Золотая Ослица

– У меня проблема, - проскулила женщина.

– Я иду на остановку встречать вас, - отчетливо сказал П.

И они встретились. Он отвел ее в свой дом, посадил на диван, дал в дрожащую руку маленькую рюмку с настоящим коньяком, принес расческу, раскладушку, одноместный спальный мешок, перину и гитару.

– Вы всё завтра мне расскажете, если захотите, а сейчас ложитесь в этот мешок, я вам песню спою.

И спел тихую песню под гитару. Женщина, застегнутая в пуховый спальник, на толстой удобной перине, с крошкой коньяка в крови и тихой песней в душе - уснула через минуту крепчайшим из своих лучших снов. П спал на диване. Всё было тихо-тихо.

...
– Ах, какая идиллия. Ах, как стоит жить, когда такие люди в стране родимой есть!
– издевался над Ли ночной попутчик.

– Конечно, - кивнула она, не обращая внимания на его интонацию.

– И ему не пришлось потом вздрагивать по ночам, вспоминая вас!..

– Не знаю.

– Ах, вы и от него смотались!

– Что-то я от вас устала...

– Это от неблагодарности. Я вас, можно сказать, почти вылечил, а теперь вы отталкиваете честную руку хирурга.

– Нет, в самом деле, не расстаться ли нам с вами

на полдороге?

– Дорогая Ли, нет ничего невозможного. Кроме невозможного.

– А если я уже все равно выбрала путь?
– храбро предположила Ли.

– Я еще поверить в это должен, а со мной такое редко случается. Очень редко.

– Мистер Фер. Я свободный человек. Учтите.

Салон троллейбуса наполнился зловонным зеленоватым дымом. Похолодало. Ли вздрогнула, но вовремя вспомнила, что она все-таки ничего не брала из его рук, ничем не обязана, а разговорчики не имеют необратимой силы.

– А если я дочитаю нашу бордовую книжечку, скажем, не вам, а вашей дочери?
– ехидно осведомился ночной попутчик, усердно задымляя троллейбус всё более густыми выбросами.

– А наплевать. У нее свой путь, и не пытайтесь воззвать к моему материнскому сердцу. Не на ту

напали.

– А если я выкуплю вас? Хотите, я навсегда прекращу ваши круги, хотите, вы никогда больше не вернетесь? Ведь вы так устали! С вас достаточно.

– Милосердный вы мой!
– рассмеялась Ли в глаза Люциферу.

– Нет, в самом деле! У вас никаких перспектив. С вами всё ясно. Вы ж сами видите: пройдя все свои дороги по сотне раз каждую, вы все равно возвращаетесь

и не можете вырваться. Всё. Хватит. Не ерзайте.
– Он уже почти приказывал Ли.

Она весело посмотрела на ночного попутчика, вспомнив народную мудрость про "не зови черта - так он и не придет".

– Тогда чем же я вас накликала на самом-то деле?

– Я всегда навещаю таких упорных, заклиненных

на чем-нибудь. Они самые утомленные, их легко переманить. Они как двоечники, решающие одну и ту же задачу тысячу лет, и всё никак.

– А если я решила уже свою задачу?
– Ли старалась не обращать внимания на усиливающийся смрад.

– Я знал бы, - самоуверенно сказал ночной

попутчик.

– Откуда же? Это ведь в душе происходит.

Сначала-то...

– А вы отдайте ее мне, и я проверю - произошло ли там то, что вы говорите.

– А вы опоздали.

– А вдруг нет?

– Да точно же, голубчик. Вы сами посмотрите в свою книжку-то! Там написано. А вы собственным глазам не верите...

– Мало ли что в книжках пишут!
– обронил обиженно Люцифер.

– Всё, - сказала Ли, - я решила. Вы уходите,

а я сама теперь разберусь.

– Ага, сейчас. Вы еще можете попробовать перекреститься, чтоб я внезапно сгинул. Начитались агитпропа, сударыня.

– А что - не помогает?

– Попробуйте.

Ли перекрестилась, но исчезли только дым и смрад. Сам ночной попутчик целехонек сидел на диванчике

и ехидно смотрел в глаза Ли.

– Понятно, - сказала Ли.
– Просто дьявольское упрямство...

– Я продолжу? Или вы?

– Я. А вы молчите. Врун. Я отказываюсь от вас.

В салоне троллейбуса запели птички.

Ночной попутчик сидел и смотрел в глаза Ли. Не отводя взгляда, она сказала:

– Рассказ про Р.

***

Алфавит: Р

– Рыбки уснули в саду-у-у-у! Птички затихли в пруду-у-у-у!
– умильно вытягивал пьяный под сосной. Вечерний лес посвежел, насторожился, приготовился к ночи, и последний посетитель, напрягая свои вокальные и вестибулярные, пытался проникнуться дыханием сумерек и посоответствовать настроению окружающей природы.

Ворота парка уже закрыли, сторожа проверили каждый куст и успокоенно пошли откупоривать заготовленные емкости с истиной.

Бродяга выполз из-под корней векового дуба, стряхнул маскировочный мох, листья, травинки - и пошел к сосне, послушать про рыбок.

Пьяный вокалист обернулся на шаги:

– Ты кто?
– немного трезвея, спросил он.

– Я из-под дуба, - ответил бродяга пьянице.

– А... Ну садись. Я её люблю больше, - пьяница показал на вековую сосну, под которой только что пел себе колыбельную.

– Красивая, - кивнул бродяга.

– В ней все прекрасно. И лицо, и одежда, и мысли, и хвоя, и маленькое дупло....
– и он внезапно разрыдался.

Бродяга посмотрел на дрожащие плечи пьяницы и легко позавидовал его романтизму.

– Плачешь!
– с грустной завистью в голосе сказал бродяга.

– А ты не хочешь?
– участливо спросил сквозь слезы пьяница.

– Нет, спасибо. У меня от слез щеки щиплет, а до воды тут далеко. Да и темно уже.

– Тебя послушать, так плакать стоит лишь по утрам в мраморной ванной на даче, - трезво вывел пьяница.

– Там я плакал ежедневно...

– Плакал бы?
– уточнил пьяница.

– Плакал. Без "бы".

– Ага, мне тут один уже рассказывал, как он руководил крупным банком, потом пришли плохие дяденьки, сделали ему кизи-кизи, отчего ему теперь надо пожить в моем лесу... Нашел тут проходной двор! Я сдал его сторожу. Нью рашн ё...й!

– Не сердись. А как ты сдал его сторожу, если сам прячешься?

– Ветку пригнул, - объяснил пьяница, - ниткой привязал и отошел за кусты. Сторож идет, банкир сидит на дереве и думает, что всё обойдется. Я перегрыз нитку, ветка ударила сторожа по щеке, он стал оглядываться и увидел банкира на дереве. Ну и всё...