Змей

Лахлан сказал это в шутку, но Белла подозревала, что в ней гораздо больше правды, чем Лахлан хотел бы признать. Предательство жены повлияло на него так же сильно, как и отказ его матери от своих детей. Доверять. Любить. Лахлан не знал ни того, ни другого. С гневом и горечью было легче справляться. Холодное признание всего этого было намного хуже. Как он мог верить во что-то, чего не знал?

– Мы боролись за кинжал. Я споткнулся и упал на нее. Когда я поднялся, нож торчал у нее из живота. Итак, как видишь, слухи верны, по крайней мере, в этом отношении.

– Но это была не твоя вина! Боже мой, Лахлан, она пыталась убить тебя.

– Она была женщиной, - сказал он твердо.

Белла уставилась на него с недоверием.
– И поэтому не может быть никакого оправдания?
– Она покачала головой.
– Ты утверждаешь, что для тебя не существует правил, нет законов, кроме твоих собственных, но ты больше похож на остальных, чем хочешь это признать, Лахлан.

Он бросил на нее острый взгляд, явно не в восторге от ее наблюдения.
– Когда я вернулся домой к своей семье в Замок Тиорам, я узнал, что меня признали виновным в измене, и мои деньги, ценности, - все, что у меня было, - конфискованы.

– Но твоя семья...

Мускул под его челюстью дернулся.
– Моя семья верила, как и все остальные.

– Но разве ты не объяснил?

– Зачем? Я понял, что мое присутствие мешало им, поэтому я решил отправиться в Ирландию и стал галлогласом.

– Значит, ты ожидал слепой преданности от своей семьи, но сам не хотел доверять им?

У его рта появились белые линии.
– Брось, Белла. Не думай, что ты меня понимаешь, ты не понимаешь меня.

Но Белла не могла оставить этого. Впервые ей многое стало ясно. Почему реакция Лахлана на нее так беспокоила его, и почему Лахлан так сильно сопротивлялся ей. Он думал, что его чувства к жене виноваты в смерти его людей. Что его стремление к ней - его похоть - заставило его забыть свой долг перед людьми.

Было понятно, что Лахлан решил, что Белла представляет такую же угрозу. Она поняла, почему он ей не доверял. Он знал только недоброжелательность и предательство от женщин, которые должны были его любить. Но Белла хотела, чтобы он ей доверял.
– Я не твоя жена, Лахлан. Я никогда не предам тебя.

Лахлан засмеялся, заставив Беллу снова почувствовать себя наивной.
– Все способны на предательство, Белла, все. Это всего лишь вопрос поиска твоей слабости.

– Так что, лучше жить в страхе? Отдалиться от всех, чтобы никто не мог причинить тебе боль?

Лахлан пристально посмотрел на Беллу. – Не мне. Я думаю не о себе.

Его люди, поняла Белла. Лахлан все еще наказывает себя за гибель своих людей.

Ее глаза расширились. Безумная мысль возникла в ее мозгу. Нет. Это было невозможно. Но от мысли, один раз сформировавшейся, нельзя было просто так избавиться. Это было то, что Лахлан сказал прямо перед тем, как он излился в нее. То, на что Белла едва обратила внимание тогда, но вспомнила, когда Лахлан говорил о своей жене.

Белла шагнула к нему, заставив Лахлана взглянуть на себя.
– Лахлан, когда ты сказал «слишком долго», что ты имел в виду?

Лахлан отвернулся. Его взгляд был устремлен в огонь. Голос был низким и грубым.
– Я давно не был с женщиной.

Сердце Беллы набирало скорость.
– Как долго?

Лахлан повернулся к ней, его красивое лицо было мучительно неподвижно.
– С тех пор как умерла моя жена.

– Но это было...

– Десять лет назад, - закончил он резко.

Белла не могла в это поверить. Как мог человек, который излучал мужественность, жить как монах?

Должно быть, она произнесла свой вопрос вслух, не осознавая этого. Лахлан резко засмеялся, одарив ее острым взглядом.
– Есть другие способы снять напряжение.
– Белла покраснела, понимая, что он говорит о том, чтобы удовлетворять себя самому.
– Я был занят сражениями большую часть времени. До недавнего времени это было несложно.
– Белла покраснела еще гуще - он говорил о ней. Лахлан пожал плечами.
– Это не так уж и необычно. Например, тамплиеры. Многие воины считают, что это добавляет им силы.

Лахлан делал вид, что не придает этому значения, но Белла знала, что это не имеет ничего общего с религией или его воинской силой.
– Как долго ты собираешься наказывать себя, Лахлан?
– тихо спросила Белла.

– Я не наказываю себя.
– Лахлан бросил на нее соблазняющий взгляд.
– Или ты не помнишь?

– Я помню, - сказала Белла хрипло. Слишком хорошо. Ее тело горело от воспоминаний.

Лахлан посмотрел на очаг. Пока они говорили, опустилась ночь, и старое каменное здание погрузилось в темноту. Более интимную. Более опасную.

Белле было почти больно, настолько близко они стояли, и как легко протянуть руки и положить их на его грудь. Голую грудь, в которой затаилось дыхание. Белла никогда не видела ничего столь великолепного. Крепкое телосложение, полученное в результате многих лет владения мечом, каждый дюйм его слегка загорелого тела был отточен до совершенства. Широкоплечий, руки обвиты лентами мышц, ни грамма лишнего жира на твердых плоских мышцах его груди и мышцах, плотно охватывающих живот и талию. Все ее мысли были о том, как она положит руки на эту грудь и ощутит под ними всю его силу.

Придя в себя, Белла отвела взгляд. Глаза Лахлана опасно светились.
– Это не очень хорошая идея, Белла.

Мягкое предупреждение в его голосе не давало ей покоя. Белла думала, что будет довольна страстью, но она ошиблась. Ей хотелось большего. Намного большего. Лахлан все-таки любил ее, и Белла собиралась это доказать.
– Почему?

– Мне больше нечего предложить тебе.

Но он уже предложил. Если бы только Лахлан это понял. Белла положила руки ему на грудь, чувствуя, как по ее телу прокатилась волна жара. Молния. Словно она схватила молнию. Ее нервные окончания затрепетали от прикосновения, твердое, горячее тело, обожгло ее ладони. Белла чувствовала, как его мускулы напрягаются под ее пальцами. Она будет за него бороться.

Боже, как она хотела его!

Мышцы на его шее проступили как тугие веревки. Кулаки сжались.
– Это ничего не изменит, - предупредил Лахлан.

Но это уже не имело для нее значения.

Она рискнет. Белла никогда не уклонялась от борьбы, и она не начнет уклоняться теперь. Ни о чем больше не думая, Белла поцеловала Лахлана.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Лахлан опустил ее себе на колени и поцеловал в ответ. Поцелуй его, казалось, доходил до пальцев ее ног, подчиняя каждый дюйм ее тела. Это был поцелуй одновременно жаркий и собственнический, менее яростный и безумный, чем прежде, но такой же страстный.