарным и внимательным слушателем разошедшемуся выступающему. Помощник директора по персоналу обильно потел. Мышцы лица отказывались его слушать и сокращались в произвольном порядке. На месте человеческого лица образовалась непрерывно содрогающаяся гримаса.

— Мои друзья предпочитают… — Джуд склонился над Джеймсом — Александером и шептал ему на ухо. Делал он это, словно заправский актер, умеющий кричать шепотом и способный донести самую тихую свою речь до дальнего ряда зрительского зала: — Предпочитают погибать в сражении. И вам будет предоставлена возможность заработать себе свободу в честном бою. Впрочем, участие в ритуале является делом добровольным.

Слушатели невольно дёрнулись. Заявление Лайтберина не слишком походило на правду. Никто не спешил ему радоваться.

— Нет, я совершенно серьезно. Если кто — то не хочет отдавать дань традициям наших друзей, то пожалуйста — вас тут же освободят. И ступайте, куда захотите. Геостационарнай орбита и скафандр ждут вас. Так же я могу выпустить вас погулять на поверхности планеты. Но радиация, думаю, управится быстрее нехватки кислорода в космосе.

Спич Джуда пролетел через Киллиан насквозь, не оставив внутри него сколько — нибудь значимого отпечатка. Собственная судьба его мало интересовала. Лишенный собственного прошлого и не нашедший будущего он витал в неизвестности настоящего, дожидаясь, когда солнечный ветер случая раздует фотонные паруса его судьбы. Он смотрел на людей вокруг и ему становилось смешно от переполнявших их эмоций. Они боялись грядущего, боялись своей незащищенности перед этим не сильно психически здоровым человеком, кляли судьбу, забросившую их в этот космический каземат. Они дрожали, в надежде защитить свои гнилые душонки, будто их смерть хоть как — то скажется хоть на чем — то.