Золотая бабушка
Шрифт:
Квартирка была такая же, как прежде: высокие слегка потрескавшиеся потолки, белые стены и фактурные косяки. Отхватила Нинка лакомый кусочек. «Жупоглазка», — с теплотой и небольшой завистью добавила про себя Любовь Михална.
— Ставь чайник, — приказала она бородатому мужику. — Как зовут?
— Виталик…
— Здравствуй, Витася. Я Любовь Михална. А теперь рассказывай, как здесь оказался.
— Да я…
Витася ничего ответить не смог, ненароком он ударился о живописный косяк двери и завыл. Старуха, выгнув бровь, наблюдала, как здоровенный мужик прыгает на одной ноге и активно махает руками, словно пытается потушить пожар. Любовь Михална хотела дождаться окончания спектакля, но не выдержала — тяжело вздохнула и достала из морозилки кусок мяса. Витася проскрипел
— Вот это воры нынче пошли. Жалкое зрелище.
— Я не вор… Я тут живу.
— Эвано как! Не может такого быть!
— Извините, — само по себе вырвалось у Витаси, — мы тут с другом снимаем комнату.
В дверь позвонили, и мужик выразительно посмотрел на Любовь Михалну. Мол, вот и друг мой пришел. Жестом старуха заставила Витасю сидеть на месте и пошла открывать. С другом сама разберется, а то бугай очень уж робок оказался. Старуха с силой раскрыла дверь, сделав самый грозный вид. Перед ней стоял уже совершенно другой экземпляр — не похожий на Витасю. Это был невысокий парниша с пережженными блондинистыми волосами и смешными очками.
— Хагрид и Гарри Поттер. Версия 2.0… — Любовь Михална внимательно прищурилась. — Да я тебя, кажется, знаю.
Парень стоял в изумлении. Поначалу он даже решил, что случайно позвонил не в свою квартиру, начал оглядываться по сторонам, но место было слишком знакомым.
— Женщина, вы кто?
И тут Любовь Михална опустила глаза, и все встало на свои места — в руках у парня был советский бордовый зонтик.
— Вот уж надо ж. Ты тот проститутолюб.
Странный говор навёл парня на мысль, что это та самая дикая бабулька, которая час назад облила словесным поносом и подарила зонт. Лицо его вытянулось в изумлении. Петербург — большая деревня, но не настолько же.
— Вы что тут делаете?!
— Проходи.
Любовь Михална по-хозяйски пригласила парня в его дом и пошла доставать третью кружку. Абсурдность ситуации заставляла того думать, что происходящее — запутанный сон.
— Как звать?
— Анатолий…
— А меня Любовь Михална. Ну, садись, Толик, чего встал, как истукан.
— Спасибо… — выдавил тот и послушно сел. — А вы что делаете в нашем доме?
Любовь Михална наконец объяснилась с жильцами. Она рассказала, что приехала к подруге, но вместо неё встретила их двоих и теперь не очень понятно, а когда Нинка-то вернется. Парни смутились и переглянулись. В их глазах явно читалось: «Надеемся, что никогда».
— Нина Ивановна уехала в Америку где-то месяц назад. И мы не знаем, когда она вернётся. Так что вы явно не вовремя приехали. Она дала нам свой скайп для связи. Если хотите, то мы можем сейчас ей позвонить.
«Точно жупоглазка!» — подумала Любовь Михална и раздражённо сложила руки на груди. Старуха буквально потребовала, чтобы парни связались с нерадивой Нинкой. Они уже стали доставать телефоны, но Любовь Михална настаивала, чтобы тащили ноутбук (желательно, с самым большим экраном) и настроили всё так, словно это был телемост между Россией и Америкой. Мальчишки засуетились — и вот уже через десять минут наладили изображение, поставили колонки и большой микрофон. С экрана телевизора (да, они подключили телек) на Любовь Михалну смотрела постаревшая Нинка. Внешне она не сильно изменилась — всё такие же большие зелёные глаза с огромными мешками и маленькие поджатые губы. Морщин стало больше, но время никого не щадит.
Признаться честно, у Любови Михалны защемило сердце, она смотрела на Нинку, а перед глазами проплывали воспоминания. Бессонные ночи за рисунками, празднование сдачи зачёта, бесконечные разговоры о будущем. О чём они тогда мечтали? Сейчас уже тяжело было вспомнить. Нину эта интернет-встреча тоже поразила. Она сидела, раскрыв рот, и боялась пошевелиться, спугнуть видение. Но мы же знаем. Любовь Михална — точно не видение.
