Золотая дева

Она уже совершенно успокоилась. Какие бы планы ни питал в отношении этого вечера хозяин, ее жизни явно ничто не угрожало. Пока. А коли Кривцов планирует ее грузить или настраивать – то пусть старается, сколько ему угодно. Выслушать – выслушаем, но решение все равно будем собственным мозгом принимать. Она – не Кася. И не Настя. Кстати, любопытно было бы узнать…

И Маша, ловко выковыривая из раковины скользкую улитку, небрежно поинтересовалась:

– Макар Миронович! Можно один вопрос? Не очень корректный?

– По поводу?

– По поводу того интервью, что ваша прежняя няня дала…

– Сколько я ей заплатил? – хмыкнул Кривцов.

– Нет. Я чужие деньги не считаю, – покачала головой Мария. – Я про другое. Про фигуриста. Это правда, что Елена Анатольевна с ним… ну, развлекалась прямо в вашем доме, в спальне?..

– А почему вас это интересует? – внимательно взглянул на нее хозяин.

– Ну, я же все-таки няня! – усмехнулась в ответ она. – А няням всегда знать любопытно насчет чужих постелей, чужих измен и прочей «Санта-Барбары».

– А вы у Лизы спросите, – небрежно посоветовал он. – Настя ведь в своем интервью на нее ссылается…

– Зря вы меня провоцируете, – пожала плечами Маша. – Вы прекрасно понимаете, что я не стану задавать такие вопросы ребенку. Тем более дочери человека, на которого я работаю.

– Да. Я в очередной раз убеждаюсь, что вы неглупы, – констатировал Кривцов.

– Спасибо. Так что насчет адюльтера? Неужели Лиза все это видела?!

Хозяин грустно кивнул:

– К сожалению, да. И в этом – вся Елена. Вроде бы умная, расчетливая, осторожная. Но, когда дело касается чувств, она частенько забывается… Ну, казалось бы: есть у тебя любовник, так и пожалуйста! Встречайся с ним тихонько где-нибудь на нейтральной территории. Но ей же обязательно надо было дома! В супружеской постели! И даже дверь не заперла…

На его лице проступала искренняя скорбь.

«Ты, конечно, не такой, – мелькнуло у Маши. – Ты своих девок трахаешь безопасно, в саунах… и постель у вас не общая!»

А Макар Миронович продолжал свою исповедь:

– Знаете, Маша… простить можно все, что угодно. Кроме ситуации, когда бьют по самому больному. Демонстративно показывают: ты – ничто. Полный ноль. Поэтому я и принял решение о разводе. Хочу прожить остаток жизни спокойно. Не боясь, что в меня выстрелит очередное Еленино безрассудство или глупость.

– Но почему нельзя развестись по-тихому? Как говорит моя мама, интеллигентно? Зачем выволакивать на свет божий все эти гнусности? – осторожно произнесла Маша.

– А что мне оставалось делать? – горячо возразил Кривцов. – Как еще добиваться своего?! Вы что, с нашим законодательством замечательным незнакомы? Все это исключительно ради Лизы. Ведь при интеллигентном разводе ребенка всегда оставляют матери. Так принято. Пусть мать не любит его. Не занимается им. Бьет. Ребенка – общего! – все равно отдают ей. Лишь потому, что она – его родила. Хотя по мне – вы для Лизы куда лучшей матерью были бы, чем Елена!

Он схватил свой бокал. Залпом выпил. Рука его, Маша заметила, подрагивала. Явно переживает мужик. Но все равно странно, что делится своими переживаниями с ней. Молодой няней. Почти посторонним человеком…

Кривцов, не дожидаясь официанта, вновь наполнил свой бокал. Добавил вина Марии. Взглянул ей в глаза. И сказал:

– Я хотел бы все-таки произнести свой тост. И выпить за совсем особую женщину. Замечательную. Уникальную. Выпить – за вас. Вы пришли в чужую семью. К чужому ребенку. Ребенку, что скрывать, избалованному, капризному. Я гадал: через сколько дней вы сбежите? Потому что знал: те выходки, какие моя дочь позволяла себе с Настей, вы терпеть не станете. У Лизы знаете какое любимое развлечение было? Требовала у прежней няни, чтобы та сажала ее к себе на спину и таскала по всему дому. Это у нее называлось «игра в лошадку». Настя вся потная. Еле бредет, задыхается. А Лиза только покрикивает: «Н-но! Быстрей! Галоп!» И та носила ее чуть не по часу…

– Я в курсе, – усмехнулась Маша. – Лиза и меня на эту игру подбивала.

– И что – сыграли? – хитро поинтересовался хозяин.

– Нет, – покачала головой Маша. – Я Лизе предложила: сначала я на ней покатаюсь. Она возмутилась, конечно. Говорит: тебе платят – значит, ты и лошадь. Ну а я ей в ответ: «А у тебя сертификат есть?» Она мне: «Какой?» – «Как какой, говорю. Сертификат, что ты конную школу окончила. И с лошадью обращаться умеешь. Знаешь, как ухаживать за ней, как с упряжью управляться…» Лиза, между прочим, очень заинтересовалась. И мы с ней договорились: как снег ляжет, я ее обязательно на ипподром отвезу. И выездке она начнет обучаться… Если папа, конечно, позволит.

– Пять баллов! – оценил Кривцов. – Но вы прервали мой тост. Я хотел бы выпить за истинных женщин. А истинная женщина, по моему глубокому убеждению, это не красавица. Не умница – хотя вы, без сомнения, и прекрасно выглядите, и, безусловно, умны. Истинная женщина – это та, что любит детей. И живет не ради себя – ради них. За вас, уважаемая Мария Николаевна… – он легонько коснулся ее бокала.

Тихонько звякнул хрусталь. Глаза Макара Мироновича полыхнули.

– Спасибо… – пробормотала Маша.

Кривцов грустно добавил:

– Я, конечно, лукавлю. И на самом деле очень хотел бы вас соблазнить. Жаль, что я уже стар и, конечно, не представляю для вас ни малейшего интереса…

– Да ладно! – хмыкнула Мария.

Пряное, хмельное вино мгновенно ударило в голову, и она с вызовом добавила:

– Можно подумать, ваши девочки намного меня старше!

– Не старше, – улыбнулся Кривцов. – Но вы зря спорите. Я прекрасно понимаю, что вы – в отличие от них – никогда не станете растрачивать свою жизнь на то, чтобы захомутать олигарха.

«Ты-то мне точно не нужен!» – промелькнуло у Маши.

Может, сама идея выйти замуж за миллионера, пусть и за старика, неплоха. Но только не за Кривцова. Он кажется нормальным мужиком – когда говорит тебе комплименты в дорогом ресторане. Но перед глазами до сих пор стоит потерянное лицо его жены. Елены Анатольевны. Когда та переминалась с ноги на ногу перед захлопнутыми воротами собственного дома и что-то горячо говорила в домофон…

Хотя надо признать: коли Макар Миронович берет на себя труд кого-то очаровать, получается это у него безупречно.

…Весь остаток ужина они проболтали о пустяках – о погоде, очередном финансовом кризисе, что будет с долларом. Много говорили про Лизу, и в вопросах, что задавал Кривцов, чувствовался искренний интерес. И подлинная, такую не сыграешь, любовь к дочери.

Вот и разбери: кому сочувствовать? Отцу? Или матери?

Да, ту изгнали из дома. Но отреагировала на это Кривцова по меньшей мере странно. Даже не попыталась обойти Макаровы заслоны, все-таки увидеться с дочерью, просто поцеловать ее, прижать к груди… И за это няня ее осуждала.