Знак бесконечности

Выйдя в сад, Тони набрал номер Люси. Она долго не брала трубку, наконец взяла и, даже не поздоровавшись, довольно нелюбезно поинтересовалась, что ему надо.

— Скажи, Света вышла замуж? — спросил он.

Люси молчала. С таким замиранием сердца он не ждал даже результатов анализа на ВИЧ в студенческие годы, когда знал, что есть чего бояться.

— Нет, не вышла, — наконец ответила она. — А что тебе так пригорает? Не все ли равно?

Видимо, он очень шумно выдохнул, потому что Люси ехидно добавила:

— Не вышла, потому что попала в больницу, только и всего. Так что можешь не радоваться, это вопрос времени. Выйдет из больницы — и выйдет. Замуж.

— Что с ней? — испугался Тони, не обратив внимания на последние слова.

— Последствия общения с твоим дружком. Который в штанах. Осложнения беременности.

— Это опасно?

— Может, да, может, нет. Неизвестно. Но тебя это не касается. О ней есть кому позаботиться.

— Люси!

— Ну поори еще, поори! — возмутилась Люси и отключилась.

Походив по саду взад-вперед, Тони набрал номер Питера.

— Извини, Тони, я очень занят, — сказал тот. — Давай позже. Если, конечно, в замке не пожар.

Он надеялся, что Питер перезвонит, но так и не дождался. И сам перезванивать не стал.

Какой смысл?

Наверняка Света выйдет замуж за этого своего Федора, за кого же еще. В первый раз не получилось, может, во второй получится. Даже если и назло ему. Наверняка назло — не зря же выбрала пятое декабря. Знала ведь, что до него дойдет, кто-то скажет. Если не Люси, так Питер. А получилось, что Джонсон.

Две недели до Рождества слились в один мутный бесконечный день, когда он доказывал себе, что так лучше. В конце концов, ведь не он же ее бросил. Света даже не захотела с ним поговорить. Просто хлопнула дверью. Причем больше недели притворялась, что ничего не произошло. Во всех смыслах. Не сказала о том, что беременна. Не сказала о том, что видела его с Эшли и слышала разговор горничных. Да, получилось ужасно, и перешагнуть через это было бы трудно. Но она ведь даже и не пыталась. Если бы она его любила… если бы действительно любила, разве так поступила бы? Он бы понял, если бы Света в тот же день пришла к нему, надавала по морде, как Эшли, сказала, что не желает его больше видеть. Но молчать столько времени? Притворяться, что все хорошо? Каждый вечер ложиться с ним в постель и заниматься любовью? Это что, в порядке вещей?

Так что все к лучшему. Пусть выходит замуж за своего замечательного Федора. Все равно бы у них ничего не получилось. Она с самого начала только и делала, что цеплялась ко всему, все время его в чем-то подозревала, на что-то обижалась. С чего он вообще взял, что они друг другу подходят? Ну да, красивая женщина, с прекрасной фигурой, умная, в постели просто огонь, ни с кем ничего похожего не было. Но ведь для семейной жизни этого мало, правда? Она сама сказала, когда они говорили о своих недостатках, что очень мнительная и подозрительная. Так и есть. Тяжело это выносить.

Вот только ребенок… Ведь это же его ребенок, черт подери! Это не ее собственность. Да, в ее праве запретить видеть его, но ведь он может хотя бы помогать. Обязан помогать. Света должна родить в апреле… Он найдет способ переводить деньги. Для ребенка. Вытрясет, если понадобится, из Питера ее адрес. А если Света откажется от его помощи, будет эти деньги откладывать. Для него. Ребенок вырастет, и тогда…

А если его ребенок будет считать отцом другого человека? Если он когда-нибудь влезет и разрушит его мир?

Черт! Черт! Черт!!!

На Рождество и Новый год Тони уехал к родителям. И там, неожиданно для себя, рассказал им о Свете. О том, что любит ее, что она ждет ребенка. Но что он все испортил, и она не хочет быть с ним. Мать принялась было причитать, отец нахмурился, как будто пытался что-то вспомнить, и вдруг на Тони снова навалилось ощущение дежавю. Как будто это все уже было. Он приехал в Бостон и рассказал родителям, что любит женщину из России. Что у них будет ребенок и они поженятся, как только она получит визу и приедет.

Этого не могло быть, но чувство было таким отчетливым, как никогда раньше.

— Может, все-таки как-то попытаться? — спросил отец. — Что, если тебе все-таки поехать к ней? Если ты ее любишь, нельзя так сдаваться. Тем более, если ты виноват. Пока она замуж не вышла, всегда может передумать.

И Тони снова начал сомневаться. Что, если отец прав? Может, действительно хватит оправдывать свою нерешительность тем, что Света не захочет его видеть? Просто приехать — а там как пойдет. В конце концов, тогда уже честно можно будет сказать себе: я сделал все, что мог. И не рвать потом волосы: мог, но побоялся.

Из Бостона он поехал прямо в Лондон и без предупреждения заявился к Питеру и Люси.

— Есть разговор, — сказал он нахально, поставив ногу в проем, чтобы дверь не захлопнули перед носом.

Выглянувшая из-за плеча Питера Люси фыркнула, задрала подбородок и демонстративно удалилась. Питер, подумав, пожал плечами:

— Проходи.

— Я собираюсь поехать к Свете, — сказал Тони, когда они с Питером устроились в гостиной. — Мне нужен ее адрес. Я знаю, что у тебя он есть.

— Я уже дал тебе ее телефон, — возразил Питер. — Но ты свой шанс про… не использовал.

— Я звонил. Она не брала трубку, — Тони не стал уточнять, что позвонил всего один раз и напоролся на автоответчик.

— Вот как? — выпятил губу Питер. — Извини, я не знал.

— Я позвонил еще в Рэтби. В гостинице.

— Мог бы и сказать, — Питер, похоже, смутился.

— Зачем? Ведь ты все для себя решил. О ней, обо мне. Разве нет? И как ты потом со мной себя вел — это только подтверждало.

Питер молчал, разглядывая свое обручальное кольцо.

— Давай по-честному. Та сцена в холле, о которой ты мне рассказал… Ты ведь прекрасно видел тогда, что я не лапал Эшли. Она действительно пыталась со мной флиртовать, верещала всякие глупости. Может, даже и споткнулась специально. Я просто ее поддержал, совершенно на автопилоте, машинально. Именно в тот момент и принесло этих двух куриц.

— Ну, допустим, — нехотя согласился Питер. — Но дальше… Ты этого уже не слышал. А я — да. И Света. И это было…

— Я понимаю, — перебил Тони. — Но я об этом ничего не знал. Ни о чем. Ни о том, что они говорили. Ни о том, что эта жаба делала аборт. Ни о том, что там была Света. Я мог бы попытаться все объяснить, встать на колени и просить прощения за все грехи, начиная с пяти лет, но я просто не знал, что это надо сделать.

— Почему с пяти лет? — не понял Питер.

— Потому что раньше я себя не помню. Ты бы мог сказать мне в тот же день. У нас и так все было… непросто. Но я знал, что люблю ее и хочу на ней жениться. И у меня еще было время…