Золотая бабушка

***

Когда Люба вернулась домой, то Нинка тут же подскочила к ней с расспросами. Если уж честно, она ждала подругу весь вечер. Минуты казались ей часами, а часы — даже не днями, а неделями! Но вот она здесь, наконец-то можно поговорить.

— Как всё прошло? Целовались? — девушка заглядывала Любе в глаза, пытаясь разглядеть в них все ответы.

— Прошло хорошо, не целовались. Придумала ещё!

— Почему не целовались? — искренне расстроилась Нина, но Люба не ответила, а только опустила глаза в пол. — Ага! — поняла Нинка. — Почти поцеловались! А чего случилось?

— Юра помешал…

— Серьёзно, — Нина разочарованно закатила глаза. — У него какой-то талант появляться в самом неожиданном месте, и всё портить.

— Небеса наградили его двумя талантами: художественным и разгильдяйским.

— Да ладно тебе! Какой художественный. Твой Пашка делает лучше скульптуры.

Люба мечтательно подняла глаза, словно через потолок видела ночное небо и огромную жёлтую луну. Да, её Пашка делал удивительные вещи. Её Пашка. На вкус эти слова, как клубничный йогурт.

— А чего Юра… — Нина неловко потёрла одну ногу об другую. — Он где-то вас застукал?

— Можно и так сказал. Мы в «коробку» пришли, а он там спал.

— Как спал? — удивилась Нинка.

— Ну, вот так. От Оксанки бегает.

— Когда ж он её бросит… — тяжело вздохнула Нина. — Чай будешь? Там обо всём и расскажешь, а то стоим тут, как два пня.

— Нин, ну, я устала.

— Никаких я устала! Ничего не знаю! Садишься на стул и докладываешь всё в деталях. Ты слышишь меня? В де-та-лях.

Люба улыбнулась. Это было не в её правилах делиться чем-то настолько сокровенным — она была человеком строгим и принципиальным. Но если честно, ей так не терпелось обо всём рассказать Нинке. Ей так хотелось вспомнить весь этот вечер снова, как будто от этого он оживёт и сядет вместе с ними на кухню с высокими потолками, достающими, кажется, до самого космоса. Сядет и останется рядом навечно. «Навечно», — девушка вновь просмаковала это слово. Теперь оно звучало в её голове лишь голосом Пашки.

Глава 10. За масками скрываются живые люди. Не осуждайте

Проснулась Любовь Михална в дурном расположении духа. По привычке встала, накрасилась, завязала тугой пучок. Но толку от этих манипуляций не было. Через минуту она обо всем забыла и взглянула на себя в зеркало с удивлением, словно человек за стеклом ей совершенно не был знаком. Старуха не могла понять: а кто эта ведьма с подведенными глазами и коралловыми губами? Любовь Михална вся была поджатая, словно съела целый лимон, ничем не запивая.

Зеркало на миг превратилось в экран, на котором началось слайд-шоу с ее старыми фотографиями. Она видела то время, когда еще была счастлива. Мимо проносились кадры с черноволосой девочкой, которая обнимала своего первого друга — лабрадора Чарли. А вот та же девочка, но постарше, стоит вместе с мамой и бабушкой в поле. Ребенок хмурится, потому что фотография ей не нужна. Ей нужны божьи коровки, ползающие по листикам, гора сена, в которой можно повалятся, пока взрослые занимаются скучными взрослыми делами.

Девочка повзрослела. Теперь она пионерка, но это ее не очень волнует. Она сидит за мольбертом, гордо держа в руках кисти и краски. Теперь она художник. И эта «игра» продлится еще очень долго. Так долго, что ныне девушка поступит в Репина и сфотографируется на фоне академии. И отдельно сфотографирует Минерву на здании, как символ того, что в жизни возможно достичь всего, а талант — это лишь упорный и кропотливый труд над собой.

А экран листает дальше, пропуская неприятные эпизоды. Ну, были и были, Любовь Михална их и так хорошо помнила, часто мысленно возвращалась в прошлое, а порой мысли не давали спать. Момент, где студентка забирает документы из вуза, опустим. Вот Люба вернулась к маме в родной город и встретила будущего мужа Сашку. На фотографии девушка хмурится, а парниша над ней смеется. Его часто забавлял серьезность Любочки. Сам-то Сашка балагур. И вот уже свадьба. И новый дом. Родился сын. Повысили на работе. На последней фотографии Любовь Михална уже превратилась во взрослую женщину, но еще не начала из-за этого переживать. Она на природе, греет руки у костра, а рядом Сашка подкидывает дров. Что случилось с этой красивой женщиной после тех шашлыков? Куда подевались краски пионерки? Лишь хмурый взгляд остался, но отяжелел и огрубел.

Любови Михалне все стало неприятно: зализанный пучок, стягивающий волосы так, что постоянно болела голова; черная подводка на глазах, не разрешающая плакать; блеклая одежда; тоскливая жизнь. Она вспомнила, как всего день назад смотрела на двух ребят, которые сделали шаг на пути к цели. Они мечтали. Ведь всегда лучше человек мечтающий, чем тот, который навсегда покинул собственную жизнь. Старуха плюнула в зеркало. Она включила воду и неистово начала тереть лицо. Любовь Михална прикладывала столько усилий, что было испугалась: как бы щеки не слезли с нее окончательно, оставив лишь черепушку без кожи. Взглянув в зеркало, Любовь Михална искренне удивилась. Она не узнавала эту старуху. Это была женщина. Очень зрелая, но женщина.

Конечно, в ней и читались прежние полуазиатские черты лица — красота северного народа. Спасибо, мамочка! Спасибо за гены! Любови Михалне казалось удивительным собственное лицо, веки будто тяжело опускались вниз и из некогда европейских глаз превратились совершенно в азиатские, а скулы так и стремились вверх. Любовь Михална больше не узнавала в зеркале Любовь Михалну, в зеркале на нее глядела Любочка.

Она с чувством стукнула по умывальнику.

— Тоооолик… — послышалось из ванной, парень хотел подняться, но тут же свалился обратно на диван. Любовь Михална зашла в комнату с небрежно завязанными в узел волосами и совершенно не накрашенная.

— Ч…ч…а…

— Сбегай за Олей. Она говорила, что у нее краски с собой.

— Ч…

— Ты по-русски разучился говорить? Гамбаттэ кудасай. Ямэ насай. Или че там твои мультяшки говорят в таком случае? Краски, говорю, тащи. Витася! Витася! Сбегай к Оле и принеси мольберт. Витася, а то Толик дурак очкастый, — она хотела развернуться и выйти из комнаты, но затормозила и резко обернулась. — Вы, ребята, пока этого не поймете. Но не бойтесь тереть лицо мочалкой и душу то же.

Витася коротко кивнул и метнулся за дверь. Что было тогда в голове у Витаси сложно понять, вот только мольберт он притащил за 118 секунд. Я же притащилась вместе с Витасей. Метаморфоза Любови Михалны меня не слишком удивила, потому что на то я и профессионал, чтобы увидеть человека под всем тем, что общество на него навешивает (да и он сам). Однако сейчас я всегда вспоминаю этот день, когда начинаю паниковать и пугаться чего-то нового. Поразительно, что человек в таком почтенном возрасте сумел резко изменить себя. Любовь Михална не побоялась, не сомневалась. Снесла всю прежнюю жизнь за каких-то 20 минут в ванной.