Кто-нибудь спросит позже, однажды, в поисках имени, своего или чужого, почему я не запечатлел его дружбу, его мысли, его бред или его творенья, — верно, мой долг был назвать тебя, того, кто вдали, и того, кто рядом, этого — за его героический шрам, женщину — за то, что она лепесток, задиру — за петушиное простодушье, забытого — за туманную славу. Но на всех не хватило жизни, чернил. Быть может, ржавчина города, времени или холодная пульсация ходиков, которые, тикая, меня уменьшали, — причина того, что я не распутал, не смог расшифровать все знаки, — пусть простит меня тот, кто не был отмечен, моим долгом было понять всех: безумца, слабого, стойкого, подлеца, героя, влюблённого до слёз, неблагодарного, искупающего грехи в кандалах и чемпиона веселья в трауре. Стоит ли пересчитывать твои доводы, если я и так всю жизнь жил ими, если я в каждом и каждый раз, если я зовусь и твоим именем?