Змея
Шрифт:
— Спасибо, — прошептала она, дотрагиваясь до его шеи.
Люк обернулся и окинул Сандру пристальным взглядом своих желтых глаз.
— Какая же ты сумасшедшая! — Он поцеловал ее.
Она походила на ребенка, играющего на краю крыши, а он стоял внизу, на улице, пытаясь привлечь ее внимание. Еще один поцелуй, долгий и страстный, но без ответа. От нестерпимого одиночества у Люка появилось желание толкнуть ее, чтобы она упала на землю… и разбилась вдребезги.
Сандра, как кошка, легко спустилась, держась за него, и рассмеялась… слишком легко. Конечно, она считает, что красота в ее смелости, и не видит собственной беззащитности. Манера Сандры изображать страсть
У края поля в темноте зажглись фары, осветив высокую траву. Моторы заработали, наполнив тишину механическим кашлем, гудки автомобилей смешались с криками приятелей Люка, отпускавших сальные шуточки — то ли для того, чтобы отогнать страх, то ли подбадривая их таким странным способом.
— Давай останемся.
— Нам придется с ними поужинать. Мне надо купить у Гари солнечные батареи. Вернемся домой пораньше.
В машине по дороге на ужин они сидели рядом и нервно шутили.
— Пойдем завтра на рыбалку. Хочу поесть форели.
— Больше ничего не хочешь? — Зачем она опять нарывается, сейчас не время для таких шуток. Надо сдерживать себя.
— Хочу, — сказал он и положил руку ей на бедро.
Сандра вздрогнула:
— Ты никогда не устаешь от одиночества?
— Нет.
— Это ненормально.
— Да? Ну, иногда я намазываю медом грудь и выхожу на улицу, насекомым нравится, когда я такой, они считают меня привлекательным.
Сандра заливается смехом.
— Теперь тебе не нужно обращаться за помощью к насекомым. Я тоже считаю тебя привлекательным.
— Правда? — Люк взглянул на нее, как будто ожидая услышать больше.
— Конечно. А ты думал по-другому?
— Не знаю… Я не думал. Просто ждал.
— Чего?
— Тебя.
12
В о роны
Ужин оказался мясным пиршеством. Видимо, один из парней, как они постоянно друг друга называли, убил какого-то зверя и превратил двор в скотобойню. Куски мяса отпиливали и отрывали с костями, а потом кидали на огромную жаровню, и Сандре казалось, они не ведают, что творят. Подъезжавшие машины увозили с собой целые ломти. Большую часть мяса отнесли на ледник.
У Сандры появилось ощущение, что она шагнула на пятьдесят лет назад, да и здешние правила, мягко говоря, удивляли: Люк вел себя так, будто она ему никто, а когда Сандра зашла в комнату, где они вели свои «мужские беседы» он раздраженно попросил ее уйти, сказав, что ей, возможно, будет «веселее» с женщинами на кухне. Все это было настолько тупо, что она даже не стала спорить. Сандра удалилась к женщинам, в место, отведенное для них с тех самых пор, как первая ведьма выволокла свой котел и начала готовить в нем зелья и обеды.
В кухне царило фальшивое веселье, наводившее на мысль о подделках из магазина «Плати-Бери», которые были такого низкого качества, что разваливались на части на следующий же день после покупки. Так и здесь: чувствовалось, что за весельем неминуемо последуют слезы. Хихикая, болтая и потихоньку закипая, три женщины с кружевными мозгами оправлялись от одного зимнего натиска и готовились к следующему. Только Донна была местная, остальные приехали из города; Бренда, когда-то самая сексуальная девушка в знаменитом баре в Лос-Анджелесе,
и Элис, самая заводная в университетском городке на восточном побережье, притащились сюда в порыве страсти в расцвете молодости и красоты. Поначалу они вели себя нахально: выставляли напоказ свои сиськи, на озере носили бикини, в магазин рыболовных товаров заходили в обтягивающих мини-юбках — в общем, были похожи на блестящих форелей, которые выпрыгивают из воды, чтобы их заметили.Но потом наступили холода, пришлось напялить на себя теплую неудобную одежду, мужья бросали их на ранчо, а сами изменяли им всякий раз, как отправлялись по делам в город. От скуки жены либо заводили детей, либо толстели, либо и то и другое. Донна, местная красавица, растолстела настолько, насколько была глупа; маленькое упругое тело Бренды превратилось в грузовик; даже Элис несмотря на свою образованность, не смогла после родов избавится от живота, который выглядел так, будто в нем еще что-то осталось. И каждая камнем пыталась повиснуть на шее мужа, когда тот возвращался, отчего мужья покидали их все чаще и чаще. Так они остались наедине со своим врагом — Природой, и их форелевые тела превратились в легенду, канув в озере прошлого. Они вспоминают все, словно это было вчера, и две темные линии обиды пролегают там, где должна быть улыбка. Торчат здесь круглый год, и выхода нет. Пойманные в ловушку белоснежных месяцев, сквозь ледяную стену смотрят форели, замерзшие, мертвые.
Одна жалуется другой, но у той аналогичные проблемы, и столь же неразрешимые, ибо нет решения для времени, скуки и плохой еды. Когда-то красивая студентка, распрощавшаяся со своей карьерой, плачется местной, у которой нет другого выхода, кроме как распускать нюни перед крепышкой из бара, чья ночная жизнь свелась к прослушиванию радио. Когда наконец начинается трапеза, нытье прекращается. Мужчины тоже замолкают, и слышно только, как они жуют мясо. «Животные», — подумала Сандра, облизав пальцы, и схватила еще кусок. «Не хуже бабушкиных отбивных из поросенка», — мысленно похвалила она повара.
Толстяк, закончивший первым, оттолкнул тарелку с видом удовлетворения от хорошо проделанной работы.
— Парень спас ее. Змея собиралась укусить.
— Парень не в себе, — подал голос Люк.
— Я был не в себе, когда вернулся с парада героев Вьетнама, где нас оплевали. Черт, эти сраные студенты относились к нам, как к нацистам.
Сандра, возбужденная залившей ее желудок оленьей кровью, не хотела оставаться на молчаливой обочине разговора вместе с женщинами и присоединилась к мужчинам:
— Эти сраные студенты выступали против войны, а не против вас.
— Они плевали в нас. Мы отдавали свои жизни, а выплевали в нас. — Толстяк ткнул пальцем в Элис единственную из сидящих за столом, кто закончил университет в шестидесятых.
Элис выглядела так будто ее оглушили или она только что проснулась.
— Сандра права. Мы остановили войну.
— Заткнись, Элис, рявкнул ее муж.
— Если б не мы, вы бы до сих пор воевали. — Элис раздраженно фыркнула.
— Никому не интересна эта университетская чушь! — Муж Элис в запальчивости ударил кулаком по столу.
С грацией тюремного надсмотрщика Бренда встала между ними и потащила Элис на кухню.
— Тоже мне Джейн Фонда, пойдем.
Однако принудительный уход не помешал Элис сказать последнее горькое слово:
— Жаль, я не такая тупая, как вы. Жизнь была бы намного проще.
Мужчины пробурчали невнятное «все было очень вкусно» и направились в гостиную. Сандра двинулась следом, но Люк остановил ее: