Золотая бабушка

— Ты спустя пятьдесят лет приехала, чтобы уличить меня в том, что я плохой отец? — спокойно спросил Кислый.

— Возможно. Но ты не серчай. Я ведь тоже плохая мать, — и Любовь Михална опустошила стакан за раз.

— Я боюсь говорить со своей дочерью, потому что я с самого начала думал, что буду плохим отцом. Какие дети? Им, наверно, нужно какое-то внимание. Нормальные советы. Здоровые родители. А ты и сама знаешь, что у меня нездоровая голова. Что я впадаю в разные маниакальные состояния. Если мы будем тесно общаться, то я сделаю ей только хуже, — громкий глоток. — А в чём твоя проблема?

— Сын не смог оправдать мои завышенные ожидания, и я теперь не могу его понять, признать и узнать таким, какой он есть. А времени у меня и нет.

Любовь Михална и Кислый чокнулись.

— Люба, ты стала ещё красивее, — начал было Кислый, настроившись на романтичный лад.

— Эй, дети, — Любовь Михална проигнорировала порыв Кислого, — заходим! Толик, Витася, расчехляйте гитары. Чувствую, самое время.

Мы ввалились обратно. Юрий Степанович тыкал Кислого и посмеивался. Мол, вот и тебя отшили. Самого Павла Кислого!

Тем временем Толик с Витасей достали гитары, которые покорно лежали всё время в чехле, ожидая своего выхода на сцену. Вы замечали, когда в компании достают гитару, то у вечеринки сразу появляется какое-то очарование. Что-то магическое есть в этом незамысловатом инструменте.

Я уже засыпала, вишнёвая настойка дала-таки в голову. Остальные звуки перестали существовать кроме голоса Толика: «Ветер гонит стаи листьев по небу, нагие ветви подняты, как руки у тебя. Даришь мне букетик одуванчиков и говоришь: «Храни его… Иначе я умру». Как же донесу домой подарок твой, я на таком ветру…».

В полусне мне казалось, что я — семя одуванчика, лечу по серому небу. Мне одиноко, я не могу дотянуться до солнца: оно скрылось за тучами, потерялось в серости. Вернётся ли оно? Мое солнце, я скучаю.

Как мне нравилась эта песня.

Любовь Михална смотрела на Кислого, наконец улучив момент, когда он сам не сверлил её взглядом. Она думала о том, что как же ей хотелось заплакать у него на плече, как раньше. Как хотелось вернуться в молодость, вернуться к своему Пашке. Это был, конечно, не он. Это был совсем не её Пашка. Только пах он так же, и от этого кружилась голова. Она чувствовала, что букет с одуванчиками всё-таки до дома не донесла.

Глава 12. По теории вероятности, некоторые желания должны сбываться

Меня одолела любовная болезнь. Я это просто ненавижу, особенно её внезапность. Как цунами, любовная болезнь сносит все твои прежние ориентиры. Ещё вчера ты был подающим надежды, а уже сегодня сброшен со скалы.

Я проснулась с ощущением, что моя жизнь теперь не будет прежней. Сердце ныло, истязая душу. Вышла из комнаты, куда меня перенесли ночью. Я хотела немедленно увидеть Толика. Нервничала. Дыхание сбилось, поэтому пришлось считать вдохи и выдохи: раз, два, три, четыре… Задержала… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Лучше не стало.

Толик стоял у тумбы и тёр глаза. Я смотрела на это, вновь задыхаясь.

— О, привет. Я тебя не заметил, — сказал парень. Конечно, он меня не заметил, я же неподвижно пялилась на него, словно сталкер. Стыд и позор. — Хочешь кофе? — добавил, а я кивнула. — Тут, правда, только растворимый.

— Растворимый замечательно, — бормотала я, — бриллиант, алмаз, ни дать ни взять.

Речь шла на автомате, я была не в сознании, а думала о том, что вся моя жизнь теперь пойдёт наперекосяк. Надо сказать, что в моей голове и так было мало порядка. Я пыталась найти и осознать себя, пыталась понять отца, пыталась нащупать жизнь. Вступать в любовные перипетии означало поставить крест на всех этих делах. Оставалось только надеяться, что это лишь временное помешательство, потому что у меня давно никого не было. Знаете ли, учеба в художественной академии выжимает все соки, нет там место для чувств к человеку (только к холсту).

— Первый раз слышу, чтобы кто-то называл растворимый кофе бриллиантом, — Толик улыбнулся, я не улыбалась. — Эх, пора бы возвращаться в Петербург, надо записать песню. Знать бы только где.

— У меня друзья держат студию звукозаписи, — не задумываясь, произнесла я.

Вот уж счастливое стечение обстоятельств. Каков был шанс встретить в глуши художницу, входящую в творческую тусовку Петербурга? Звучит так, словно я важная шишка, хотя это совсем не так. Благодаря тому, что я всё-таки учусь в Репина, и мой отец знаменитый скульптор, а мама тусовщица-дизайнер, я знакома со многими интересными личностями, которые находят общение со мной приятный. Странные.

А тут я ещё и оказалась в ситуации, когда из-за своих чувств не могу отказать Толику. Пусть хоть весь мир взорвётся, я выполню всё, что он прикажет.

— Ты, наверное, шутишь… — Толик тоже не поверил в такое удачное стечение обстоятельств.

Петербург просто такой город. С самого его основания он притягивает творческих людей, и относительно Москвы город на Неве очень мал. Тут сложно не обзавестись хорошими связями и не найти то, что тебе нужно. Достаточно следовать трём правилам:

Что-то из себя представлять;Быть немного сумасшедшим для знакомств в неожиданных местах;Быть красивым или «в стиле».

Первое довольно субъективно, однако и у него есть мерила. В каждой сфере свои регалии и достижения. Художник должен где-то выставляться, подойдёт граффити на фасаде здания, но только не менее значимое, чем Хармс на Маяковской. Ныне рисунка уже нет, царство ему небесное. Злостные коммунальщики всё закрасили. У актёра должен быть перфоманс, облетевший весь интернет. У музыканта — приличное количество успешных квартирников.

Но даже с граффити под мостом у художника появляются связи, как и у музыканта с отличным голосом. Вопрос только в том: продолжат ли они действовать. Дерзнёшь ли воспользоваться новым знакомством? Али тварь дрожащая? Ну, вы поняли.

— Через четыре дня мы с ребятами встречаемся в их студии. И я смогу уговорить их выделить вам немного времени. Бесплатно. Но придётся отработать быстро, — предложила я.

Толик вытаращил на меня глаза.

— Они согласны, — вдруг сказала Любовь Михална, которая зашла в комнату. — Чего стоять, сиськи мять. Песня красивая. Ещё пару набросков, знаю, у вас есть. Достаточно для этого… Тьфу ты, как оно? ИП?

— EP.

— Ипи, морду протри да вали песни пиши. Пошлите уже вон отсюдава. Вот где мне этот придурковатый лесник и его дружок, — она приложила руку к горлу.

— Я уже «дружок», повышение, — хихикнул кто-то, мы все обернулись. Оказалось, всё это время на кресле сидел Кислый и наблюдал за тем, что происходит. Мне стало жутко неловко, так как он оказался свидетелем моего «сталкинга». Придётся его убить, что ли. Эх, жаль, не смогу всё-таки найти общий язык с папой.

— А меня понизили до лесника, — иронично добавил сидящий рядом. Юрия Степановича тоже никто не заметил…