Змееносец. Сожженный путь

– Тебе, усмехнулся парень. Давай, подходи, не стесняйся.

Гнедин колебался несколько секунд, смотрел на сквер, белый падающий снег, лавочку... и решился. Роман подошел к лавочке, поправил шапку, и глядя на парня сказал:

– Да, был "за речкой". А что?

– Я тоже, усмехнулся парень, протягивая левую руку для приветствия.
– Здорово братишка.

– Здравствуйте, настороженно глядя на незнакомца, ответил Гнедин. Роман, слегка дотронулся рукава куртки, улыбчивого парня.

– Правая там осталась, ухмыльнулся парень, показав протез на руке. Понимаешь да?

– Понимаю, кивнул Гнедин, рассматривая красную звезду, значка воина- интернационалиста, приклеенного к протезу.

– А почему?...

– Это все что осталось на память о службе, усмехнулся парень. Я этот знак специально в протез вставил, что бы, если удостоверение забуду," ментам " показывать. Они видят, и отпускают, а один раз даже до дома подвезли на "бобике", улыбался парень. Нормально. Тебя как зовут, братишка?

– Роман.

– А меня Паша, а вот этого серьезного мужчину, Иван, показал он рукой, на второго.

– Иван, протянул руку, худой, и обросший мужик, в черной куртке.

– Роман, поздоровался Гнедин.

– Ты где служил "за речкой"? спросил Паша, рассматривая Гнедина. Видно старшина тебя ... покачал головой Паша, в такой хлам " нарядил"!

– Другой не выдали, спокойно промолвил Роман. А служил в провинции Кунар.

– Знаю, кивнул Павел. А я в Файзабаде, с 83 по 85 год

– Угу, кивнул Роман.

– Ну как там, разливая вино, в бумажные стаканчики, спросил Павел.

– Уходим, пожал плечами Роман.

– Да, задумался Павел, взяв в руки стаканчик. Слышали, читали. Только на кой черт мы туда входили?, поморщился он. Никому, ничего и не надо. Ладно, бери, выпьем за нас, предложил Павел.

– Мне нельзя, смутился Роман. Врачи сказали.

– Ну, ты парень, совсем "правильный" усмехнулся Павел. Мы же, не за врачей пьем, а за нас . За тебя, за меня, и таких как мы. Понимаешь? глядя на Гнедина, говорил Павел. Другим нас не понять, мы здесь как "бельмо"! Только "пинают", по разным кабинетам, и ворчат. Мы вас не посылали, это не к нам, что вы мне тычите своим протезом... Суки! одним словом, махнул протезом Павел. Так что выпьем, святое дело, тяжело вздохнул Павел, всунув в руку Романа, стаканчик с вином. Давай братишка, будь... Запрокинув голову, он "залпом" выпил вино, и поставил стаканчик на лавку.

Роман посмотрел на Павла, потом в стаканчик, и резко выдохнув, выпил. Сладкий, муторный, привкус, яблочного вина, будто ком, застрял в горле. Роман скривился, и утерев рот ладонью, сказал:

– Спасибо.

– Да какой там, поморщился Павел. На, закуривай, предложил он, достав из кармана, пачку "родопи".

– Ага, кивнул Роман, взяв сигарету, из пачки.

– Спички держи, улыбался Павел. Подкуривай. Да ты не стой, садись рядом, подвинулся на скамейке Павел.

Роман сел рядом, положив свой вещевой мешок, себе на колени.

– Ранение у тебя, шмыгнул носом Павел, разливая остатки вина по стаканчикам.

– Контузия, тихо ответил Роман

– Хреновая штука, тяжело вздохнул Павел. Знаешь, я когда домой приехал, ну, в смысле, ... осекся Павел. В госпиталь меня, привезли, ой, поморщился он, перевели... да, кивнул он , точно. Вот, я первое время, "порешить" себя хотел, да, задумчиво говорил Павел. Яд какой-нибудь проглотить, или еще чего, даже у мед. сестры спрашивал, интересовался, усмехнулся Павел. Плохо было, тоска черная, руки нет, и калека на всю жизнь. По ночам смотрел в окно, на луну, если было видно, и тихонько выл, от боли, и обиды. Каждому ближе, только собственная боль и обида. Это я потом понял. В нашей палате и безногие были, вот кому вообще - жутко. А мне все говорили, легко отделался, подумаешь рука, остальное то, все целое. Можно с женщиной жить, можно водку пить, или протез "смастерить", и на работу ходить. Да, тяжело вздохнул Павел, скажи такое безногим, так они тебя одним взглядом "испепелят".

Роман не слушал, он прислушивался к себе, своим ощущениям. Тепло быстро разливалось по телу, в голове прояснилось, и боль отступила, стало спокойно и легко. " Надо же, подумал он, всего сто грамм вина, и хорошо, ничего не болит. Сигареты хорошие, запах сладкий, непривычно. Вот такая она, моя страна,- неуютная, глядя на идущих, угрюмых людей, белый снег, и вереницы машин, подумал Роман. Серая, ленивая, и холодная."

– Ты понимаешь, мы ведь здесь будто инопланетяне, чужие одним словом. Куда ни придешь, "тухлые рожи", и смотрят, как на... тьфу ты, сплюнул Павел, на сволочей, еще мягонько сказал. Кондуктор в автобусе, и та, "рычит" по-тихому. Вот куда нам таким, а?

– Просто жить, прошептал Роман, улыбнувшись.

– Тебе наверно совсем мозги "отшибло", ухмыльнулся Павел, посмотрев на блаженное лицо Романа. Или "крыша поехала", пожал он плечами. А?

