Золотая бабушка

Взобравшись, мы действительно увидели одинокий дом. И там даже был человек. Самый настоящий, а не какой-нибудь циркач или мифологическое чудо-юдо с лысой головой. Увидев нас, он растерялся.

— Здрасьте, а вы кто?

— Забор покрасьте, а вы? — сказала Любовь Михална, но потом присмотрелась. — Погодите-ка…

Из-за спины женщины вышел Кислый, который радостно обнял лесничего.

— Здравствуй, друг, — сказал Кислый.

— Привет-привет, — лесничий был приятно удивлён.

— Не может быть! Ты меня зачем сюда привёл! — Любовь Михална слезла с саней и принялась дубасить Кислого кисточками. — Ты это специально, да?

— Брось, Люба, — мужчина закрылся руками. — Это единственное место, где мы можем переждать грозу.

— Что? — глаза у лесничего округлились. — Не верю! Это призрак? Любава! Дашь ручку поцеловать?

— И тебе достанется, если будешь меня бесить.

— Столько лет не виделись, а ты такая недружелюбная, — расстроился лесничий. — Привет, молодёжь. Меня Юрий Степанович зовут. Я тут в домике живу, ну, присматриваю вроде как за лесом, ага.

Мы все тоже представились. Несмотря на то, что Юрий Степанович друг Кислого уже очень долгое время, я никогда с ним не встречалась раньше.

— Странно, а почему вы никогда не приходили к нам в гости? — спросила я.

— Понимаешь, Оленька, — Юрий Степанович побледнел, — вы же живёте вместе с тёткой, да? У нас с Оксаной сложные отношения…

— Дайте угадаю, — Любовь Михална скрестила руки, — ты вот уже пятьдесят лет прячешься в этом лесу от Оксанки?

По выражению лица Юрия Степановича стало ясно, что Любовь Михална попала не в бровь, а в глаз. Он виновато попятился к стене.

— А ты откуда ко мне, Паша? — старик попытался сменить тему.

— У циркачей же был. Надо был обговорить детали скульптуры.

— Тьфу! Понятно. Всё время забываю об этих дуралеях. Надо ж было додуматься цирк в лесу развести, — хлопнул по голове Юрий Степанович.

Тут мы с Толиком переглянулись. А ведь правда. Какой вообще цирк… Откуда дрессировщик этот с медведицей взялся…

— То есть мы останемся у него? — Любовь Михална недовольно приподняла бровь.

— Извольте-с, место найдём, — Юрий Степанович шутливо поклонился. — Ладно тебе, Любава.

Женщина вздохнула, но всё же вошла внутрь, а мы — гуськом за ней. Юрий Степанович начал обхаживать Любовь Михалну. В своей манере дурака-весельчака он ей то стул пододвинет, то водички принесёт да в глаза заглядывает. Я бросала короткие взгляды на Кислого. Выражение его лица было спокойным, но вена на шее взбухла. Ему не нравилась активность Юрия Степановича. Но что он мог поделать?

Помню, как это меня поразило. Не то чтобы я считала Любовь Михалну непривлекательной. Для меня было странно осознавать: старики — тоже люди. Они ухаживают за женщинами, которые им понравились, ревнуют этих женщин, им хочется любить. Наверное, они иногда тоже встречаются, ну, как парочка. Что они делают? Гуляют по парку? Целуются?

Я взглянула на Любовь Михалну с другой стороны. Сначала она была для меня колоритной бабушкой с богатой историей. Но сейчас я смотрела на неё, как на простого человека без возраста. И она была интересной, красивой. Неудивительно, что Любовь Михална волновала мужские сердца и невольно заставляла кавалеров выпрямить спины рядом с ней. Она смотрела на Юрия Степановича небрежно и с лёгким высокомерием, как бы говоря, что она ему и не по карману, и не по уму.

— Давно ты тут живёшь, Юра?

— Как из академии выпустился. Сначала так… Ради смеха. Лепилось здесь хорошо, а работы почти нет. Сидишь, охраняешь заповедную зону, понимаете ли. Тут зверюг трогать нельзя и ещё с полсотни растений.

— Приятная работа.

— Приятная, — Кислый наконец подал голос. — Ну-ну.

— Ой, не начинай, — буркнул Юрий Степанович.

— Выкаблучиваешься тут, а я молчи?

— Чего сейчас об этом говорить? — отмахнулся Юрий Степанович.

— Да я устал тебе уже тридцать лет одно и то же говорить, — Кислый нахмурился.

— Так не говори, — плюнул Юрий Степанович

— Давно надо было тебе в скульптуру вернуться. Ты самый талантливый скульптор из всех, кого я знаю. Но самый невыносимый остолоп.

Увидев сердитое лицо своего старого возлюбленного, Любовь Михайловна хихикнула.

— Какие же вы одинаковые, — женщина тепло улыбнулась и посмотрела на меня.

— Вы обо мне? — я искренне удивилась.

— О точно! — подхватил Толик. — Сразу видно, что родственники. На меня Оля недавно наорала.

— Ничего я не орала.

— Орала-орала, чтобы я песни выпускал.

— Да потому что вы такие талантливые, но ведёте себя как два остолопа, — я непроизвольно закрыла рот, когда поняла, что повторила слова отца.

— Вот это ты и сказала! — уличил меня Толик.

— Ты ведь моя дочь, — как-то неловко произнёс Кислый.

После этого Любовь Михална наконец решила достать настойки Лёли и заставила Юрия Степановича всем налить. И пока он хлопотал по хозяйству, она в первый раз наконец по-серьёзному поговорила с Кислым, предварительно выгнав молодёжь (и меня в том числе) в другую комнату. Мы брыкались, мы сопротивлялись. Но вы уже знаете, какая она, Любовь Михална. В общем, приложились ухом к двери — мало что слышали, но старались. Воспроизвожу не дословно, уловив суть.

— Я удостоился разговора? Надо же.

— Не ёрничай.

— Ты мне отвечаешь, только когда я ёрничаю.

— Справедливо, — Любовь Михална вздохнула. — Знаешь, Скульптор, я уже тоже начинаю думать, что наша встреча — судьба. Но ты не обольщайся. Это лишь значит, что мне необходимо сделать кое-что прежде… Хм, — она замялась. — В общем, что с тобой не так? Ты уже старик. А до сих пор ведёшь себя, как мальчишка.

— Ты о моих провокациях? Да, прости. Задевает меня твоя холодность. Всё-таки не чужие люди.

— Нет. Чужие, Скульптор. Самые чужие. Но я хотела не об этом с тобой поговорить, — Любовь Михална откашлялась. — Ты видишь, что твоя дочь ходит за тобой по пятам? Что она заглядывает тебе в глаза, что она хочет, чтобы ты обратил на неё внимание? Почему ты с ней холоден?

— С чего ты решила, что я холоден к Оле, — он опрокинул стакан залпом.

— А по ней всё видно. Да и по тебе. Вы оба — книги открытые. Всё по лицу читается. Да и она мне говорила, что хочет твоего внимание. Если честно, то ей просто не повезло родиться в вашей семье. Оля — очень нежный ребёнок, который мечтает о большом семейном счастье. Но родилась она у увлечённых художников, к её большому несчастию. Бывает и такое.