Старые подруги вдруг рассмеялись и наперебой начали рассказывать друг другу о своих чувствах, подкалывать и вспоминать былое. Витася и Толик сидели чуть поодаль и перебрасывались многозначительными взглядами.
— Я вообще позвонила спросить,
ты когда вернёшься в Ленинград?— Ох, Любочка, не раньше, чем через месяц. Кира рожает, нужно дочь поддержать, а то её Эрик — бестолочь несусветная, хоть и красивая бестолочь.
— Ах, да. Ты же мне писала об этом. Ты, получается, совсем скоро бабушкой станешь? Поздравляю!
— Ай… — Нина махнула рукой, — толку от этого мало она тут, я там. И не увижу, как растёт. В любом случае, ты сама надолго? Успею я тебя застать? И с чего ты вдруг?
— Вот приедешь, я тебе всё расскажу.
— А ты Его видела?
— Нинка, ты не исправима.
— Ладно-ладно, не бузуй. Я просто… Даже не знаю. Это мой любимый роман, — Нинка усмехнулась. — Оставайся у меня, сколько тебе угодно. Наша с тобой бывшая комната свободна. Ты сама знаешь, где ключ. Ребят только не сильно стесняй.
— Пф… да я разве кого-то когда-нибудь стесняла?
Парни вновь переглянулись. Ну, как бы… Толик был крайне недоволен возможным соседством, но возникать не хотелось, потому что найти квартиросъемщиков — не проблема. А вот отыскать квартиру в центре Петербурга с винтажным шиком за 15 тысяч — это невозможно. Формально ребята снимали комнату, но по факту — хозяйка в квартире практически не жила. Да и Нина Ивановна была не последним человеком в творческой элите города. Порой связи важнее комфорта. Поживёт с ними немного сварливая старушенция, зато потом у хозяйки можно будет попросить выступить на одной из её выставок. Впрочем, петь всё равно нечего. Толик погрузился в тоску, а Любовь Михална уже прошла рассматривать свои новые (или надо сказать «старые»?) апартаменты.
Это была не комната, а фильм из прошлого. Реальность ушла от Любови Михалны, и она уже была не старухой, а 18-летней студенткой Любочкой, которая за ногу стаскивала подружку на первую пару по цвету. Удивительно, что за столько лет Нина совершенно не изменила антураж этой комнаты, наверное, для неё она тоже много значила.
«Здесь чувствуется романтика белых хлопковых трусов», — так рассказывала мне Любовь Михална. Позже она объяснила, что в этих трусах в СССР делали все. А когда в квартире живут одни девчонки, то только и мелькают белые попы. Они с Нинкой любили по вечерам долго рисовать так в труселях, а с утра и пить чай в том же виде. Целая эпоха. Любовь Михална с трепетом провела рукой по развешенным эскизам, время их, конечно, очень потрепало. Но парочку она даже узнала — это были её рисунки. Вернее, не её, уже давно не её: то были наброски юной девушки с копной чёрных волос, которые она закалывала то кистью, то карандашом. Любовь Михална очень давно не ощущала себя этой девушкой. Она не чувствовала, что самая лучшая часть прошлого принадлежала ей. Старухе вспомнилось лицо девочки из вагона и старательно заточенный инструмент художника.
Любовь Михална легла на одну из кроватей, только сейчас почувствовала, как гудели ноги. Но хоть вырвите их с корнями, так хорошо и сладко, что глаза сами закрываются, а на лице появляется блаженная улыбка. Какая короткая, но счастливая молодость была у Любови Михалны.
Глава 7. Как мы жили — не тужили… и чуть не поубивали друг друга
Жить с двумя парнями-холостяками, у которых «беды с башкой», как говорила Любовь Михална, то ещё удовольствие. Старуху раздражало буквально всё. Она уже отвыкла от разбросанных носков и забитой грязной посудой раковины. Ивана она приучила к порядку в младенчестве. Он даже если писался в памперсы, то в определённом месте. Малышу и года не было, а порядки знал. Мать его не била, но так смотрела, что стыдно становилось мгновенно.
А тут взрослые мужики, которые не могут запомнить, что для вещей человечество придумало шкаф, а не кресло. Оно для другого предназначено. Про стульчак можно просто забыть — проще его и вовсе снять, чем постоянно за пацанами опускать. В туалете волновала другая проблема…
— Мать твоя француженка! Втулку кто выкидывать за тобой будет? Старуха Любовь Михална?
— А что такое втулка? — спросил Витася.
Любовь Михална кинула оставшуюся от туалетной бумаги картонку прямо в лицо парня.