Злые вихри

Алина взглянула на него, и въ ея глазахъ изобразился ужасъ. Онъ продолжалъ, не замчая этого ужаса, не видя и не понимая, что каждымъ своимъ словомъ, какъ ножомъ, ржетъ Алину.

– - Ты вотъ теперь,-- тогда вечеромъ,-- объясняла мн, что ждала меня шесть лтъ и готовила наше свиданіе, готовила нашу новую любовь. Ты говорила, что ушла отъ меня для того, чтобы не очутиться со мной въ бдности, при которой поэзія жизни для меня невозможна. Ты и потомъ объясняла мн это, и выходило такъ, что ты дйствовала только для меня, жила только мною... Ахъ, но, вдь, все это не то... все это самообманъ!.. Что бы мы съ тобой отвтили, если бы кто-нибудь сказалъ намъ: вы, значитъ, испугались бдности и захотли нжиться и наслаждаться каждый на чужой счетъ!..

– - Молчи, довольно!-- воскликнула Алина, закрыла лицо руками и тихо зарыдала.-- Я вижу, понимаю!.. Ты меня больше не любишь...-- разслышалъ онъ сквозь эти рыданія ея шопотъ.

Вихрь его чувствъ перемнилъ свое направленіе и также быстро уносилъ его теперь совсмъ въ другую сторону.

Онъ кинулся къ ней, сталъ цловать ея мокрое отъ слезъ лицо и повторялъ:

– - Нтъ, я люблю... я люблю тебя... только это не прежняя наша любовь... Несмотря на все, она была тогда легка, а теперь стала тяжкой, мучительной... Ну, что-жъ, будемъ мучиться... Нтъ, я люблю тебя, только никогда не возобновляй этого разговора, не касайся моихъ денежныхъ длъ... не то я уйду, уйду навсегда, хоть и люблю тебя...

Онъ усадилъ ее и самъ слъ рядомъ съ ней, положилъ къ себ на грудь ея голову и глядлъ на нее, страстно любуясь ею.

Она не шевелилась, даже глаза ея были закрыты. Она ни о чемъ не думала, тоскливо прислушиваясь, какъ въ ея сердц росло то самое мучительное, горькое чувство, съ которымъ она когда-то боролась, ршась принять предложеніе князя и разстаться съ Аникевымъ.

Да, вотъ онъ здсь, не говоритъ и не думаетъ о разлук; но она чувствуетъ эту, такъ нежданно надвигающуюся и ужъ не отъ нея зависящую разлуку.

XXXIII.

Никакими ласками не могъ привести Аникевъ Алину въ хорошее настроеніе.

Онъ даже сплъ ей свою «Легенду рожденія художника», такъ любимую ею по воспоминанію о первыхъ дняхъ ихъ зарождавшейся взаимной страсти. Алина стояла за нимъ, и онъ не видлъ, какая печаль изобразилась на лиц ея во время его пнія и какъ, наконецъ, тихія слезы покатились по ея щекамъ.

Желая разсять ее, онъ этой легендой только нанесъ ей новую рану.

Наконецъ, она печально сказала:

– - Ну, вотъ мн и пора... Прощай, Миша...

Ему не хотлось отпускать ея. Ему самому эта разлука начинала казаться послдней разлукой.

– - Куда ты спшишь? Еще рано... и знаешь, не уходи такъ, у тебя такое нехорошее, грустное лицо... Улыбнись... улыбнись мн по настоящему!..

Но она не улыбалась, а, напротивъ, лицо ее стало еще серьезне и печальне.

– - Видишь ли что, Миша,--сказала она:-- если я въ «свт» ношу маску и умю ее носить отлично, то это еще не значить, что въ глубин души я комедіантка. Передъ тобою я всегда была искренна... Я не могу улыбаться... Я хала къ теб съ легкимъ сердцемъ, а вотъ ты положилъ на грудь мою камень, и онъ меня такъ давитъ, и я знаю, что мн отъ этого камня никогда не избавиться. Можетъ быть, сегодняшній день окажется самымъ тяжелымъ, самымъ страшнымъ днемъ въ моей жизни...

