Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2

Хотелось бы верить в то, что это видения, посланные миром, а не разыгравшиеся девичьи желания… Огромная тахта посреди комнаты возвышается на помосте, раскиданные во все стороны узорчатые подушки, скомканные простыни, на которых сплетаются, на этот раз в человеческих ипостасях, два тела, пепел волос мужчины мешается багряно-алой волной его женщины. Когти стискивают сильно, но бережно, жесткие губы дарят поцелуи — и похожие и не похожие на тот, единственный — такие, от которых плавится от возбуждения тело, а с губ срываются стоны. Раздвоенный язык ласкает грудь, колено раздвигает ноги, заставляя инстинктивно вздрогнуть, затаить дыхание, слыша тихий смешок над ухом. Его волосы щекочут кожу, только усиливая возбуждение, этих прикосновений становится слишком мало. Она приподнимает голову, протягивая дрожащую руку к его лицу, поддевает пальцами края легко поддающейся теперь маски. Сейчас… сейчас она, наконец, увидит его лицо… шелковые завязки падают, ткань ползет вниз и… она просыпается. С гулко стучащим сердцем, горящими от такого непотребства щеками, абсолютно шальными глазами и горечью на душе.

В жизни он на нее и не посмотрит, стоит быть реалисткой. Слишком они разные, между ними пропасть — его знаний, опыта, интересов, властной натуры, общественного мнения, проклятого дара. Он может вывернуть ее память наизнанку, узнать самые сокровенные желания, но пугает не это. Что он в ней может найти? Она лишь его будущий вассал и Судья… Пока всего лишь инар Академии. Только что делать с тем, что сердце уже сделало свой выбор? Иршассы не сдаются.

Самое главное теперь — узнать, какой у них может быть вектор совпадения, но как это сделать, как рассчитать без ведома второй половины? Слишком амбициозные планы, в которые обязательно придется посвятить друзей.

«Умница, змейка… Моей жрице должно доставаться все самое лучшее. Сегодня будет сложный день, но если ты проживешь его достойно, тебе понравится награда», — шелестнуло и исчезло.

Тан Ши действовал в своем духе. Судя по тому, что за это время он стал появляться гораздо чаще, просвящая свою маленькую жрицу по поводу обрядов, обязанностей и прав жрецов, древних верований, особенностей своих храмов и прочих весьма полезных вещей — он действительно окреп, хоть немного. Впрочем, окреп — не значит еще выиграл войну. Две попытки отравления в столовой забываться не хотели. Счастье, что ее охраняла еще и сила фэйри, не то неизвестно, чем бы все это закончилось. Явных следов так и не нашли, а о большем ей дознаватели и декан дан Шасс так и не сказали. За исключением таких вот неприятностей — слишком мирные змейцы, слишком спокойные. Будто затишье перед ураганом.

Впрочем, неожиданная поддержка придала сил и уверенности. Сможет, справится, выстоит. И, возможно, станет достойной… По крайней мере, утешало то, что после последнего скандала с нерожденным ребенком у наследника пассий больше замечено не было. Если он как-то и расслаблялся, то постоянной дамы не имел, что не могло не радовать. Совсем она помешалась. Работа, Рин. Учеба зовет, инар.

— Я уж думала, что ты уснула на ходу, — выразительно фыркнула сестра, прищуриваясь, — давай, садись.

Как и всегда, за первый стол. Впрочем, столы здесь длинные, наверняка еще кто-нибудь да присоединиться, эта пара — только для их факультета, здесь чужаков не будет и можно говориться о своих знаниях и умениях боле-менее спокойно.

Тетрадь легла на стол, зачарованное перо, сумка — на крючок сбоку. Знать бы, где песочком дорожку усыпать… Зала еще не была заполнена до конца, когда она вошла. Высокая иршасса с волосами белыми, точно недавно выпавший снег, а взглядом таким холодным, что можно было бы заморозить всех учащихся. Это потом Рин поймет, что первое впечатление зачастую обманчиво, а за холодом внешним зачастую прячется внутренняя уязвимость и боль, а сейчас… сердце сжалось, застучало где-то в груди. Возможно, новое видение вызвал именно внезапный испуг. Кто уже скажет, как оно было на самом деле?