– Спасибо, посмотрев на Павла, сказал Роман, поднялся и закинув мешок на плечо, пошел по аллее сквера.

– Точно "мозги отшибло", сплюнул Павел. Ну, ничего, через пару недель взвоешь, как пойдешь по кабинетам, никуда не денешься. Жрать нечего, денег нет, а на работу устроится, большой вопрос. Правильный, махнул протезом Павел. Да пошел ты...

"А воздух и правда другой. Такое все родное, интересное, деревья красивые, снег "похрустывает" под ногами, замечательно, улыбнулся Роман. И никто, никогда здесь не слышал криков боли, и не видел крови, звуки выстрелов не поднимали по ночам, а взрывы, не загоняли от страха "в землю", счастливые! Они даже не знают, что где то погибают, умирают, жертвуют собой, рискуют.... и герои есть, настоящие, и предатели, и такие как я, тяжело вздохнул Роман. А зачем им? Здесь, в ином мире, им хорошо и уютно, работа, заботы, влюбляются, выпивают, и даже не задумываются о завтрашнем дне. А кто мы для них? Ведь прав этот парень, кто мы? " Роман остановился возле лавки, и не раздумывая сел. " Голова разболелась, словно иголками сверлит внутри, и в ушах звенит, больно. Ай как больно!" Он сидел, скрючившись на лавке, и тихо стонал, глядя на белый снег под ногами. " Сколько можно, пожалуйста, не надо, говорил он себе. Мне больно, не могу терпеть, за что? Я ничего плохого не сделал, ничего, не могу терпеть, больно... Мама, мамочка, помоги мне, я вернулся, я здесь, дома, вот только ноги не идут, не могу, больно мне. Я счастливый человек мама, я вернулся к тебе, я так долго ждал этого, мечтал, думал, я все отдам... Мамочка моя милая, ты только не переживай за меня, я жив, здоров, ты увидишь меня, сегодня, да, и обнимешь... Как я соскучился по тебе родная моя, добрая, сколько раз я думал о нашей встрече, а теперь робею, боюсь, если честно. Какая ты теперь? А я такой же, твой сын, тот самый, веселый, и добрый. Ой, как болит, мамочка, голова болит, и тело, так больно, что плакать хочется, терплю из последних сил. Ты не волнуйся, пройдет, я вытерплю, я сильный, ты же знаешь. Там все по-другому, там мир перевернулся, и жестокость всюду. А я уже вернулся, ты не думай, все нормально, я целый, очень повезло, -целый." Роман открыл глаза, и увидел перед собой, удивленное лицо пожилой женщины.

– Плохо тебе сынок? спросила она, заглядывая ему в глаза, словно в душу.

– Ничего прошептал Роман, пройдет.

– Может в "скорую" позвонить?

– Не надо, покачал головой Роман. Я посижу, и поеду домой.

– Ну хорошо, кивнула женщина , поправила платок на голове, и пошла по аллее.

Роман попробовал встать, но ноги не слушались его, боль пронзила все тело, он вздрогнул и сел на лавку. "Какая студеная зима, подумал он. Холод, такой обжигающий, что кажется, будто замерзает "слово на лету". Что я скажу ей, моей маме? Вот встретит она меня на пороге, улыбнется как бывало, широко , и глаза ее, такие светлые, добрые... А мне что сказать? Как рассказать о том, что мучило меня, ломало, унижало... Как мне сказать об этом ей? Стыдно мне, да, потому что еще осталось во мне, что то от человека, или нет? Я так расстроен, что не могу понять, даже себя." Роман крутил головой, и пытался найти подходящие слова, для своей мамы, но выходило как то скупо, безжизненно. " А может сказать, как есть, ничего не утаивая, и рассказать ей обо всем? Нет, сказал он сам себе, так нельзя, у нее больное сердце, она очень впечатлительная.

Нельзя, это будет жестоко, с моей стороны. Она вырастила меня, воспитала, делала что могла, выбивалась из сил, но тянула, а я, неблагодарный сын, так подвел ее. Выходит, я всю жизнь буду ходить с камнем, и никто, не сможет понять меня, и выслушать? А с кем мне поделится, тем, что я вынес? С кем? Люди кругом спешат, они суматошные, им порой нет дела, даже до самих себя, а я, в этом море, маленькая песчинка. А какой я был в молодости? Кажется смешной, или не очень? Почему, поймал себя на мысли Роман. Почему был в молодости? Я старый? спросил он себя. Странно, для меня все разделилось, на до и после. Вот сегодня я старый, а вчера, кажется, был еще молодой, отчего? Кто виноват, что горя я хлебнул? Не эти люди, что вокруг, я понимаю, а может быть и нет... Меня ведь тоже, отправлял на эту "бойню", человек, не машина бессловесная,- человек! Он что не знал? Ослеп? Оглох? А может, не догадывался? Как жить теперь, с такой почерневшей душой, и равнодушно взирать, на муки телесные, свои, и родных людей. Ведь совесть есть, они корят себя за многое, я чувствую и знаю, но молчу. Своя рубашка, всегда теплее, а мне как жить, среди людей? За что там люди погибали? За слова, лозунги, и идеи... молодые ребята отдали свои жизни, за что? Все кто не слеп, увидели, а тот кто не захотел, промолчал, так и живет страна, в которой, нет места, отвергнутым... Мамочка, ты прости меня, я уже иду, немного задержался, совсем малость, иду к тебе родная. Как страшно мама, я тишины боюсь, и этих странных звуков, сигналят, кричат, наверно тяжело так жить. Здесь очень шумно, мне кажется, что можно оглохнуть, от лязгающих звуков, скрипа металла, гула... Здесь все гудит, будто один огромный механизм, перемалывает, придавливает