– - Ну, вотъ ты сама себ придумываешь теперь всякіе страхи,-- сказалъ Аникевъ:-- достаточно дйствительныхъ страховъ и опасностей. Сегодня вечеромъ я къ теб заду, можно? Авось, ты будешь въ лучшемъ настроеніи...

– - Зазжай... конечно, я буду тебя ждать,-- проговорила она, обнимая его и прощаясь.

Уходя, она остановилась у порога передней и быстрымъ взглядомъ окинула всю комнату, какъ бы прощаясь съ нею. На глазахъ у нея стояли слезы.

Заперевъ за княгиней дверь, Платонъ Пирожковъ подошелъ къ Аникеву и передалъ ему письмо.

– - Вотъ, получите,-- видимо, до послдней степени сердясь на барина, самымъ дерзкимъ тономъ сказалъ онъ.

Аникевъ разорвалъ конвертъ. Это писала ему Марья Эрастовна.

Она просила его захать къ ней по весьма важному для него длу или сегодня вечеромъ, или завтра до двухъ часовъ дня. Она просила также до свиданія съ ней не ршать относительно продажи имнія и непремнно отвтить ей съ подателемъ этой записки, когда именно, въ какомъ часу, онъ у нея будетъ.

– - Что-жъ, человкъ дожидается отвта?-- спросилъ Аникевъ.

– - Дожидался, да ушелъ,-- пробурчалъ «дятелъ»:-- вы вотъ за пніемъ-то и звонка не изволили слышать...

– - Отчего же ты мн не тотчасъ подалъ письмо?

– - Не смлъ тревожить ея,-- весьма язвительно отвтилъ Платонъ Пирожковъ.

Но тутъ онъ солгалъ. Дло было не совсмъ такъ.

Узнавъ, что человкъ, отъ новой и совсмъ еще невдомой ему генеральши, онъ воспользовался предлогомъ и объяснилъ посланному Марьи Эрастовны, что подать письмо теперь не можетъ, такъ какъ баринъ не любитъ, чтобы его прерывали, когда онъ поетъ.

– - И вы, любезнйшій, ступайте себ,-- ршительно потребовалъ онъ:-- какъ баринъ отвтъ напишутъ, я тотчасъ же его вашей генеральш и доставлю; адресочекъ только дайте, гд, то есть, проживаете.

Посланный сказалъ:

– - Э, да вдь, это рукой подать! Ступай, пріятель, скажи: отвтъ, молъ, тотчасъ же будетъ. Я до васъ мигомъ добгу.

Посланный ушелъ, а Платонъ Пирожковъ, все время, благодаря присутствію Алины, мрачный и озлобленный, остался очень доволенъ собою. Вотъ онъ пойдетъ, и узнаетъ все, что надо -- какая еще тамъ генеральша завелась у барина и чего ждать отъ нея -- добра или худа.

– - Ну, хорошо, ты снесешь отвтъ,-- сказалъ Аникевъ, подходя къ столу:-- это близко. Я, впрочемъ, на конверт напишу адресъ.

– - Слушаю-съ, тотчасъ сбгаю.

Аникевъ отвтилъ Марь Эрастовн, что будетъ у нея сегодня въ восьмомъ часу.

«Дятелъ» снесъ письмо, но вернулся не особенно скоро.

Однако, Аникевъ никуда не выходилъ.

– - Снесъ!-- объявилъ «дятелъ», появляясь передъ бариномъ и уже не такъ злобно на него глядя.-- А знаете, Михаилъ Александровичъ,-- прибавилъ онъ:-- вдь, генеральша-то страсть какъ богата.... одинъ домина этакій чего стоитъ!..

– - Ну такъ что же?

– - Ничего-съ. Он сказали, что будутъ ждать васъ...

Аникевъ не замтилъ, какъ «дятелъ» быстро скосилъ глаза на лежавшую открытую записку Марьи Эрастовны, не замтилъ, какъ онъ бокомъ подобрался къ столу и, длая видъ, будто что-то прибираетъ и сдуваетъ пыль, прочелъ эту записку.

Между тмъ, дятелъ мгновенно преобразился и поднялъ носъ. Вс собранныя имъ свднія говорили ему въ пользу новаго знакомства, сдланнаго его бариномъ. А эта записка являлась самымъ лучшимъ подтвержденіемъ надеждъ и плановъ, зародившихся въ его сердц.