Золотая Кровь

— Прям вот так? — растерялся я.

— А как ещё? Садись и рисуй.

— Но я раньше только на доске рисовал. А нога — не плоская.

— Я знаю. Не глупая.

Так и не дождавшись другого ответа, я сел на пол и закатил правую штанину. Узор я решил нарисовать на внешней стороне голени. Раз дед и Ната спокойны — значит, все Огранцы так делают.

“Алиса, как думаешь, Луиза может удалённо воздействовать на вирус в лёгких?”

Сомневаюсь. Но учитывая специфику мира — было бы не удивительно.

Тётя убеждена, что при ней никто не посмеет меня тронуть, а вот я в этом не уверен. Ната защитит меня от прямой угрозы, но вот если Луиза, скорее всего, и отравившая меня, может удалённо воздействовать на вирус в моих лёгких — мне конец.

Михаил подошёл ко мне и встал рядом.

— В гульей яме есть другие Огранцы и Чернокнижники? — спокойно спросил я, выпуская из пальцев иглы.

— Да.

Я мысленно выдохнул. Отлично. Там я и найду свою новую жертву, как бы ужасно это ни звучало.

— Ты же понимаешь, что рисовать на своём теле — это не то же самое, что рисовать на Гранёной Доске? — услышал я Михаила. — Тем более ты из-за Белого Пера не знаешь сопротивляемость своего чакротела. Тебе нужно быть втройне внимательнее, когда начнёшь. Помни, что каждая линия на чакротеле высекается на твоей кости.

— А если я ошибусь? — я сглотнул.

— Тогда молись Богине Аннабель, чтобы узор оказался мёртвым, — строгим голосом ответил Михаил. — В таком случае он будет только место на твоих костях занимать, не более.

Я не стал спрашивать, что случится, если узор окажется живым.

— У меня мало чакры. Ничего? — спросил я.

— Много и не надо.

— А глубина укола какая? Толщина чакроиглы?

— Это ты поймёшь, когда начнёшь рисовать. У каждого Огранца своя чакра, как и сопротивляемость чакротела. Фактор ширины и глубины линий невозможно просчитать.

Ну, вполне вероятно, остальным Огранцам и невозможно. Но у меня-то есть Алиса. Научиться бы ещё пользоваться её возможностями с максимальной пользой… Я сосредоточился на ноге, прогоняя чакру по всему телу и концентрируясь на чакротеле.

— Постарайся немного приплюснуть чакротело в месте рисования, — подсказала Ната.

Я так и сделал. Получилось почти плоско, прям как на доске. Вот почему Ната так уверена, что у меня всё получится.

— Сперва поставь первые точки рисунка, — указал Михаил. — Ты должен почувствовать, как твои чакроиглы срезонируют с чакротелом. Попробуй за эти секунды понять его сопротивляемость. И помни, чем быстрее ты нарисуешь — тем выше будет чистота узора. А если не успеешь вовремя — испортишь узор.

Я глубоко вздохнул, настраиваясь. Алиса уже раз десять прогнала перед моими глазами ход линий рисунка. И в процессе она, если что, укажет мне на ошибки. Алиса видит гораздо больше, чем я. Думаю, вместе нам будет не так уж и сложно нарисовать узор со стопроцентной чистотой.

Я поднёс чакроиглы к ноге. Рисовать я буду семью пальцами — три на левой руке и четыре на правой. Алиса посчитала, что в таком случае эффективность приблизится к максимальной.

Итак, начали. Я вонзил чакроиглы в чакротело. Думал, что будет больно, но ничего не почувствовал. Ощущение, как если бы ткнул иголкой в руку, которую сильно отлежал, — онемение, но без боли. Чакроиглы вошли вглубь на несколько сантиметров, и я почувствовал, как они будто сливаются с чакротелом. Пора.

Мои пальцы задвигались, вычерчивая идеальный узор Укрепления Тела. Благодаря практике на Гранённой Доске, я только на мгновение замешкался, когда начал рисовать. Но тут же привык к сопротивляемости чакротела, и дальше дело пошло как по маслу. Редкие комментарии Алисы облегчали рисование.

Когда тридцать процентов узора было нарисовано, я почувствовал неладное. Меня начал душить кашель, в груди закололо.

Арчи, вирус прогрессирует, — раздался в голове сосредоточенный голос Алисы. — Но прерывать рисунок нельзя. Терпи.

Пальцы продолжили рисовать, но замедлились. Сорок процентов узора.

— Кх-х-х.

Я сдержался, подавив сильный приступ кашля. Из носа, прямо на форму, закапала кровь. Грудь жгло так, будто к лёгким приставили раскалённый утюг. Каждый вдох казался пыткой. Пальцы начали подрагивать. Я чувствовал, что не выдерживаю. Пятьдесят процентов.

Когда окружающий мир поплыл, превращаясь в размытое пятно, я почувствовал тепло на спине и дышать стало легче.

Арчи, соберись. Ещё немного. Нельзя прерывать узор!

Слова Алисы помогли мне собраться. Я ускорил начертание узора. Семьдесят процентов. Восемьдесят.

— Кх-х-х…

Резкий приступ кашля накатил волной, я едва сдержался, чтобы не закашляться. Из носа потоком полилась кровь, глаза выпучились от напряжения. Пальцы задрожали ещё сильнее.

Я продолжал рисовать узор. Перед глазами всё расплывалось, грудь жгло невыносимо, но я продолжал рисовать. Голос Алисы звучал приглушённо, будто через пуховую подушку. В голове билась только одна мысль: нельзя прерывать узор!

Девяносто процентов. Приступ уже прошёл, изо рта тоже полилась кровь. Тёмная такая, нехорошая. Но мне полегчало.

Девяносто пять процентов. Зрение восстановилось, я смог, наконец, вдохнуть полной грудью.

Сто.

Чакроиглы на моих пальцах исчезли, я завалился на бок. Точнее, чуть не завалился — меня подхватили чьи-то руки, а в зубы кто-то вложил дощечку, обитую кожей. А дальше я почувствовал, что значит — узор высекается на кости. Боль была адская.

Я стонал, изо всех сил сжимая зубами дощечку. Из глаз текли слёзы из-за болевого шока. Ногу будто молотком расхреначили. Неужели после завершения каждого узора придётся проходить через такое?!

Боль ушла резко и полностью, будто её и не было. Меня сразу стошнило. Краем глаза заметил зелёное свечение — полегчало. Я с трудом сел и увидел сосредоточенное лицо Виктора. А он как тут оказался?

Наталия приказала позвать его, как только появились первые признаки приступа, — подсказала Алиса. — Он сильно помог тебе сдержать кашель.

— Арчи, — сбоку раздался тихий, чуть подрагивающий голос тёти.

Я закрыл глаза. Как же мне это надоело.