Золотая Ослица

Боже, что тут началось! Он кидался на стены, бился головой о дверной косяк, рвал на себе волосы - и почти все вырвал. Лысый, сгорбленный, внезапно ссутулившийся, он подполз к моему креслу и замахнулся кулаком. Я резво соскочила со своего мимолетного пьедестала и убежала в угол, где стоял австрийский рояль.

Господин о плюхнулся в кресло сам и вступил в жестокую рукопашную со своим крупным зверем. Это длилось, кажется, часа три, поскольку обескураженный орган сначала не хотел вставать, а потом не хотел кончать.

За окошком давно стемнело. Я надела на себя что нашла, а именно тот прозрачный балахон, и тихо поигрывала на рояле в углу. Старик был жутко расстроенный, однако держался с благородством. Мы с ним нашли почти полторы октавы, в которых не западали клавиши, а тоны и полутоны находились в относительном равновесии, - и даже сыграли вальс Шопена. Правда, пришлось перетранспонировать пьесу в другую тональность, но и то было дело, пока господин о мучался в кресле.

Когда желанное семяизвержение наконец удалось, я вернулась к креслу, посмотрела на то, что осталось от господина о, и с сочувствием сказала, что ему пора менять методологию.

– Нет, ты только скажи: куда ты их всех подевала?
– измученно выговорил о.

– Знаете, милейший, по-моему, вы очень удачно загримировались под мужчину. На самом деле вы - женщина, я полагаю. Причем глупая.

– Я не женщина!
– взвизгнул о.
– Я настоящий мужчина! И я вас всех, блядей, насквозь вижу!
– Он попытался вскочить, но это было преждевременно. Не вышло.

– Тогда я чего-то не понимаю. С чего вы взяли, что женщина хранит мужчин т а м?
– Клянусь, я искренне спросила.

Он опять взвился, закричал, облысел еще больше и схватился за сердце.

– А где же еще?!! Больше негде!!! Больше у вас всех ничего нету! Нету! Нету!!!
– на губах показалась пена.

– Всякому свойственны заблуждения, - примирительно сказала я.

– Это не заблуждение!
– захрипел о.
– Я на это жизнь положил! Я всегда это умел! О, мой грим...
– зарыдал он, сполз на пол и свернулся на паркете клубочком.

...Через три дня на большой сцене нашего театра состоялась гражданская панихида по случаю скоропостижной кончины превосходного театрального художника, великого мастера грима и костюма, тонкого знатока человеческой души и женских повадок, несравненного мыслителя и изобретателя передовой технологии в области телепсихосценографомимоневтики господина о. На лучшем кладбище города он был захоронен с большими почестями, а на поминках мы пили разные крепкие напитки, смешивая их с молоком, струившимся из необъятных грудей шестого героя, которого не успел разгримировать покойный.

Спектакль-импровизацию сняли с репертуара, все пошли в отпуск, а потом решили инсценировать "Робинзона Крузо". Не знаю - чем именно это произведение возбудило нашего режиссёра. Но он ведь шебутной, сами уже знаете.

Да, забыла сказать про других. Тот, у которого выросли белые крылья и рога с копытами, очень скоро пооблез и потерял свою черно-белую нелепость. Его отправили на курорт, и он вернулся окончательно выздоровевшим, загорелым.

Костюмы остальных сами рассыпались в течение двух-трех недель. Только вот шестой регулярно, как заведенный, всё рожает и рожает малюток, а мы ведрами пьем его парное молоко.

– Неплохо. Вы уже исправляетесь, - одобрительно сказал Ли ночной попутчик.
– Даже меня

проняло.

– Я рада. Что будем делать дальше?
– спросила Ли, улыбаясь.

– Продолжим алфавит, поскольку у меня тут совсем мало осталось, надо уравновесить.

– Да и у меня немного. Впрочем - ладно. Вперед. Я чувствую, что развязка приведет нас к неким приятным неожиданностям. Я продолжу...

– Минуточку, к нам стучатся!
– ночной попутчик обернулся к двери, она распахнулась и влетел запыхавшийся Габриэль.

– Мне показалось, что меня звали, - сообщил он, присаживаясь.

– Нет, - сказал ночной попутчик, - она, кажется, сама справляется.

– Но ей уже приготовили хорошее место!
– возмутился Габриэль и гневно посмотрел на ночного попутчика.

– Пошел вон, щенок!
– сказал мистер Фер и выстрелил Габриэля из троллейбуса. Ангел улетел, шумно хлюпая крыльями.

– Он не вернется?
– спросила Ли.

– Это зависит от вас. Вернемся лучше к нашей теме...

***

Алфавит: П

Просто добрый человек. Годится?

Поехали.

Представьте себе раннюю московскую весну последней четверти двадцатого века: настроение есть, а весны нет. Не может никак прийти. Климатические метаморфозы. Автобус. Женщина сидит на переднем сиденье слева и внимательно смотрит в окно. Обычная утренняя поездка на любимую работу. За спиной, всё удаляясь, хорошая квартира с первым мужем (см. стр. 123), Д, налаженный быт. Впереди рабочий день в присутствии влюбленного начальника. Ей двадцать три года, скоро будет двадцать четыре, это ее год, всё должно получаться - и получается. Рядом сел человек.

Пять минут он молчит, глядя только вперед. Потом улыбается и говорит:

– Доброе утро!

– Здравствуйте, - отвечает она и тоже улыбается, глядя только вперед.
– У вас принято знакомиться в автобусах?

– Нет, не принято. Я увидел выражение вашего лица и захотел заговорить с вами. Просто так. Но для этого сначала надо сделать вид, что собираешься познакомиться в транспорте. Вы явно не любите этого, но встретились мне именно в автобусе, и что же делать?..

– Да уж. Ничего не поделаешь. Так вот: доброе утро, меня зовут Ли.

– Отлично, а меня П.

– Редкое имя. Первый раз такое слышу.

– Ничего страшного. Вы едете до метро?
– спрашивает П.

– Да.

– А потом?
– он наконец повернул к женщине голову. Хорошая голова, красивая; хоть и усатая, но без вульгарности. Смуглая кожа, голубые глаза, решительные черные брови. Короткая стрижка. Брюнет с легкой проседью. Очень симпатичный мужчина.

– Потом на работу. Близ Садового Кольца я проведу весь день до самого позднего вечера.

– А потом?
– спрашивает П.

– А потом сяду в метро, потом в этот же автобус и вернусь домой, где на кухне, на диване, удобно лежит мой муж.

– Простите, инвалид?

– Нет, безработный.

– Вы содержите семью?

– Немного. Его родители вносят деньги на пропитание сына.

– Вам трудно живется?

– Сейчас не трудно. Раньше бывало всякое, трудное детство, небеспроблемная юность, еще кое-что, всего по чуть-чуть, знаете, понабралось... Но сейчас все нормально. Жить можно. Живу.

– Кто ваш муж?