Осунувшееся заплаканное лицо и тусклая чешуя. Запавшие глаза. У нее взгляд иршассы, которая больше не хочет жить. Да и зачем, если все, кого она любила, в могиле? И обожаемый муж, и маленький сын? Женщина вздохнула, с силой проводя руками по лицу, пытаясь скрыть свою слабость.

С тихим шорохом разъезжается ткань у входа, пропуская крупного змея, чья чешуя отливает чистейший золотом. Сейчас император не в маске, но даже теперь видение скрадывает черты лица. Здесь он кажется моложе, но… гораздо более уставшим. Надломленным. Раздавленным. Он не говорит ни слова — только крепко стискивает змейку в своих объятьях, прерывисто дыша, словно он задыхается от невозможности что-то сказать… или заплакать? Тишина и крепкие объятия покинутых существ. Только в его взгляде на эту иршассу видится нечто большее, чем дружеское участие — это боль мужчины, вынужденного скрыть сейчас свои чувства и поддержать чужую женщину.

— Прости меня, Заардана, если сможешь, хоть когда-нибудь… Я готоффф-ф ф-фыплатить любую виру тебе.

Хвост сворачивается за спиной мощными кольцами — и тут же разворачивается, выдавая душевный раздрай своего хозяина.

— Полно, Шен, — ее голос звучит равнодушно и устало, — ты не виновен в смерти Ллиотарена, и мы оба это знаем. Прости уже сам себя, наконец.

— Он был такой же частью моей души, — страшно и странно видеть этого каменно-спокойного и величественного змея таким уязвимым и почти больным, — мой кровный брат и твой муж.

Он не говорит о том, что могло бы быть, если бы не бегство из дома, не его глупая женитьба, не смерть того, кто остался их защищать по ту сторону портала. Какие слова можно сказать дорогой женщине, которая никогда не станет твоей? Той, что потеряла свою истинную пару и ребенка?3ec623

Мужчина медленно, почти нежно проводит когтями по волосам застывшей иршассы, незаметно приглушая своей силой ее боль. Он будет осторожен и внимателен к ней, он сделает все, чтобы она пережила это горе. Пусть время их не лечит, но, быть может, Великий Змей будет более справедлив к своим детям спустя несколько веков?

Он бы отдал ей, за нее — и душу, и жизнь. Если император Шелларион и любил когда-то свою императрицу, то это чувство давно ушло, оставив лишь брезгливую усталость. Он терпел ту, что была рядом с ним, скованный правилами и догмами своей расы — но и только. Его сердце билось теперь только ради одной иршассы. Лишь одно радовало Шеллариона Райши Льяш-таэ — его сын и наследник, его первенец… нисколько не походил на супругу — словно и вовсе не был их сыном, хотя он доподлинно знал, что такое невозможно, да проверки это только подтверждали.

— Иди, Шен, поддержи Нильяра, да и госпожа Эйнара, говорят, снова в тягости. Видимо, у тебя скоро появится тот, о ком придется позаботится…

— Я никогда тебя не оставлю, душа моя… — сказал ли он это вслух? Или, может, им обоим — и Рин, и этой женщине — хотелось услышать эти слова?

Видение рассыпалось осколками, заставляя пошатнуться, задохнуться от боли в сердце. Голова привычно закружилась, и она покачнулась, тут же привлекая к себе внимание вошедшей преподавательницы. Даны Заарданы, иршассы, которую когда-то любил император Шелларион. Щеки вопреки общей слабости пылали от смущения — как будто подглядывала в щелку чужой спальни — и интересно, и до жути неприлично. Вопрос лишь в том, любит ли он ее до сих пор? В свете того, что уже известно об императрице… ал-шаэ едва ли прав, считая, что его отец доверяет матери.

— Дана Атран? Вы плохо себя чувствуете?

Иршасса подползла ближе, обхватывая голову Рин ладонями, не давая отшатнуться. Похоже, среди преподавателей ее теперь знали все. Или почти все… Возможно, Заардане сообщил о ней кто-то другой…

— Похоже, вы перенапряглись снова, не удержав дар. Слишком много переживаете, давая волю своим чувствам, — ледяная женщина словно насквозь просветила чуть светящимися голубым светом глазами. Несмотря на первое впечатление некой заторможенности, действовала она довольно быстро, но как — то… величаво. Каждый жест, каждое движение было исполнено чувство собственного достоинства.